Миссия в Сараево (СИ). Страница 22

Русский читальный зал находился на Теразиях, в двухэтажном здании с выцветшей вывеской «Руска читаоница». Я пришел туда через час после встречи с Дмитриевичем, когда солнце уже припекало, и улицы наполнились белградцами, спешащими по своим делам.

Дверь скрипнула, когда я вошел. Внутри пахло старыми книгами, воском и табачным дымом.

Я прошел между стеллажами, мимо двух студентов, склонившихся над томом Достоевского. В дальнем углу, у окна, стоял Артамонов.

Он изучал корешки книг, будто выбирая что почитать. Одет был в темный костюм, жилет с золотой цепочкой часов, мягкую фетровую шляпу держал в руке. Широкие плечи, жилистое телосложение, смуглое лицо с короткой бородой, начинающей седеть. Выглядел как преуспевающий купец или чиновник средней руки.

Я остановился рядом, сделав вид, что тоже изучаю полки.

Артамонов достал книгу, раскрыл, сделал вид, что читает. Я встал чуть позади, глядя в окно. Со второго этажа открывался вид на Теразийский парк, где гуляли горожане, играли дети, продавцы выкрикивали свой товар.

— Как прошла встреча? — спросил Артамонов, листая страницы. — Как прошла поездка в Сараево. Вы говорят сделали больше чем требовалось.

— Теперь я у них в почете. Что и требовалось от меня верно? А Дмитриевич осторожен. Умен. Профессионал. — Я говорил едва слышно, почти шепотом. — Проверял легенду, задавал вопросы. Психологическое давление. Пытался вывести на чистую воду.

— И?

— Прошел. Дал задание.

Артамонов перевернул страницу.

— Какое?

— Через три дня еду в учебный лагерь за городом. Там группа боснийских студентов. Их готовят к покушению. — Я сделал паузу. — Нужно оценить их готовность.

Артамонов застыл. Книга в его руках замерла на полуобороте страницы.

— Фанатики, готовые на все. — Он закрыл книгу, поставил обратно на полку. — На кого готовят покушение?

— Не сказал. Только после проверки.

Артамонов достал портсигар, закурил. Дым поплыл к потолку, смешиваясь с пылью, танцующей в солнечных лучах.

— Катастрофа, — произнес он после долгой паузы. — Это катастрофа, Соколов.

Я повернулся к нему. Его лицо было мрачным, морщины углубились, глаза потемнели.

— Если они провоцируют войну, — продолжал Артамонов тихо, но с яростной силой, — Австрия раздавит Сербию. Германия поддержит Вену. Франция встанет за Россию, потому что у нас союз. Англия втянется следом. — Он затянулся, выдохнул дым сквозь ноздри. — Европейская война. Мясорубка. Миллионы погибших. И Россия не готова. Армия не вооружена, флот слаб после Цусимы, экономика не выдержит долгой войны.

Он повернулся ко мне, и в его взгляде я увидел отчаяние, редкое для такого опытного разведчика.

— Нам нужно время. Хотя бы два года. Модернизировать армию, укрепить союзы. Но если эти горячие головы заварят кашу снйчас… — Он не закончил.

— Что делать? — спросил я.

Артамонов долго молчал. Курил, глядя в окно. За стеллажами слышались шаги, чей-то кашель, шелест страниц.

— Узнай детали, — наконец произнес он. — Дату, место, план. Имена всех участников. Откуда оружие, кто финансирует, кто стоит за этим. — Он повернулся ко мне. — Войди в доверие полностью. Стань одним из них. Чтобы они не просто терпели тебя, а считали своим.

— А потом?

— Потом мы постараемся предотвратить. — Голос стал жестче. — Петербург уже направил запросы в Белград по дипломатическим каналам. Предупреждаем сербское правительство. Но «Черная рука» не подчиняется правительству, у них свои люди в армии, в полиции, в министерствах. Официальные пути не сработают.

Он раздавил окурок в медной пепельнице на подоконнике.

— Значит, нужны неофициальные, — сказал я.

Артамонов посмотрел на меня долгим, оценивающим взглядом.

— Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Понимаю.

Молчание. Где-то внизу звякнула дверь, вошли новые посетители.

— В Петербурге изучили твое дело, — медленно заговорил Артамонов. — Читали отчеты Редигера. Твоя подготовка… необычная. Ты не просто разведчик. Ты обучен другому. — Пауза. — Обучен убивать.

Я не ответил. Не подтвердил, не опроверг.

— Откуда эти навыки, не мое дело, — продолжал Артамонов. — Может, Редигер знает, может, нет. Но факт остается фактом: ты можешь делать то, чего не могут другие офицеры разведки. — Он достал новую папиросу, покатал ее в пальцах, не закуривая. — И сейчас, возможно, эти навыки понадобятся.

Он повернулся ко мне полностью, говорил теперь прямо, глядя в глаза:

— Если предотвратить покушение мирными способами не получится… Если дипломатия не сработает, если сербское правительство не остановит заговорщиков, если не будет другого выхода… — Он сделал долгую паузу. — Тогда нужно будет действовать самому.

Я молчал, понимая, к чему он ведет.

— Устранить организаторов, — произнес Артамонов тихо, но отчетливо. — Или исполнителей. Или всех, кто необходим для успеха покушения. Сделать так, чтобы оно сорвалось. Любой ценой.

— Вы говорите об убийстве.

— Я говорю о спасении миллионов жизней, — жестко ответил Артамонов. — Если убить двух-трех фанатиков значит предотвратить войну, в которой погибнут миллионы, это не убийство. Это долг.

Он закурил, дым окутал его лицо.

— Петербург дал разрешение. Полковник Редигер согласовал. — Голос стал официальным, как будто он зачитывал приказ. — Тебе предоставляется право действовать по обстановке. Включая применение крайних мер против лиц, представляющих угрозу государственным интересам Российской империи.

Карт-бланш. Разрешение на убийство.

— Без суда, без следствия, — добавил Артамонов. — На твое усмотрение. Ты станешь судьей и палачом одновременно. — Он смотрел на меня тяжело. — Это большая ответственность, Соколов. И огромный грех, который ты возьмешь на душу.

Я стоял молча, переваривая услышанное. Это просто работа. Цель, план, исполнение.

— А если я не справлюсь? — спросил я. — Если никак не получится предотвратить?

Артамонов долго молчал. Потом ответил, и в голосе его прозвучала усталость:

— Тогда… будем спасать что можем. Готовиться к войне. Надеяться, что выживем. — Он посмотрел в окно, где дети играли в парке, не зная, что над ними нависла тень будущей бойни. — Но постарайся справиться, Соколов. Ради них. Ради всех, кто еще не знает, что их жизни висят на волоске.

Он повернулся ко мне последний раз:

— Связь только через условные знаки. Не приходи сюда без крайней нужды. Австрийцы следят за мной, и если заметят наши встречи, твое прикрытие рухнет. — Он протянул руку, мы пожали друг другу руки, крепко, по-военному. — Береги себя. И помни: ты не один. Я здесь. Петербург следит. Но решения принимать тебе.

Я кивнул.

Артамонов убрал книгу на полку, надел шляпу, вышел из-за стеллажей. Я слышал, как скрипнула дверь, как его шаги удалились по мостовой.

Я остался стоять у окна, глядя на Теразийский парк. Ну что же наконец-то я смогу заняться тем ради чего прибыл в это время и в это место.

Глава 10

Топчидер

Темнота отступала медленно, неохотно. Я стоял у амбара на окраине Белграда и смотрел, как над Савой поднимается бледная полоса рассвета. Майское утро пахло сыростью, речной тиной и дымом от первых затопленных печей в ближайших домах.

Шесть часов утра. Я пришел вовремя.

Амбар был старый, покосившийся, с выцветшими досками и покрытой мхом крышей. Место для явки выбрано удачно, вдали от жилых улиц, рядом с причалами, где в любое время суток можно встретить грузчиков и лодочников. Ничего подозрительного в человеке, идущем к реке ранним утром.

Я прислонился плечом к стене.

В Аламуте перед каждым заданием мы проводили ночь в медитации, очищая разум от страха и сомнений. Учитель Ибрагим говорил: «Фидаи не боится смерти, потому что уже мертв для этого мира». Я повторял эти слова годами, превращая их в часть себя.

Теперь, восемьсот лет спустя, в чужом теле, в чужой стране, я снова готовился к опасности. Но методы остались прежними. Дышать ровно. Наблюдать. Не показывать напряжения.