Брошенный мир: Шок (книга третья). Страница 6

Закончив говорить, Дамиан томно уставился на слушателей, на этот раз ожидая нужной ему реакции. Это до в самом начале он считал, что его будут пытаться подловить на какой-то отсутствии логики, нестыковках и прочем. Но теперь, когда он видел лица этих людей, когда чувствовал то, что у него внутри, то точно знал, что все вопросы ему понравятся.

– Что же нам теперь делать? Брат Дамиан? – спросил Тони. Он находился на почётной роли первого ученика, а потому чувствовал себя более уверенно и вообще способным на то, чтобы задавать какие-то вопросы.

– Искать! – резко ответил проповедник. Настало время двигать их, двигать вперёд, чтобы дело пошло быстрее.

– Искать? – удивлённо спросил Тони. Остальные лишь переводили взгляд то на него, то на проповедника.

– Да! Искать… – ответил Дамиан. Единомышленников…

С того момента секта, которую, по сути, образовал Дамиан Торн, стала набирать совершенно другие обороты. Его первые новообращённые стали пропагандировать идеи самостоятельно: кто-то с лучшим, кто-то с худшим успехов. Качеством можно было пренебречь в виду совершенно иного типа скорости – главное набрать максимальное количество в сжатые сроки. А те, кто не примет сразу, вполне могут принять это потом, и им тем более это будет проще сделать, так как новое течение, по крайней мере, не будет в новинку.

Спустя каких-то пару недель и проведение всего ещё двух собраний (на этот раз уже в одном из лекционных помещений, которую предоставил очередной нововступивший член секты) Дамиан Торн стал обладателем умов и душ аж 86 человек. Подобный успех с одной стороны его сильно удивлял, с другой – ему, наконец, начало казаться, что он нашёл то необходимое в жизни, что искал всю жизнь. Бесконечный рост внимания к себе. Это внимание росло изо дня в день, а каждое собрание вдохновляло его до такой степени, что он возомнил себя энергетическим вампиром, питающимся чужой привязанностью к его собственной персоне.

Несколько лет назад он читал одну книгу "Душа вампира", в которой главный персонаж, Густав Глисон, был бессмертным вампиром, питающимся страданиями других людей, которые он сам же и создавал. И хотя все те, кого Густав уничтожил, заслуживали того, Дамиан считал его отрицательным персонажем, стремившимся к разрушению. Себя же он полагал созидательной личностью, которая создаёт нечто новое и необходимое для всех. Теперь его идеи, его мысли стали настоящей концепцией жизни почти для сотни людей. Совершенно разных людей, которых теперь объединяла единая религия.

Это не то, что втирал всем Пейтон Кросс или преподавал Чарли Хеддок. Те лишь опирались на здравые размышления, логику и последовательность. У Дамиана вся концепция строилась на куда более мощной всепоглощающей основе – эмоциях. И эти эмоции очень скоро переходили в его руки. Очень быстро он стал осознавать, что подобное управление если не по форме, то уж точно по существу является властью. Именно это слово стало мерещиться ему буквально везде. Власть. Личная власть. Собственная власть. Та самая власть, которую можно забрать себе только один раз. Один раз, и больше этого никогда не будет. После этого будет лишь пустота. О пустоте Дамиану думать вовсе не хотелось – хотелось лишь заполнять свой собственный сосуд той властью, которая к нему так лаконично приходит. И тут он осознал, что сам сосуд слишком мал.

Слишком мал тот сосуд, что есть у него, чтобы заполнять его своей властью. Ведь те умы, которыми он повелевал были в реальности его лишь в те минуты, когда они не были заняты государственным трудом. Тем самым трудом, который в итоге выдавал им пропитание, регистрировал жильё, предоставлял выходные и всё такое, без чего они не представляли свою жизнь. Они могли делиться своими трудами, всем тем, что получили от государства, но они не получали от своей религии ничего материального.

Это было упущением. И Дамиан стал копаться в этом ещё глубже, докопавшись в два счёта до понятия собственность… У древних религиозных организаций существовала принципиальная разница между хоть насколько-то официально признанной церковью и сектой – у церкви было своё собственное неотъемлемое имущество, зачастую международного масштаба, в то время как у секты всё имелось лишь в подпольном варианте. И сама концепция упиралась в признание церкви государством. То, что сейчас существовало на Аполло-24 Дамиан не сильно-то считал государством, но все его признаки на самом-то деле у него имелись: иерархическое подчинение, силовой аппарат, административные органы и социальное обеспечение. Можно было или заменить это "государство" собой или заставить его признать себя. И тут Дамиан решил поосторожничать. Всё же те властные структуры в лице Совета Старейшин, которые существовали к этому времени, хоть и были ему отвратительны, но они выполняли целый ряд важнейших функций, тех самых, которые останутся в любом случае. И заменять их собой Дамиану не очень хотелось… Поэтому второй вариант – лишь получить признание власти, в таком ключе подходил куда больше. Со временем можно будет и подмять под себя государственные структуры, создав теократическое государство, где он просто займёт самую верхушку, не трогая всё остальное. Его ближайшие соратники получат привилегированное положение, а в замен составят костяк его личной службы безопасности. Отсюда созрел великолепный план договориться о новых изменениях с самым влиятельным из всех старейшин – Пейтоном Кроссом.

От своих приспешников Дамиан узнал о том, что Пейтон пару месяцев назад, получил что-то вроде микро-инфаркта, который не помешал ему публично ввести понятие "государственной измены", после чего жестоко казнили одного бедолагу-рабочего с сомнительной репутацией. На следующий день с собой покончил Билл Стерлинг (каким образом, до сих пор оставалось загадкой), а должность шефа безопасности занял Чарли Хеддок. Последнее насторожило его настолько, что он отдал распоряжение своим людям прозондировать этот вопрос. Ему даже нравилось каждый раз упоминать об Ак’Ане, чью волю необходимо узнать, получив эту информацию. "Где-то в этом кроется воля Ак’Ана… Не позволительно пропускать такое из виду" – приговаривал он при этом. И "злые уши", как Дамиан стал называть своих информаторов, сообщили о том, что Хеддок похоже имеет куда более масштабное влияние на станции, чем это представляется публично.

Как ни странно, но подобное его не удивило. Он не сильно верил в Совет Старейшин, и в то, что они на самом деле так уж на что-то влияют, при том, сколько они при этом говорят – по себе было судить весьма легко, и в чём-то даже приятно.

Выходило, что Хеддок весьма важная фигура, причём похоже что такая, какой Дамиан хотел сам когда-то стать. Ему сразу стали вспоминаться лекции Хеддока, его речи об истории, о том, что правильно и что нет. Как бывало раньше, и к чему это приводило. Все всегда слушали с большим интересом, и ещё все кругом шептались, что мы никакой не на Земле на самом деле, скрывая это от него… Это было несколько удивительно, но ведь это работало, потому как все продолжали его слушать. Это более чем устраивало Дамиана. За одним лишь исключением – так должны слушать только его самого… Но нельзя лезть на рожон. Нельзя недооценивать их, особенно в условиях, что никуда не сбежишь.

В тот вечер, когда он хотел поговорить с Пейтоном, один из его людей, тех, что был охранником в секторе Чикаго, сделал всё для того, чтобы Дамиан получил возможность позвонить из пустой комнаты службы безопасности прямиком в апартаменты старейшины. Дамиана немного трясло перед тем, как это делать, и он даже не был уверен, что сможет говорить хоть сколь-нибудь связно, но в итоге получилось весьма эффектно. Он подбирал настолько красиво звучащие фразы, так подгонял свою манеру речи, что моментально стал получать от этого удовольствие – такой большой и знаменитый Пейтон Кросс слушал его предложение о встрече с лёгкими намёками на разделение властей, что невольно окрыляло.

А затем по камерам он заметил девушку, подошедшую к аппартаментам старейшины, и это спутало все его планы. В первый раз за несколько последних месяцев он понял, что не обладает той информацией, которая нужна для того, чтобы принимать решения. И дело было не в том, что кто-то появился не вовремя. Дело было в ней. Он видел эту девушку первый раз жизни, и хоть это было через камеры, он осознал, как его тянет к ней. Такие формы, такая грация. Лицо было словно с тех картинок, что он видел на ряде постеров из модных изданий. Она была самим совершенством.