Брошенный мир: Шок (книга третья). Страница 5

– Проповедник… – покивал Тони. Ему приходило облегчение, словно он оказывался в какой-то безопасности. Некая угроза, которая только что нависла над ним, постепенно отходит в сторону. Искромсанная Дейзи, мёртвый шеф безопасности. Это всё теперь в какой-то другом мире, и совсем не важно.– А теперь я расскажу то, что ты должен знать. – сказал проповедник. – Дейзи изрезала всю свою левую часть, потому что хотела добраться до души. Чтобы выкинуть из себя то, что управляет ей. Это было глупо, опрометчиво и, что самое главное, бессмысленно… А что касается Билла Стерлинга, то он перерезал себе горло. Сам. Потому что ему не хватало кислорода… Не мог дышать, а так решил, что воздух будет попадать напрямую в горло. Понимаешь, какая логика?

Тони отрицательно покачал головой. Он слушал с раскрытым ртом и всеми силами старался сохранить ровное дыхание, но после упоминания о нехватке кислорода ему показалось, что дышать и правда трудно. Его дыхание участилось, словно кто-то стал выкачивать воздух из помещения.

– Тебе сейчас это не грозит. – спокойно сказал проповедник. В это же мгновение у Тони раскрылось дыхание, и он почувствовал облегчение в груди:

– Спасибо… Спасибо… Я даже не знаю, как тебя зовут…

– Брат Дамиан. Зови меня брат Дамиан. – ответил проповедник и вспомнил, как долго он размышлял над тем, стоит другим именовать его "отцом" или "братом". С одной стороны обращение "отец" могло дать ему некие права над другими, но обратная сторона этой медали говорила о том, что лишние раздумья над тем, насколько он избраннее всех остальных вовсе ни к чему. Он должен быть лишь проводником Ак’Ана, а никак не новым мессией. Придёт время, и он им станет. Но пока этого нет, он должен быть как все с одной только разницей – он знает единственную правду про самого могущественного бога. Тогда ему будут верить. Именно верить, а не требовать доказательств и сотворения чудес. Такой же как все, только просвещённый, а значит "брат".

– Брат Дамиан? – Тони подвинулся поближе и склонился перед собеседником. – Спасибо тебе, брат Дамиан…– Скажи своё имя.

– Тони. Все зовут меня Тони.

– Теперь ты брат Тони. Это самое главное, что тебе сейчас надо запомнить для того, чтобы остаться в живых. Тони покивал головой, глядя проповеднику прямо в глаза.

– Прежде всего стоит уяснить одну простую вещь. – проповедник говорил, не торопясь, и так, будто его слова надо было вставлять в небольшие отверстия как кирпичики в стену. – Не существует какого-то точного способа как быть в безопасности, но можно делать всё, для того, чтобы по крайней мере быть близким к этому.– Что надо делать? Что надо делать для… для… бога. – Тони, очевидно, хотел сказать "для этого бога", но подобный оборот речи вряд ли выглядел лицеприятно. А настоящее имя "Ак’Ан" он похоже забыл.

– Ты забыл его имя? – проповедник выдавал несколько двойную эмоцию: с одной стороны несколько упрекающую, но с другой – такую спокойную и ни к чему не обязывающую. Дамиан знал, как важно делать некие "прощения", когда человек в реальности и не был в чём-то виноват, но ситуация построена таким образом, что он чувствует себя таковым.. Подобные манипуляции давали ещё более серьёзный эффект, чем случаи, когда человек действительно в чём-то провинился. "Всё дело в источнике давления" – говорил про себя Дамиан. Если источник давления внешний, но ему хоть сколько-то, но пытаются оказывать сопротивление и уж точно считают его чем-то чужеродным. А вот если сомнения и ущербность идёт изнутри, то эффект совсем иного порядка. Человек не замечает, как начинает сам себя есть, и в этом случае тот, кто оказывается снаружи, может стать ему верным "спасителем", единственным, на кого можно рассчитывать.

– Я… Нет, что ты… Я просто не уверен, что смогу правильно произнести его… – Тони стал оправдываться, и это был верный способ перестать думать объективно.– Брат Тони… – проповедник слегка вздохнул. – Нет никакого греха в том, что ты что-то забыл. Грех может быть в том, что ты обманываешь других или, что ещё страшнее, обманываешь самого себя…

– Прости, брат Дамиан. Прости. Я не хотел никому врать. Я только запутался..– Ты забыл его имя или не уверен, что правильно сможешь его произнести? Тони молчал. Он молчал и показывал всем своим видом тот ответ, который напрашивался сам по себе.

– Раскаявшийся будет прощён. – спокойно вывел проповедник. – Лжец будет уничтожен.

– Забыл! Прости, прости! Я… Я не запомнил его имя. Оно такое необычное… Красивое и необычное. И я не запомнил… Прости, брат Дамиан… – Тони тараторил как заведённый. И чем больше он тараторил, тем больше считал себя виноватым и испытывал при этом облегчение одновременно.

– Ак’Ан услышит твои мольбы. – спокойно ответил проповедник и положил Тони руку на голову. – Если, разумеется, они искренни. Только, если они искренни. Тони только трясся и не мог вымолвить ни слова. Да большего от него и не требовалось. Теперь Дамиан точно знал тот механизм, который работает, когда надо делать "настоящим" тот культ, который сам и придумал. И ведь как лаконично всё выходит, когда предоставляешь минимум информации. Ведь сядь Тони спокойно, да распиши всё услышанное на листке бумаги, и там было бы нечто весьма сумбурное и несерьёзное – какой-то бог с непонятным именем, который может заставить кого угодно сделать что угодно, убивший при этом уже несколько жителей, включая шефа безопасности. Ни логики, ни какой-то взаимосвязи между фактами – вот, что увидел бы Тони в своих набросках. Но он всего этого не делал. Он лишь плыл по тому течению, что предоставили ему Дамиан, и натыкался на те вопросы, которые тот по сути сам и задавал ему.

Для Ак’Ана найдётся время. И найдётся оно тогда, когда надо будет заполнять ту пустоту, которая образуется после того, как всё будет выжжено внутри. Не надо перебивать что-то новой религией, надо сначала освободить для неё место. Посеять сомнения, неуверенность и страх, который станет настолько вездесущим, насколько и невозможным. Люди должны сами захотеть заполнить эти пространства, и именно тогда следует говорить об Ак’Ане и его правилах. Следующие несколько недель Дамиан провёл в одурманивании ещё пяти человек, таких же как Тони. Трое из них были рабочими, один инженер, один администратор и даже один охранник. Охранник вообще попался очень ценный, из блока Чикаго, где заседали крупные шишки: руководители секций, старейшины. Им там было уютнее всего, а Дамиану тем более, раз охранник попался именно оттуда. Посеяв зёрна сомнений этим пятерым и периодически закрепляя пройденное, он решил собрать всех в одном помещении, чтобы дать начало новому этапу – формированию сплочённой группы единомышленников. Когда-то он вычитал это слово "единомышленник", и оно понравилось ему настолько, что в какой-то момент даже захотелось поменять обращение "брат". Это было мимолётное желание и продиктованное лишь очарованием, словом как таковым. "Единомышленник" – тот, кто думает в одном русле с тобой, так же как ты, в тех же целях, что и ты. Это можно было трактовать настолько расплывчато, насколько только хватало желания.

Первое собрание прошло в архивном хранилище, где места едва хватило для того, чтобы Дамиан смог хоть немного отстраниться от всех остальных и вещать с небольшого ящика, который он заранее накрыл чёрным полотном. Полотно раньше использовалось для местечкового хранения отработок реголита, потому слегка крошилось мелкими камушками и пылью. Вначале Дамиану это не понравилось, но очень быстро он сообразил, как это можно выдавать за ту "чёрную пыль", каковой станут все неверующие в Ак’Ана. Текст в речи он готовил не долго, а вот само выступление – наверно, за сотню раз. Он стоял перед зеркалом и пробовал разные позы, движения руками и особенно пальцами. Наиболее подходящим было, конечно, восклицацтельное помахивание указательным пальцем, устремлённым вверх. Такая поза придавала внутренней уверенности, но в зеркале было заметно, что всё время стоять таким образом выходит как-то неестественно. Будто других вариантов не особо, да и акцентировать на чём-то сложно. Ведь это положение даёт упор на что-то – нельзя давать упор на всё подряд. Поэтому указательный палец, обращённый вверх, он стал использовать исключительно при упоминании самого Ак’Ана. Когда пришло время, то ему показалось, что сейчас все просекут его очковтирательство буквально за пару секунд. Какое-то чувство даже подсказывало, что лучше всё отменить и сослаться на болезнь или что-то в этом роде. Но стоило только начать говорить, как некие силы словно буря стали ходить у него в теле буквально ходуном. Его трясло от переполняемой уверенности и мощи своих слов. Глаза словно искрили, а в голосе чувствовалась сумасшедшая энергичность. Говорил он при этом не громко, а местами даже специально делал потише и переходил на шёпот, словно рассказывая какую-то тайну, которую нельзя узнать даже стенам, которые их окружали в тот момент. Концепция строилась е просто уверенно, а словно по маслу. Слова текли сами собой, чудесно переплетаясь одно с другим. Глаза метали искрами. А указательный палец власти поднимался вверх, возвышая о самом важным, исключительно в самых подходящих ситуациях.