Не отдавай меня ему (СИ). Страница 10

— Джафар-бей, — она делает шаг ко мне, и в её голосе слышится отчаянная искренность. — Я понимаю, на какие риски вы идёте. Мне так стыдно, что из-за меня у вас испортились отношения со всеми.

— Не из-за тебя, — прерываю я её, и голос звучит резче, чем планировал.

Она опускает взгляд, потом снова поднимает на меня, и в её глазах — мольба.

— Пожалуйста, не говорите Зауру о ребёнке. Он бы всё равно его не хотел. Только ещё больше станет меня ненавидеть. А я хочу этого ребёнка, несмотря ни на что.

Смотрю на неё — такую молодую, несущую на своих хрупких плечах неподъёмную тяжесть. И даю единственно возможный ответ.

— Хорошо. Я не скажу. Обещаю.

Она кивает — и словно немного расслабляется. Порыв ветра едва не срывает с её волос платок, она удерживает его ладонью. Тёмная прядь падает на лицо.

Моя рука сама тянется к ней. Я осторожно, кончиками пальцев, отвожу шёлковистый локон. Кожа виска обжигающе горячая. Под пальцами — невероятная мягкость. И — похороненная нежность внутри, к этой девочке, которая вдруг стала центром бури в моей размеренной жизни.

Она замирает, широко раскрыв глаза, и щёки её заливает яркий румянец. Я быстро убираю руку, чувствуя, как по ней разливается странное жжение.

— Иди в дом, — говорю, отводя взгляд. Голос снова деловой, отстранённый. — Отдохни.

— А вы не зайдёте? Не пообедаете? — тихо спрашивает она.

— Нет. У меня дела на работе.

Я резко разворачиваюсь и иду к машине, ощущая её взгляд у себя за спиной. Сажусь за руль, завожу двигатель. Пальцы, которыми я только что коснулся её кожи, сами собой сжимаются и разжимаются. Они горят, будто обожжены. И этот огонь я увожу с собой, уезжая прочь от дома, от неё, пытаясь убежать от самого себя.

Я приезжаю в офис, загоняя в угол всё, что осталось там, за воротами. Работа — единственное, что не вызывает вопросов. Даю взбучку логистам, решаю проблему с отгрузкой труб в порт. Цифры, графики, договоры — знакомый мир, где всё подчиняется логике.

В самый разгар звонит телефон. На экране — Зарина. Родная сестра. Вздыхаю и беру трубку, ещё не зная, что сейчас прорвётся та тихая ярость, что копилась с утра.

— Да, — бросаю в трубку, не скрывая раздражения.

С другого конца — пауза, затем тонкий голос:

— Я не сильно беспокою?

— Ты по просьбе мамы звонишь? — спрашиваю напрямую, экономя время и нервы.

— Да, брат, — Зарина вздыхает. — Она плачет, жалуется. Возможно, ты как-то пересмотришь своё решение, пока люди не начали шептаться.

Люди. Эти вечные «люди». От одного упоминания о них снова сжимаются кулаки.

— Что именно скажут люди? — мой голос становится тише и опаснее.

Зарина, замявшись, выдавливает:

— Что ты забрал себе жену младшего брата. Вот как это выглядит.

Вот оно. Грязная, гнилая суть их беспокойства. Не её безопасность, не ценность человеческой жизни, не её сломанная душа. А то, как это «выглядит».

— Я пальцем её не тронул, — каждое слово звучит как выстрел. — В отличие от него.

— Джафар, это чужая семья, а ты не вершитель судеб, — в голосе сестры слышится упрёк. — Ну поплакала девочка, ну надавила на жалость. Но ты же взрослый мужчина.

— Взрослый мужчина, чья обязанность — смотреть сквозь пальцы на насилие, чтобы не нарушить идиотские условности?

— Ты не должен поддаваться манипуляциям Латифы. Женщина, построившая двух братьев друг против друга, не заслуживает доверия.

— Зарина, это бессмысленный разговор, — обрываю я её, чувствуя, как закипаю. — Я сказал: она останется в моём доме, пока не решится вопрос с разводом. Так и будет. Всё, мне некогда, сестра. До встречи.

Сбрасываю звонок, не дожидаясь ответа. Кладу телефон на стол так, что тот подпрыгивает. Откидываюсь в кресле, упираюсь локтем в подлокотник и прикрываю глаза ладонью. Сквозь настойчивый стук в висках слышу тихий стук в дверь.

— Войдите! — бросаю, не открывая глаз.

Убрав ладонь от лица, вижу на пороге Карину. На ней узкая чёрная юбка, сидящая как вторая кожа, и белая шёлковая блузка. Она знает, как произвести эффект.

Провожаю её взглядом, пока она неспешной, покачивающейся походкой подходит к столу. Без лишних слов Карина опирается бёдрами о край — совсем рядом со мной.

— Уже поздно. Все уехали, а ты ещё здесь. Выглядишь напряжённым, — голос томный, обещающий.

Она смотрит с вызовом, и тонкие пальцы уже расстёгивают пуговицы на блузке. Она предлагает забыться. Получить удовольствие. Рискнуть прямо здесь, в моём кабинете, где я этого не делаю. Когда мы только начали отношения, я чётко очертил границы: всё — за пределами офиса. Но сегодня эти границы расползаются.

Я не говорю ни слова. Просто встаю. Мой взгляд — единственный ответ, которого ей достаточно. Красные губы вытягиваются в победоносную улыбку.

Всё происходит быстро, без нежностей. Мои руки обхватывают её талию. Карина издаёт короткий вздох, когда я силой усаживаю её на край массивного стола. Бумаги срываются на пол, её глаза горят — в них азарт и готовность.

— Джафар, — шепчет она.

Сжимаю ладонями её груди, резко спускаю чашечки бюстгальтера и обхватываю твёрдый сосок губами. Карина стонет, обнимает, выгибается, ерзает на гладкой поверхности. Я задираю узкую юбку, впиваюсь пальцами в бёдра и срываю с неё стринги. Она помогает — расстёгивает мои брюки дрожащими от возбуждения руками.

Вхожу в неё одним резким, глубоким движением. Она вскрикивает, впивается ногтями в плечи. Я начинаю двигаться, задавая жёсткий, безжалостный ритм. Стол скрипит под нашим весом. Пытаюсь утонуть в её громких стонах, в откровенном желании, в чистой физиологии.

Но чем яростнее двигаюсь, чем громче стонет Карина, тем отчётливее в голове проступает другой образ. Хрупкие плечи. Прядь тёмных волос на щеке. Глаза, полные благодарности. И — воспоминание о прикосновении к её коже: нежном, мимолётном, но оставившем куда более глубокий след, чем эта грубая близость.

Я стискиваю зубы, пытаясь изгнать призрак, углубляю движения. Карина шепчет на ухо хриплые, пошлые слова, которые обычно заводили меня. Но сегодня они звучат фальшиво и пусто. Я не слышу их. Я вижу только испуганное лицо Латифы, когда она просила никому не говорить о ребёнке.

Этот контраст — между громкой, опытной женщиной подо мной, которая дрожит и кричит, получив оргазм, и тихой, напуганной девочкой в моём доме — становится невыносимым. Физическое наслаждение накатывает волной, оставляя после себя горький осадок и пустоту ещё глубже, чем была.

Я вовремя выхожу и кончаю ей на живот, тяжело дыша. Карина смотрит на меня, сияет от удовлетворения, касается пальцами вязкой белой жидкости на своей коже. Но, увидев моё выражение лица, настораживается.

— Что-то не так? — спрашивает, проведя языком по губам.

— Нет. Всё в порядке, — мой голос хриплый и отстранённый. — Мне нужно работать.

Она понимающе кивает, сползает со стола и, не спеша, приводит себя в порядок. Я отворачиваюсь к окну: серый город, а вижу лишь отражение собственного разочарования.

Когда дверь за ней закрывается, я остаюсь один в тишине. Физически опустошён. Но в голове, с навязчивой ясностью, остаётся одно: как дрожали её ресницы, когда я пообещал защитить её. И понимание, что эта защита для меня уже перестала быть просто долгом. И в этом — вся проблема.

Глава 14

Латифа

Я живу в доме Джафар-бея неделю. Субботним утром я снова по привычке встаю рано и иду на кухню помочь Джале. Мне невыносимо сидеть без дела, чувствовать себя нахлебницей. Мне нужно быть полезной, нужно ощущать, что я хоть чем-то могу отблагодарить этот дом и его хозяина за доброту и приют.

Джала рассказывает интересные истории и учит меня печь лепёшки по рецепту своей бабушки. Наш тихий смех смешивается с запахом свежего теста и кипящего молока. В восемь утра я ставлю на стол тарелки, когда на кухню входит он.

Поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Джафар-бей не улыбается и говорит ровно: