Изолиум. Подземный Город. Страница 3

Камин продолжал гореть, окрашивая комнату в тёплые янтарные тона, создавая иллюзию уюта среди запустения. Даша разложила на импровизированном столе их запасы – две банки тушёнки, пакет сухарей, флягу с водой из лесного ручья.

Металл тихо звякнул о дерево. Девушка подняла взгляд, встречаясь глазами с каждым по очереди, словно спрашивая разрешения. Пальцы замерли над крышкой.

– Поедим? – произнесла тихо, будто сомневаясь в праве распоряжаться общими запасами.

Ужин оказался скромным, но тёплым – открытая банка, разогретая у огня, сухари и чай из остатков заварки, найденной в кармане профессора. Ели молча, экономя силы даже на разговоры. Только потрескивание пламени нарушало тишину.

После ужина решили организовать дежурство. Фёдор вызвался на первую смену, Денис – на вторую. Остальные устроились на разложенных перед очагом простынях, закутавшись в найденные одеяла и собственную одежду. Оксана легла в стороне, положив рядом нож – не угрожающий жест, а привычка человека, научившегося быть начеку.

Даша прижалась к груди Дениса. Он обнял её, чувствуя щекочущие подбородок волосы, смешивающееся тепло их тел. Профессор расположился неподалёку, склонившись над потрёпанным блокнотом. Илья остался сидеть возле Лизы, прислонившись спиной к дивану. Его профиль, очерченный пламенем, застыл в неподвижности, словно часовой на границе миров.

Ночь опустила на особняк тяжёлый полог тьмы, поглотив лес и отрезав дом от мира. Ветер усилился, скользя за оконными рамами с мелодичным свистом, напоминающим голоса далёких флейт. Снег на стёклах превращался в капли воды, стекающие причудливыми узорами, как слёзы по морщинистым щекам старого дома. В коридорах и пустых комнатах пробуждались звуки – не угрожающие, а печальные, ностальгические. Поскрипывание половиц под давлением прохлады, шорох мышей в стенах, стон рассыхающегося дерева – здание словно рассказывало историю тем, кто готов был услышать.

Фёдор сидел у огня, методично подбрасывая поленья через равные промежутки, как человек, привыкший к дисциплине даже в хаосе. Взгляд скользил по спящим товарищам, задерживаясь на Оксане дольше, чем на других. В её расслабленном лице проступали черты прежней девушки – мягкие линии губ, разгладившаяся складка между бровей, трогательная беззащитность закрытых глаз.

В глубине дома что-то грохнуло – возможно, неустойчивая мебель потеряла равновесие, или крупная крыса опрокинула посуду. Дежурный напрягся, рука потянулась к поясу, где раньше висела кобура, но теперь – только нож. Несколько минут он вслушивался в тишину, но звук не повторился, и напряжение ушло из плеч.

Примерно в полночь, по старым механическим часам на стене, продолжавшим работать вопреки законам времени, Фёдор разбудил Дениса, коснувшись плеча.

– Твоя смена, – шепнул он. – Проверил все входы, заложил парадную дверь креслом. Особых проблем быть не должно, но, если услышишь что-то снаружи – буди сразу.

Денис кивнул, протирая глаза и стряхивая остатки сна. Фёдор устроился на освободившемся месте, почти моментально погрузившись в сон с особой способностью бывалых людей отдыхать при возможности и просыпаться по первому сигналу опасности.

Вторая половина ночи тянулась медленно, как патока. Денис подбрасывал дрова, наблюдая за меняющимися тенями на стенах – то вытягивающимися в длинные дрожащие силуэты, то сжимающимися в плотные угловатые пятна. В один момент ему почудились в игре света очертания фигур – не конкретных, а эфемерных, словно призрачные образы прежних обитателей или отпечатки их жизней.

Профессор внезапно проснулся, сел на импровизированной постели, огляделся рассеянно и, увидев бодрствующего Дениса, подсел к огню.

– Не спится? – спросил молодой человек.

– В моём возрасте сон становится неверным другом, – ответил старик, протягивая руки к пламени. – Приходит, когда не ждёшь, и уходит в самый неподходящий момент.

Они посидели молча, наблюдая за огнём, потом профессор достал блокнот.

– Знаешь, Денис, я думаю о том, что мы видели в Яхроме, – сказал он, перелистывая страницы. – О синем свете в глазах "невест". О том, как Нефёндр забирал из людей что-то жизненно важное. Это не укладывается в рамки известной науки.

– Но вы же сами говорили о связи с изменением законов физики после блэкаута, – возразил Денис.

– Да, но… – профессор помолчал, подбирая слова. – Есть грань между изменением физических констант и тем, что мы видели. Это было почти… – он запнулся, – почти мистическое.

Денис удивлённо посмотрел на собеседника. Услышать слово "мистическое" из уст учёного-физика было неожиданно, как снег в пустыне.

– Вы верите в мистику?

– Я верю в то, что наблюдаю, – ответил тот. – А я видел нечто, выходящее за рамки известных физических процессов. Это не значит, что оно сверхъестественное – просто наука ещё не дошла до понимания.

За разговором время пролетело незаметно. Когда профессор снова прилёг, за окнами уже серело – не рассвет ещё, но предвестник утра, то неопределённое время, когда ночь уже не удерживает господство, а день ещё не набрал силу.

В этом свете дом выглядел менее таинственным, более конкретным – обычный заброшенный особняк с пылью и следами запустения. Ветер стих, комната наполнилась тишиной иного качества – не напряжённой ночной, а спокойной, почти умиротворённой.

В этой тишине Денис уловил изменение в дыхании Лизы. Оно стало глубже, ритмичнее, как у человека, выходящего из долгого сна. Приблизившись, он заметил, что веки девушки дрогнули, а пальцы слегка шевельнулись, словно пытаясь что-то нащупать. Илья, дремавший рядом, мгновенно проснулся, почувствовав движение.

– Лиза? – позвал он тихо, наклоняясь к лицу. – Ты слышишь меня?

Девушка медленно, с усилием, открыла глаза. В тусклом утреннем свете синеватое свечение в зрачках почти исчезло, оставив лёгкий флёр, как отблеск далёкого сияния. Взгляд был мутным, расфокусированным, но живым – в нём читалось замешательство, страх и что-то похожее на смутное узнавание.

– Илья? – голос звучал слабо, как шелест бумаги, но без механической мелодичности, звучавшей в храме осонитов. Это был её настоящий голос – хриплый от долгого молчания, но подлинный.

К этому времени проснулись остальные. Даша моментально оказалась рядом, Фёдор отошёл к окну, давая пространство, но не сводя глаз с очнувшейся. Оксана села на краю импровизированной постели, выражая странную смесь облегчения и опасения. Профессор тоже приблизился. Его рука с блокнотом застыла в воздухе, будто он хотел что-то записать, но боялся упустить момент.

– Где… где мы? – спросила Лиза, пытаясь приподняться. Илья бережно поддержал за плечи, помогая сесть.

– В безопасности, – ответил он. – Мы нашли заброшенный дом в лесу. Тебе нужно отдыхать, ты была… – он запнулся, не зная, как описать состояние, – ты была не с нами какое-то время.

Лиза моргнула. Взгляд медленно обвёл комнату, задерживаясь на лицах собравшихся. В глазах постепенно проступало осознание, как рассвет, разгоняющий ночные тени.

– Я помню, – прошептала она, сжимая руки в кулаки. – Я помню всё.

Первая слеза скатилась по щеке, оставив блестящую дорожку на бледной коже. За ней последовала вторая, третья, и вот уже поток омывал лицо. Она не рыдала, не издавала звуков – просто плакала, как плачут от облегчения после долгого кошмара или от стыда перед собой.

– Осон, – произнесла девушка, и само имя наполнило комнату холодом. – Они говорили, что это бог. Новый бог для нового мира. Что он избрал нас… избрал меня.

Илья обнял за плечи, притянул к себе, позволяя плакать на груди. Его глаза блестели, но он сдерживался, словно боялся, что, дав волю слезам, не сможет остановиться.

– Они давали нам что-то, – продолжила Лиза после паузы, голос обрёл больше силы. – В еде, в воде. Что-то, меняющее мысли, делающее их… пластичными. Сначала ты слышишь слова и не веришь. Потом сомневаешься. А потом просыпаешься утром и понимаешь, что веришь всем сердцем, готов умереть за Осона.