Миссия в Сараево (СИ). Страница 13

— Да.

Он криво усмехнулся.

— Значит, я еще нужен им.

Я не ответил. Встал, выглянул из кустов. Улица пустая. Вдалеке огни, слышны крики, звон колокола. Город проснулся. Пожар отвлек многих.

— Поехали. Лошади за городом, в лесу. Дойдешь?

— Попробую.

Я помог ему встать. Мы пошли вдоль реки, прячась в зарослях. Медленно, осторожно. Он держался за меня, тихо кашлял, стараясь сдержаться.

Прошли с полмили. Город остался позади, огни далеко. Здесь темно, лес подступает к реке. Нашел место, где спрятал лошадей днем. Две лошади привязаны к дереву, жуют траву. Услышали нас, фыркнули.

Я подвел Чабриновича к лошади, помог сесть в седло. Он еле держался в седле, качался, как по ветру.

— Держись за гриву. Крепче.

Сам сел на вторую лошадь. Развязал поводья, тронул пятками бока. Лошадь тронулась шагом. Вторую я вел за поводья.

Мы поехали через лес на юг, к сербской границе. Темно, ветки били по лицу, цеплялись за одежду. Лошади шли медленно, спотыкались о корни.

Чабринович сполз с седла. Я остановился и поймал его. Посадил обратно, привязал веревкой к седлу, чтобы не упал.

— Потерпи. До границы три часа езды.

Поехали дальше.

Выбрались из леса на дорогу. Широкая грунтовая дорога вела на юг. Здесь можно двигаться быстрее, я пустил лошадей рысью.

Чабринович качался в седле, голова опущена. Без сознания или спит.

За спиной, далеко, Сараево. Огни города мерцают в темноте. Красное зарево пожара еще виднелось над крышами. Я слышал далекий звон колоколов. Ищут. Будут искать до утра.

Но мы уже далеко.

Скачем час. Два часа. Небо посветлело на востоке. Впереди горы, темные силуэты на фоне неба.

Граница близко.

Дорога петляла между холмов, поднималась в горы. Воздух холоднее, пахло хвоей и сыростью. Лошади устали, шли медленнее, храпели.

Чабринович тяжело дышал. Жив. Пока жив.

Впереди на дороге появились силуэты. Трое мужчин. Стоят, ждут. Одеты по-крестьянски, темные куртки, шапки. Но стоят как солдаты, напряженно, руки под куртками. Там наверняка оружие.

Я натянул поводья. Лошадь остановилась. Вторая лошадь с Чабриновичем остановилась рядом.

Один из мужчин шагнул вперед. Высокий, широкоплечий, темная борода, шрам через левую щеку. Лет тридцати пяти.

— Стой! — крикнул он по-сербски. — Кто идет?

— Соколов. Александр Соколов. Русский корреспондент. Меня ждут.

Бородатый прищурился, подошел ближе. Изучал меня, потом посмотрел на Чабриновича.

— Это он? Чабринович?

— Да.

— Живой?

— Пока да. Болен. Чахотка. Ему нужен врач.

Бородатый кивнул двум другим. Они подошли, сняли Чабриновича с седла, осторожно, как мешок. Он застонал, не открывая глаз.

— Отнесите в домик, — приказал бородатый. — Уложите, дайте воды. Врача пошлем из ближайшей деревни. Мы переправим его через границу.

Двое понесли Чабриновича в сторону леса. Там виднелась маленькая хижина, охотничий домик или сторожка.

Бородатый повернулся ко мне.

Глава 6

Переход

Бородатый пристально глядел на меня.

— Слезай. Лошадей мы заберем. Ты пойдешь пешком.

Я спешился. Ноги затекли, колени слегка дрожали. Я устоял, держась за седло.

— Куда идти?

— Со мной. До Дрины три мили. Там переправа. Оттуда в Сербию.

— А австрийцы? Граница охраняется?

Бородатый усмехнулся, показал желтые зубы.

— Охраняется. Но не везде. Мы знаем тропы. Идем.

Он взял мою лошадь под уздцы, повел в лес. Я пошел следом. Ноги тяжелые, каждый шаг давался с трудом. Я лазал по стенам, бежал, скакал на лошади. Тело требовало отдыха.

Но надо идти, а не отдыхать.

Мы шли по лесной тропе. По узкой, заросшей, едва видной тропе. Бородатый шел впереди, уверенно, не оглядываясь. Знает каждое дерево, каждый камень.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Войислав. Боец «Черной руки». Майор Танкович послал меня встретить тебя.

— Танкович знает о побеге?

— Знает. Чирич передал ему вчера. Сказал, русский корреспондент попытается вытащить Чабриновича. Если получится, привести к границе. Мы ждали всю ночь.

— А если бы не получилось?

Войислав пожал плечами.

— Тогда мы бы подождали до рассвета и ушли.

Лес густой, сумрачный. Птицы начинали просыпаться, щебетали в ветвях. Где-то далеко прокричал тетерев.

Вышли на опушку. Впереди обрыв, внизу река. Широкая, темная, течет быстро. Дрина. Граница между Боснией и Сербией.

Войислав остановился, показал рукой вниз.

— Вот. Видишь мост?

Я всмотрелся. Вдалеке, в полумиле вниз по течению, виднелся деревянный мост. Узкий, старый. На этой стороне австрийская караульная будка, маленькая, с полосатым шлагбаумом. На той стороне сербский пост.

— Официальная переправа, — сказал Войислав. — Охраняется. Сейчас смена караула, утро, там человек пять австрийцев. Увидят нас, будут стрелять.

— Тогда как?

— Вниз по реке. В полумиле отсюда старая паромная переправа. Паром давно сгнил, но там мелко, брод. Вода по пояс, не больше. Перейдем вброд.

— А австрийские патрули?

— Там не ходят. Место неудобное, скалы, заросли. Мы пользуемся этой переправой два года. Ни разу не поймали.

Мы пошли дальше вдоль обрыва. Я шел следом. Тропа спускалась круто вниз, каменистая, скользкая. Я держался за стволы деревьев, чтобы не упасть.

Спустились к реке. Берег здесь каменистый, валуны, заросли ивняка. Вода шумит, на камнях белая пена.

Войислав остановился.

— Дальше ты переходишь вброд. Там, видишь? — он показал на реку. — Между теми двумя валунами. Там мелко.

Я посмотрел. Два больших валуна торчали из воды, между ними течение слабее, на реке мелкая рябь.

— А ты?

— Я с тобой. Провожу до сербской стороны. Дальше местные проведут до ближайшей деревни. Оттуда сам доберешься до Белграда.

— Сколько до Белграда?

— День пути. На телеге или верхом. Или поездом, если найдешь станцию.

Войислав разулся, снял сапоги, привязал их веревкой к поясу. Я сделал то же самое. Засунул сапоги за пояс, закатал брюки до колен.

Вошел в воду. Холодная, ледяная, обжигает ступни. Дно каменистое, острые камни режут ноги. Я шел медленно, ощупывая дно.

Войислав шел рядом, уверенно, привычно.

Вода поднялась до щиколоток. До колен. До бедер. Течение сильное, пыталось утянуть вниз по реке, толкало в бока и спину. Я балансировал, расставив руки.

Войислав протянул руку.

— Держись. Здесь сильно тянет.

Я взялся за его руку. Вода до пояса, холод пронизывает до костей. Ноги онемели.

Еще десять шагов. Вода отступила до колен. До щиколоток.

Вышли на другой берег. Сербия. Босые ноги на чужой земле. Свободной земле.

Я упал на колено, тяжело дыша. Вода стекала с одежды, брюки промокли насквозь.

Войислав достал сапоги, обулся. Я сделал то же самое. Мокрые ноги скользили в сухих сапогах, неприятно, но уже теплее.

— Отдышись. Потом идем.

Я посидел минуту. Смотрел на противоположный берег. Австрийская Босния. Сараево далеко.

Я сделал это. Вытащил Чабриновича. Доказал преданность «Черной руке».

Но что-то гложило изнутри.

Ах да, точно. Милош. Жандарм, который предал империю за деньги. Ради больной жены. Я использовал его. Сделал предателем. Он теперь будет жить с этим всю жизнь. Или его раскроют, повесят.

Цена одной жизни — душа другого человека.

— Вставай, — сказал Войислав. — Идем дальше.

Мы пошли вдоль берега, вверх по течению. Тропа здесь шире, протоптанная. Через полмили вышли к деревне. Маленькая, домов двадцать, на склоне холма. Куры бегали по дороге, у сарая привязана коза.

У первого дома нас встретил старик в овчинном тулупе. Борода седая, лицо морщинистое, загорелое.

— Кого привел, Войислав?

— Русского. Корреспондент. Нужно отправить в Белград. Есть телега?

— Есть. Но до Белграда далеко. До Лозницы довезу, там железная дорога. Оттуда поездом.