Сыщик из Мурома. Дело об Идолище (СИ). Страница 5

– Ну все, Добромил, узнал я, что случилось. Не знаю только, стрельцов ли звать или втроем все решим.

– А что не так, Илюша? – насторожился староста.

– А то, что ты нас с Василисой знатно за нос поводил! С Идолищем своим!

Помрачнел Добромил, сел на скамью. Но ничего говорить не стал. Зато заговорил Муромец:

– Все началось с бересты. Ты, Василиса, сказала, что Добромил вытащил ее из-за пазухи у жреца. Так она должна была быть вся в крови, его же на куски резали. Вы бы ничего прочитать не смогли. Значит, бересту подложили позже. Сначала я думал, что это сделал убийца. Но для чего? Чтобы бросить на себя подозрения? Это глупо. Нет, Добромил, это сделал ты. Специально.

– Если помнишь, я хоть и староста, но читать не умею, – резко сказал Добромил. Впрочем, со скамьи он не вставал.

– Прекрасно помню, – спокойно сообщил Муромец. – Но это не так важно, если знаешь, что в записке, правда?

– Ты думаешь, это я убил Златослава? – нахмурился староста.

Муромец молча покачал головой. Василиса ждала продолжения, чего-то вроде «нет, я не думаю, что ты убил Златослава, я это знаю», но вместо этого Илья принялся рассказывать про другое.

Про то, что Златослав был жрецом много, много лет. Он пользовался уважением во всех окрестных деревнях, им восхищались, но в последние годы времена изменились, и он стал доставлять слишком уж много хлопот.

Своим упорством. Своей консервативностью. Своим нежеланием понять, что времена изменились.

Человеческие жертвы, деревянные идолы с губами, измазанными кровью – кому это нужно, когда шествующее по Руси христианство не требует ничего, кроме постов, заповедей и молитв? Многие жрецы это поняли и согласились пожертвовать малой толикой собственных традиций, но не Златослав. Он все так же требовал поклонения, требовал человеческих жертв и прочего, прочего, прочего.

Не получая привычного, считая, что люди вокруг ни с того ни с сего отказывают ему в положенном, он снюхался с половцами.

– Я думаю, дело было так: Златослав попросил отдать ему ведьму – тебя, Василиса! – но ему отказали, и он стал искать другие способы получить желаемое.

– Но почему я ему понадобилась? – не выдержала девица.

– Боюсь, дело не в тебе, Василисушка, а в твоей чародейской силе. Златослав сговорился с половцами, пропустил их в обход заставы, навел на твоих близких – но не рассчитал, что ты потеряешь силы от горя. Что ему оставалось? Только ждать. Ты говорила, что летом к тебе начала возвращаться сила? Летом же Златослав и возобновил отношения с половцами. Только не всем это понравилось, правда, Добромил? Думаю, ты догадался, что Златослав причастен к тому набегу трехлетней давности. И не желал повторения. Или нет, думаю, там было другое. Какое-то общее дело, которое ты хотел сорвать. Жрец обсуждал это с тобой, не мог не обсуждать. Но тебе это не понравилось.

– Допустим, – скупо сказал староста. – Но что с того? Я не убивал жреца. И ты сам это подтвердил.

– Не убивал, – легко согласился Илья. – По крайней мере, своими руками. Ты узнал, что к Златославу приехал половец, узнал это от вдовы, к которой он устроился на постой. Кому бы она еще стала докладывать, если не старосте? Ты навестил сначала его, потом Добромила, и, думаю, наговорил им всякого, чтобы столкнуть лбами. Сыграл на противоречиях, это же не так сложно.

Василиса взглянула на Муромца, чтобы спросить, почему он так уверенно об этом говорит, но Илья уже сам рассказывал: он понял это по поведению Златослава. Тот послал за старостой явно не просто так. Хотел, видимо, что-то рассказать.

– Ты же сама заметила, каким спокойным был Добромил, когда вы нашли тело, правда? – взглянул на Василису Илья, и тут же перевел глаза на старосту. – Уж я-то прекрасно знаю твой буйный нрав! А здесь… здесь ты даже не удивился, когда нашел тело. Вернее, удивился, но не самому убийству, а тому, что труп расчленили и раскидали по капищу. Но даже тогда ты не упустил своего: достал заранее заготовленную бересту и сунул ее под нос Василисе, изобразив, что снял с тела. Уверен, что именно эту бересту ты показал половцу, убеждая его, что Златослав – враг. А потом, разумеется, поспешил сюда. Хотел устроить шумиху, но боялся, что стрельцы замнут дело? А так вышло ладно: мы несколько дней искали это Идолище Поганое и всех на уши подняли. Уверен, твоими стараниями про это не только в деревне и в городе, но и в самом стольном Киеве-граде знают! Что ж, воля твоя. Только меня ты зря в это впутал, и Василису тоже. Не по совести это.

Ведьма ждала продолжения, но Илья молчал – только смотрел в глаза старосте.

– Может, и зря, – спокойно сказал Добромил, вставая со скамьи. – А может, и нет. Ты слишком простодушен для сыщика, Илья. Но ничего, пообтешешься.

Староста выпрямился, погладил бороду, стряхнул со стола невидимую крошку и… отвернувшись, пошел к двери.

– И все? – не выдержала Василиса. – Ты не убьешь нас?

Добромил обернулся:

– Нет, конечно, – на губах старосты впервые за беседу появилась усмешка. – Для чего? Я расскажу всей деревне и доложу в город, что вы с Ильей раскрыли дело об Идолище, нашли убийцу, коварного половца, только поймать не успели – злодей в степь удрал. А если отрицать станете, скажу, что вы скромничаете.

– Катись к черту! – грохнул кулаком по столу Муромец. – И ко всем своим идолам!

И Василиса от этого чуть сама за ворота не выскочила.

9. Дело закончилось

– Зря, наверно, я его выгнал, – задумчиво сказал Муромец, когда старосты след простыл. – Надо было сначала про Идолище спросить. Я примерно понял, что это за придумка, но хорошо бы уточнить.

– И что это? – Василиса снова села на лавку.

– Думаю, это собирательный образ злых сил из Степи, – спокойно сказал Илья. – Слово-то, слово! «Идолище» почти как «идол», но как звучит! Три года назад степники на нас в набеги ходили, а сейчас у них новый хан, они торговать собрались. Мосты налаживать! Но не всем это понравилось, конечно. Думаю, отвадить так их решили. Поэтому тебя-то Добромил и втянул, у тебя же с ними личные счеты.

– Нет у меня никаких счетов! – зло сказала Василиса, но потом смягчилась. – Провели нас как дураков! Что делать-то будем?

– Здесь, Василисушка, мы уже ничего не сделаем. Жить дальше будем. Отцу-то я все расскажу, как приедет, ничего не утаю. Может, и доложит куда следует, может, и выйдет чего. Постой, или ты про себя?

Илья быстро взглянул на нее, и она вдруг вспомнила Петрушу с его предложениями. Но Муромец ничего не сказал, только спросил:

– А что ты сама-то хочешь? Реши, и мы с папенькой и маменькой подсобим. Хочешь, здесь останешься, хочешь, в город уедешь, хочешь, жрицей, или в обучение. Подумай.

– Я хочу… – выбирать Василисе было странно, всегда за нее все решали. – Я подумаю, хорошо?

– Добро.

Девица торопливо распрощалась с Муромцем. Теперь, когда их не связывало общее дело, находиться у него в горнице казалось ей неуместным. К тому же у нее было столько хлопот по хозяйству! И Петрушу, опять же, надо было дождаться. Когда он там приедет со своей живой и мертвой водой?

Полтора дня Василиса ждала. За это время она ни раз думала про Идолище, про мертвого жреца и про Илью Муромца.

Слишком много во всем этом было странного, недосказанного! Для чего она сама, Василиса, понадобилась жрецу? Чего в ней было такого ценного, что он ради нее решился набег степняков на родную землю пустить? Сила? Так ведь что ведьмы от горя могут силу колдовскую на пару лет потерять, жрецу точно было известно. Значит, он был готов ждать?

С убийством тоже не все было гладко. Убил, допустим, Златослава тот половец, а расчленил его кто? А перед идолами тело разбросали зачем? Половцу это без надобности, а Добромил бы не успел, он же в это время еще в деревне был.

Странно все это, странно.

Хотела Василиса сходить с этими вопросами к Илье, но что-то каждый раз ее останавливало. Вернее, не «что-то», а то, что он был для нее еще одной, третьей проблемой. Негоже молодой девке, хоть она и ведьма, к доброму молодцу бегать, если она ему не невеста! Стыдно!