Чернокнижник из детдома (СИ). Страница 15

— Дайте пожалуйста «Коммунар», — выложил я на блюдце две монетки по десять рублей, с некоторым трудом выговорив непривычное и непонятное мне слово.

Засунув в пространственный карман купленную газету, которая оказалась довольно пухлым и многостраничным изданием, я побежал дальше. В планах у меня сегодня дальнейшая разведка трассы вдоль железной дороги, и может быть, поиск более концентрированного магического фона, чем уже опробованный мной.

ВЛ-220 КВ. Эта загадочная аббревиатура табличками сопровождала сеть стальных опор, уходящих за горизонт.

Поразился этому миру в очередной раз. В моём сталь стоила дорого, а тут… Мало мне шока от существования железной дороги, так вот ещё добавка.

Как бы то ни было, а сдуру едва не сунувшись под самые провода, потрескивающие от переполняющей их энергии, я тут же выскочил обратно. По ощущениям — меня словно ядрёным кипятком чуть было не ошпарило — чудом увернулся. Судя по всему, не моё. Рано мне туда соваться.

Пу-пу-пу, нужно будет разобраться, что это за загадочные аббревиатуры из цифр и букв, а то так и выгореть недолго.

Ладно, не буду жадничать. Час — полтора пробежки или просто пребывания под теми проводами, что идут над железной дорогой и рядом с ней — и мой резерв Силы полон, даже если я буду при этом тратить энергию, а я буду. Те же каналы начну прокачивать по ускоренной методике.

Если её описывать, то вроде, как нет ничего сложного. Всего-то пробку в канале создать, этакую малепусенькую перемычку, а потом подать в этот энергоканал поток Силы и подержать пару минут. И так раз десять подряд, для начала раскачки достаточно. Канал расширится и станет чуть эластичней. В следующий раз перемычка сдвинется чуть дальше, и новый участок канала попадёт под прокачку. В среднем потребуется по пять — шесть пробочек на канал. М-м-м… на каждый канал, если быть точным. Работа адово бесячая. Требует аккуратности, скрупулёзности и нечеловеческого терпения.

Ну, и ряд неприятных побочных явлений будет, куда же без них. Часа два — три после таких тренировок внутри всё чешется. Впечатление такое, будто сороконожки по венам ползают, продираясь и скребя всеми лапками. На руках и ногах оно ещё терпимо, а вот когда дойдёт до тех каналов, что вдоль позвоночника идут и к самому затылку уходят, вот тут выть захочется. Или покусать кого-нибудь. Но это потом. В крайнем случае палку погрызу. Начну-то всё равно с основных каналов на руках.

Вернувшись в приют, я заперся в туалете — единственном месте, где можно было уединиться на несколько минут — и достал газету. «Коммунар» оказался сокровищницей информации, но не той, которую я ожидал. Частные объявления нашлись лишь на последних страницах.

Вместо внятных объявлений о потерянных кольцах и портмоне я наткнулся на разрозненные заметки вроде «Пропала корова Зорька» или «Найдён щенок, похожий на помесь таксы с дворнягой». Ювелирных изделий и часов в столбце «Потери и находки» не значилось. Видимо, такие вещи либо не сдавали, либо их искали другими способами. А может, нужно смотреть другие выпуски этой газеты, более ранние.

В разделе «Криминал» обнаружилось кое-что интересное. Небольшая заметка сообщала о «ряде краж с дачных участков в районе садоводства „Восход“. Пропали инструменты, бензогенератор и несколько банок консервов». Упоминался и «инцидент на трассе», где «неизвестные расстреляли из охотничьего оружия легковой автомобиль». Мир вокруг начинал обретать новые контуры, и не все они были приятными.

На следующее утро, едва дождавшись, когда парни уйдут в школу, я отправился к кабинету физики. Василий оказался прав: учительница, Марья Ивановна, оказалась сухощавой женщиной в строгом платье и с добрыми, но уставшими глазами, но доброй. Она с интересом выслушала мою (слегка приукрашенную) историю о том, что я увлекаюсь радиоэлектроникой и хотел бы посмотреть на старую аппаратуру, и в частности, на осциллограф

— Осциллограф? — она задумчиво постучала пальцем по столу. — Да, в кладовке пылится «С1–70». Лет десять как сломался. Ремонтировать его никто не стал, денег на новый нет, да и не нужен он уже. Отжил своё. Так что, его списали. Если хочешь поковыряться — пожалуйста. Только смотри, не разбери совсем на запчасти. Мало ли, пригодится для наглядности.

Угу, за десять лет ни разу не пригодился, а тут вдруг потребуется…

Кладовка оказалась раем для паяльщика. Помимо заветного осциллографа, там валялись ящики с радиодеталями, старые учебные платы, паяльник и даже банка с канифолью и мотком оловянной проволоки. Сердце у меня ёкнуло. Здесь я мог не только «починить» прибор, но и собрать кое-что для себя. Например, простейший резонатор, который помогал бы фокусировать магическую энергию. В этом мире, лишённом привычных мне инструментов, даже такая примитивная электроника могла стать ключом к ускоренному прогрессу.

Я провёл в кладовке всё утро, сортируя и складируя детали и разбирая справочники. Лишь потом осмотрел осциллограф. Он и правда был мёртв. Но для меня это не было проблемой. Я положил на него руки и задействовал заклинание «Понятие сущности». В то, что оно сработает, верилось слабо, но сработало. Пусть и несколько непривычно. В какой-то момент я сравнил себя с врачом, проводящим диагностику пациента магическим методом. Целители, которым судьба предоставила талант диагностирования, зачастую видят цветное изображение, где жёлтым цветом обозначены органы, находящиеся в угнетённом состоянии, а красным — те, что вот-вот откажут, а то и вовсе, отказали.

Вот и внутри корпуса мне удалось различить два красных и два жёлтых пятна. Сняв внешний металлический кожух корпуса, я ещё раз провёл диагностику.

Угу, вот те два вспухших алюминиевых стакана выглядят, как красные, а на двух зелёных деталях почти дочерна выгорела краска. Их тоже надо бы заменить. Не зря мне их работоспособность показана, как ущербная.

Пока я возился с паяльником, дверь в кладовку скрипнула. На пороге стояла Тамара.

— Тебя тут ищут, — тихо сказала она, озираясь по сторонам.

— Кто? — насторожился я, откладывая паяльник.

— Какая-то тётя из опеки. Спрашивает про тебя. Сказала, нужно поговорить о твоём… устройстве.

Внутри у меня всё похолодело. Опека. Значит, вопрос о моём будущем начал решаться. И неизвестно, в какую сторону. Либо меня оставят здесь до совершеннолетия, либо попытаются пристроить в семью, либо… Впрочем, гадать было бесполезно. Нужно было идти и выяснять всё на месте.

Отложив снятые платы, я вытер руки об тряпку, оставив на ней загадочные узоры из припоя и канифоли, и направился к кабинету директора, на ходу пытаясь составить хоть какой-то план. Моё положение было шатким. Чужой в этом мире, без документов, без прошлого. Сейчас всё могло рухнуть. Но я не собирался сдаваться. В конце концов, я чернокнижник, пусть и временно ограниченный в силах и возможностях. Но уж напакостить я всегда сумею. Например, заставлю все ручки на столе постоянно выскальзывать и падать, закатываясь под шкаф. Или с пуговицами что-то придумаю. К примеру, на лифчике… Мелочь, а психологически выматывает.

В кабинете директора, помимо самой Эльвиры Захаровны, сидела улыбчивая женщина с добрыми глазами и папкой, от которой так и веяло официальщиной. Это и была «тётя из опеки». Какая-то новая. Не та, что меня в спецприёмник сдавала.

— А вот и наш новенький! — голос Эльвиры Захаровны прозвучал неестественно бодро. — Садись, Саша, не стесняйся. Это Мария Сергеевна, специалист из органов опеки. Она хочет с тобой познакомиться.

«Познакомиться»? Ну да, ну да. Сейчас начнётся «а как ты себя чувствуешь?» и «не хочешь ли ты в дружную семью?».

— Здравствуйте, — буркнул я, принимая максимально безобидный вид.

— Здравствуй, Александр, — улыбнулась Мария Сергеевна. — Я хотела бы поговорить с тобой о твоём будущем. Ты ведь понимаешь, что не можешь вечно жить в приюте?