Не отдавай меня ему (СИ). Страница 8

— Это правильно. Надо беречь себя и ребёнка. Твои вещи привезли?

— Да, — прикусываю губу. — И ещё мама позвонила моему отцу и мачехе. Они перезвонили мне. Завтра утром выезжают сюда.

Джафар-бей мгновенно и недовольно напрягается. Мне стыдно, что я втянула его во всё это.

— Они хотят поговорить со мной, но я знаю, что начнут убеждать вернуться.

— Во сколько они приедут? — деловито спрашивает хозяин дома.

— В два где-то.

Коротко кивает, снова отпивает из кружки. Закрыв глаза, говорит спокойно:

— Я их встречу. Разговор будет нелёгким.

Джафар-бей вновь меня спасает. Вновь берёт на себя удар и ответственность. Знаю, что папа будет недоволен — его накрутила не только моя свекровь, но и мачеха.

— Пусть Аллах вознаградит вас, Джафар-бей.

Он кивает, и на кухне вновь наступает напряжённая тишина. Я чувствую его через стол — каждый его вздох, каждое движение. Не могу понять, что происходит со мной и почему меня так волнует и одновременно пугает его присутствие. Его брата я боялась — наверное, срабатывал инстинкт самосохранения. Но никогда моё сердце так не стучало рядом с ним. А с Джафар-беем — стучит.

И началось это всё вчера, когда он увидел меня в сорочке.

Рискнув, поднимаю на него глаза и вижу, что он, не отрываясь, смотрит на меня. В его взгляде нет привычной суровости — лишь усталость, глубокая задумчивость и что-то ещё… что-то тёплое, опасное, от чего по телу разливается странная мягкая волна, будто то самое молоко с мёдом пролили внутрь.

— Латифа, — тихо произносит он, и моё имя в его устах звучит по-новому — красиво, почти ласково.

Вдруг он медленно тянет руку через стол. Не касаясь меня, просто кладёт свою крупную, сильную ладонь рядом. Расстояние между его мизинцем и моим большим пальцем — не больше сантиметра. Я замираю, затаив дыхание. Кажется, я чувствую исходящее от его кожи тепло.

Я медленно встаю, отодвигаю стул.

— Мне пора. Спокойной ночи, Джафар-бей.

— Спокойной ночи, Латифа.

Я почти бегу прочь, чувствуя, как его взгляд жжёт спину, а сердце бешено колотится, порождая во мне всё новые страхи и запреты.

Глава 11

В клинику меня везёт водитель Аиши. Он молчалив и суров, я тоже сижу тихо и смотрю в окно на серое небо. Однозначно будет дождь. Я хорошо подготовилась к визиту. Аиша одолжила мне тональный крем, и я замазала им синяк на щеке, чтобы на меня не глазели и не задавали лишних вопросов.

Мужчина подвозит меня прямо к ступеням частной клиники, выходит и подаёт руку. Удивительно. Неужели Джафар-бей ему велел так сделать? Он и так перевёл мне деньги на приём, и мне ужасно перед ним неудобно. Потом я подумаю, как ему их вернуть. Может, устроиться в школу учителем ИЗО? Только кто меня возьмёт, если я совсем чуть-чуть до замужества работала?

Приём у гинеколога проходит быстро. Врач — женщина с усталыми, но добрыми глазами, выслушав меня, осматривает в кресле и выписывает направления на анализ ХГЧ и УЗИ.

— Сначала в лабораторию, на третьем этаже, потом, с результатом, на УЗИ в 412 кабинет, — говорит она, передавая мне бумаги.

Я выбираю экспресс-анализ — его берут, кажется, очень быстро. Укол почти не чувствуется. Медсестра говорит, что результат будет через час. Эти шестьдесят минут тянутся мучительно медленно. Я сижу в коридоре у кабинета УЗИ, листаю один и тот же журнал и не вижу букв. В голове крутится одна мысль: «Что мне делать дальше?»

Наконец называют моё имя. Вхожу в полутёмный кабинет, ложусь на кушетку. Дрожащими пальцами приподнимаю блузку и расстёгиваю брюки.

— Дату последних месячных помните? — спрашивает врач-узист, подкатывая ко мне аппарат.

Я смущённо качаю головой. У меня совершенно вылетели из головы все даты, и вообще сейчас я дезориентирована, как слепой котёнок.

— Не помню. Извините, — тихо и виновато признаюсь я.

Врач кивает, не настаивая. Прохладный гель заставляет вздрогнуть. Датчик касается кожи, и на экране появляется чёрно-белое изображение, в котором я ничего не понимаю. Затаив дыхание, впиваюсь взглядом в монитор, пытаясь разглядеть в этих пятнах и тенях хоть что-то.

Миловидная девушка в белом халате несколько раз проводит датчиком, замирает, потом снова двигает его и диктует ассистентке какие-то цифры.

— Да, беременность есть, — наконец говорит она деловым тоном. — Пять-шесть недель. Поздравляю. Вот, смотрите, — она показывает ручкой на маленькое тёмное пятнышко на экране. — Ваша будущая лялька.

Я смотрю на это пятнышко, и странное чувство тепла разливается за рёбрами. Мой ребёнок. Моё маленькое, хрупкое спасение и моё же самое большое препятствие к свободе. Мысль о Зауре, который теперь получит надо мной ещё большую власть, пронзает меня, как ледяной клинок.

Нет. Я не позволю этому случиться.

«Я не скажу ему, — твёрдо решаю я, не отрывая взгляда от экрана. — Пусть меня назовут грешницей, пусть проклянут. Но я должна уйти от него. Для себя. И для тебя, малыш».

Врач вытирает мой живот салфеткой и протягивает распечатку с тем самым изображением. Я беру её, как самую ценную реликвию, и с ним же возвращаюсь к гинекологу. Она проверяет по базе готовность анализа и утвердительно кивает, когда находит его. Говорит, что мне повезло — так быстро обычно не управляются.

— Всё подтверждается. Поздравляю вас. Показатели в норме. Теперь главное — спокойствие и забота о себе. Встать на учёт нужно до двенадцати недель, не позже.

Я киваю, автоматически принимая брошюры о питании и витаминах. Выходя из кабинета, сую руку в карман лёгкого кардигана и сжимаю листок с УЗИ. Внутри меня бьётся новая жизнь. И я буду бороться за неё. До конца.

На обратном пути мы попадаем в пробку из-за крупной аварии. Водитель пытается объехать её, но я вижу две искорёженные машины и раненых людей, которых грузят на носилки фельдшеры скорой.

«Плохой знак» , — отчего-то проносится в голове, но я отгоняю эту мысль.

Я стараюсь стряхнуть с плеч напряжение прошедшего утра, но внутри всё ещё дрожит — от волнения, от страха, от странной радости, которую я боюсь признать.

Приезжаю к полудню и тихо вхожу в дом деверя. Из кухни с подносом выходит Джала, и, увидев меня, вздыхает. Её лицо неспокойно, глаза полны тревоги. Она берёт моё пальто и шепчет, наклоняясь так близко, что её дыхание касается моего уха:

— Они здесь. Твой отец и мачеха. Приехали раньше. Я уже позвонила Джафару, он выезжает.

Моё сердце проваливается куда-то в бездну. Я киваю, сглатывая комок в горле. Так скоро. У меня нет ни минуты, чтобы подготовиться, собраться с мыслями.

Делаю глубокий вдох и вхожу в гостиную.

Отец сидит в большом кресле. Он напряжён и выглядит усталым. Увидев меня, поднимается, и в его глазах я читаю смесь облегчения и беспокойства.

— Здравствуй, папа, — подхожу, обнимаю его, чувствуя знакомый запах табака и его одеколона. Целую в щёку.

— Здравствуй, дочка, — он гладит меня по плечу, но в его прикосновении нет прежней ласки.

Затем я поворачиваюсь к мачехе. Она сидит на диване — прямая и неумолимая, как всегда. Её руки сложены на коленях, на лице — маска холодного неодобрения. Я подхожу и склоняюсь, чтобы обнять её.

— Здравствуй, мама, — говорю я, целуя её в щёку.

Её тело остаётся жёстким, она едва отвечает на приветствие. Когда я пытаюсь отойти, её рука хватает меня за запястье — не сильно, но достаточно, чтобы остановить. Её узкие и колкие глаза впиваются в меня.

— Латифа, — каждый звук её голоса отточен, как лезвие. — От тебя мы такого не ожидали. Какой пример ты подаёшь моим дочерям?

Я замираю, не в силах пошевелиться.

— Как ты могла так нас опозорить? Уйти от мужа? — она произносит это слово «мужа» с таким почтением, будто Заур — святой. — Почему я должна краснеть за тебя перед твоей свекровью? Весь район, наверное, уже судачит. Ты думала о своём отце? О нашей семье? О младших сёстрах?