Изолиум. Подземный Город. Страница 4
Она отстранилась от Ильи, вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Глаза потемнели, в них читалась боль воспоминаний.
– Нефёндр говорил, что невесты – особые сосуды для энергии Осона. Что через нас его сила изливается в мир. Что мы станем матерями нового человечества, – опустила взгляд на руки, словно видя что-то, невидимое остальным. – Но на самом деле он просто использовал нас. Во время ритуалов…
Голос дрогнул, она замолчала, не в силах продолжать. Оксана осторожно взяла за руку.
– Ты не должна об этом говорить, если не хочешь, – сказала тихо. – Я тоже была там. Я знаю.
Между женщинами возникло безмолвное понимание – связь людей, прошедших через один ад.
– Я думала, что это действительно бог, – прошептала Лиза. – Что он даст цель, смысл. Что через меня в мир вернётся свет.
Она посмотрела на Илью с такой болью, что Денис невольно отвёл глаза.
– Но всё время, – продолжила дрожащим голосом, – глубоко внутри был ты. Даже когда я не помнила имени, не узнавала лица – в глубине души знала, что есть человек, которого люблю больше жизни. И теперь понимаю – это был ты. Всегда ты.
Илья стиснул зубы, желваки заходили на скулах. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не расплакаться.
– Прости меня, – сказала Лиза, голос звучал тверже, словно признание возвращало силы. – Прости, что не узнала тебя. Что позволила затуманить разум. Что поверила в ложь.
Илья молчал – так долго и напряжённо, что казалось, никогда не заговорит. Потом просто сел рядом, так близко, что плечи соприкасались. Взял руку, поднёс к губам и поцеловал – не романтическим жестом, а как целуют святыню, с благоговением и облегчением.
– Я искал тебя, – сказал наконец. – С того момента, как ты ушла. Каждый день, каждую ночь. Я знал, что ты где-то там, внутри этой оболочки. Знал, что найду.
Он долго и нежно целовал её в лоб, будто ставя печать, скрепляющую обещание.
– Всё позади, – произнёс, глядя прямо в глаза. – Всё это – позади. Главное, что ты вернулась.
В очаге догорали последние поленья, пока тёплый свет смешивался с серым утренним, проникающим через заиндевевшие окна. За стенами шумел просыпающийся лес – шелест ветра в кронах, далёкое постукивание дятла, робкое пение первых птиц, нарушивших зимнее безмолвие. Мир продолжал жить неторопливой жизнью, равнодушный к человеческим страданиям и радостям, историям любви и предательства, борьбе света и тьмы.
В этом равнодушии была странная мудрость – мудрость вечного свидетеля, видевшего рождение и смерть цивилизаций, расцвет и падение империй, приход и уход богов, настоящих и фальшивых. В этой мудрости таилась надежда – на то, что человечество найдёт путь через тьму, что каждая потерянная душа сможет вернуться домой, что свет, настоящий свет, всё ещё существует где-то в конце дороги, кажущейся бесконечной, но длинной ровно настолько, насколько нужно, чтобы измениться в пути.
Утро врывалось в особняк сквозь запылённые окна, высвечивая танцующие пылинки и превращая их в крошечные звёзды, дрейфующие в сумрачном пространстве. Фёдор проснулся первым – годы в полиции выковали привычку встречать рассвет на ногах. Потянувшись, разминая плечи, он взглянул туда, где спала Оксана, свернувшись калачиком под шерстяным одеялом. Даже во сне она сохраняла настороженность – рука на рукояти ножа, тело напряжено, готовое сорваться с места. Шрам от символа Осона на шее в утреннем свете казался почти чёрным – клеймо, которое останется до конца дней, напоминание о пережитом кошмаре.
Остальные ещё спали, кроме профессора, уже сидевшего у огня, подбрасывая в угли свежие поленья. Илья и Лиза лежали, прижавшись – две фигуры, слившиеся под одним одеялом в единый силуэт. Денис с Дашей тоже спали обнявшись, находя в близости защиту от холода внешнего мира.
– Доброе утро, страж порядка, – тихо сказал профессор, заметив пробуждение Фёдора. В голосе слышалась мягкая ирония, без насмешки. – Огонь почти погас, пришлось реанимировать.
Фёдор кивнул и, стряхнув остатки сна, направился к очагу. Присел рядом, протянул руки к пламени. В утреннем холоде тепло ощущалось особенно остро, почти физически – словно можно было собрать его в ладони и положить в карман.
– Как наша пациентка? – спросил он, кивая в сторону Лизы.
– Лихорадка отступила, – ответил профессор, поправляя очки. – Жар спал. Физически восстановится. Что касается ментального состояния… – он помолчал, подбирая слова. – Время покажет. Такие травмы не заживают по расписанию.
В этот момент на другом конце комнаты зашевелилась Оксана. Она приоткрыла глаза не медленно, как человек, неохотно расстающийся со сном, а резко и полностью, как хищник, почуявший опасность. Рука сжалась на рукояти ножа, взгляд быстро обежал помещение, фиксируя положение каждого, оценивая обстановку. И только убедившись в безопасности, позволила себе расслабиться.
– Что за шёпот с утра пораньше? – спросила, поднимаясь и приглаживая растрёпанные волосы.
Фёдор невольно улыбнулся.
– Обсуждаем планы на день, – ответил он, хотя никаких планов с профессором ещё не обсуждал. – Выспалась?
Оксана пожала плечами и подошла к огню, протянув руки. Присела на корточки рядом с профессором, по-прежнему держась поодаль, сохраняя невидимую дистанцию, которую, казалось, выдерживала со всеми.
– Не очень, – призналась она. – Этот дом… слишком мрачен.
Профессор понимающе кивнул, не требуя пояснений. Фёдор хотел спросить, что она имеет в виду, но что-то в её взгляде заставило его промолчать. Вместо этого он поднялся и начал осматриваться, словно ища занятие.
В дальнем конце холла привлекло внимание большое зеркало в тяжёлой раме над маленьким столиком. Пыль и время сделали его почти матовым, но всё же можно было разглядеть отражение. Фёдор подошёл ближе, посмотрел на себя и поморщился – щетина отросла, волосы торчали во все стороны, под глазами залегли тёмные круги. Вид как у бродяги, а не бывшего офицера полиции.
Он достал складной нож, раскрыл и попытался привести себя в порядок – подровнять щетину, пригладить волосы. Действия были нервозными, словно готовился к важной встрече, а не просто наводил марафет в заброшенном особняке. Краем глаза поглядывал в сторону камина, где сидела Оксана, и взгляд смягчался каждый раз, когда замечал, как утренний свет очерчивает её профиль.
– Прихорашиваемся? – негромко спросил проходивший мимо Денис, тоже проснувшийся и направлявшийся к огню.
Фёдор смутился, но быстро нашёлся с ответом:
– Поддержание гигиены необходимо для сохранения дисциплины в отряде, – сказал с напускной серьёзностью. – И, кроме того, – добавил тише, – никогда не знаешь, когда придётся кого-нибудь очаровывать.
Денис усмехнулся, но промолчал, лишь бросил взгляд в сторону Оксаны, показывая, что понимает мотивы. Фёдор сделал вид, что не заметил, и сосредоточенно продолжил бриться.
К очагу подошла Лиза, поддерживаемая Ильёй. Она всё ещё была бледна, но в глазах не осталось следа синеватого свечения – только человеческая усталость и тихая радость от возвращения в реальный мир. Оксана подвинулась, уступая место ближе к огню.
– Как ты? – спросила Лизу, и в этих простых словах было столько понимания, столько невысказанной общей боли, что девушка на мгновение закрыла глаза, справляясь с нахлынувшими эмоциями.
– Лучше, – ответила тихо. – Благодаря вам.
Фёдор, закончив утренний туалет, решил действовать. Он вышел через боковую дверь в заснеженный сад. Снег сверкал на солнце, нетронутый, чистый, словно альбомный лист, ждущий первых штрихов. Осмотревшись, начал искать подарок для Оксаны. Сорвать цветы или найти что-то красивое в зимнем лесу невозможно, но…
Взгляд упал на старое дерево, чья кора, выступающая из-под снега, казалась красноватой в утреннем свете. Он подошёл, достал нож и аккуратно вырезал два кусочка, придав форму сердечек. Потом отломил тонкую веточку и нанизал на неё свои творения, создав примитивный букет.
– Подарок природы, – пробормотал, улыбаясь изобретению. – Простой, но со смыслом.