Брошенный мир: Шок (книга третья). Страница 7

Дамиана это поразило до глубины души, ведь никогда ещё в своей жизни он не испытывал чувств к женщине. Он всегда считал, что это что-то лишнее. Что-то, что мешает думать, действовать, быть сильнее. Все эти чувства он полагал лишь весомыми инструментами в манипулировании другими людьми. Только так, и никак иначе. И ему и в голову не могло прийти, что это нечто может произойти с ним самим. И самое главное – тот поворот, который произошёл внутри него самого. Раньше он полагал, что если ему кто-то понадобится, то он сможет просто "промыть мозги" и завладеть инициативой путём простой чехарды словами, фактами, предположениями. Женщина не сможет отказаться от него, потому что из всех предложенный вариантов просто не будет такого, который бы обошёлся без него. У Дамиана не было сомнений, что если наступит момент, то он легко сможет разыграть эту партию. Но сейчас он осознал, что одного её согласия ему будет мало. Ему принципиально хотелось, чтобы это согласие было добровольным, а не надуманным. Он хотел обладать ею, понимая, что она сама этого хочет. Что всё её нутро желает этого само. Что в этом нет и толики лжи, честолюбия или притворства. Что это всё есть истинное положение вещей. Ему хотелось, что это было действительно настоящим. Потому он передумал тогда идти к Пейтону. Не знал, что стал бы говорить ей. Не знал, как она оценит его, впервые увидев. Не знал, понравится ли ей всё то, что произойдёт.

Не должно быть вторых попыток или шагов назад. Всё должно идти как по маслу. Всё должно идти к цели и закончится лаконичным обладанием этой девой, которая по праву займёт своё место рядом с ним.

Очень скоро "злые уши" узнали для него, что девушку зовут Делейни, и что она бывшая самого Пейтона Кросса. Вокруг ещё витала непонятная история с подробностями расставания, но самое главное, что следовало из всего, так это то, что текущего бойфренда у неё не было. По крайней мере, в том явном виде, как это было в случае со старейшиной. Так зачем она тогда приходила к Пейтону? Попрощаться? Сказать что-то напоследок? Или пытаться вернуть всё назад? Дамиану было больно думать об этих вопросах. Он даже заметил, что это намного болезненнее, чем отсутствие того самого внимания окружающих, без которого он не мог представить свою жизнь.

И тут у придуманного им бога Ак’Ана стало взращиваться новое качество – ревность. Очень быстро Ак’Ан в транслируемых Дамианом словах стал пристально относиться к вопросам внимания своих "подопечных" к другим верованиям, особенно к тем, кто продолжал верить в науку. И если раньше "верящие" в науку были лишь временно заблуждающимися, то теперь они становились вредителями и осквернителями истинной веры.

Ак’Ан уважает только тех, кто верит только в него, и ни в кого больше. Ак’Ану нет ни равных, ни альтернативы. Он единственный. Он неповторимый. Он сама преданность, проистекающая с самого основания нашего мироздания.

Дамиан стал повторять эти слова ещё чаще, чем те, что говорили о его силе или великом умысле. Ак’Ан становился всё более человечным, и от того куда более близким для тех, кто в него верил. Дамиан стал понимать, что обращение к нему "брат" уже не отвечало истинному положению вещей. Те новообращённые, которых спустя несколько месяцев проповедей стало насчитываться под двести человек, должны были чувствовать не только внутренне, но и выражать это внешне при общении с ним. Теперь к нему следовало обращаться "преподобный брат", и такое обращение было только у него.

Чарли

Бывали дни, когда всё казалось, что идёт чередом. Такими бывали и недели, и месяцы, и даже годы. Но последнее время было не просто идущим в правильной последовательности, оно выглядело как какое-то совершенство. Всё шло у дате, когда они с Пейтоном согласовали обнародование выборной системы для нового официального правителя Аполло-24, в котором главным кандидатом должен был стать сам Чарли Хеддок, а его вице-президентом – Пейтон Кросс.

Все подготовительные работы, системное информирование о том, что необходимы рациональные изменения, о том, что нельзя стоять на месте и надо идти в ногу со временем. Вся та масса разного рода слов и выражений, который по своей сути просто требуют изменений. Всё это шло настолько слаженно и успешно, что у Чарли начало создаваться подозрительное ощущение, что он что-то упускает из виду.

Все признаки говорили ему о том, что ситуация движется в правильном направлении. Но чувства предвещали беду. Причём такую, какой не было раньше… Такие ощущения ни с чем нельзя спутать. Ты словно пронизан какой-то новой материей, которая не даёт тебе покоя, которая заставляет тебя чувствовать себя уязвимым и беспомощным перед какой-то новой угрозой, источник которой ты даже не можешь себе представить. Сейчас Чарли был у себя в апартаментах. Он стоял голым перед окном и разглядывал панораму окружающей во многой серой действительности, простирающейся на многие километры вперёд. В его кровати лежала Сиерра, тихо посапывая после приятно проведённого времени в совместном сексе.

С недавних пор Чарли стал сравнивать её и Делейни, с которой он спал несколько раз, чтобы зачать ребёнка. Он много раз думал, можно ли было сделать это по-другому, и каждый раз не хотел сам себе отвечать на этот вопрос. Первый раз ему всё же очень хотелось попробовать, какая Делейни может быть в постели – уж слишком она была привлекательна… Он попробовал. И посчитал, что делает что-то не так. Что это не его путь, к которому стоит стремиться… Потом он спал с Делейни ещё несколько раз, пока не получил точное подтверждение её беременности. Ему хотелось оправдывать себя. Что другого варианта не было. Что ему нужен наследник. Что, то был и не секс вовсе, а лишь зачатие ребёнка. Он много всего говорил себе, но всё равно чувствовал себя паршиво. Особенно паршиво, понимая, что так сильно любит именно Сиерру. Нет, в Делейни было всё так. Она была не только красива, но и умна. Умела видеть разные черты в людях. Умела глядеть вперёд, понимая к чему приведут те или иные поступки. Но она не понимала самого Чарли… Он был для неё лишь большим успешным человеком, у которого есть свой вес на станции. Это лишь его роль, и не более того. А Сиерра видела мужчину со своими чертами характера, особенностями, недостатками. И принимала всё это таким, какое оно есть.

Чарли много раз говорил себе, что будь у Сиерры возможность забеременеть, и о Делейни речи бы и не шло. Много, очень много раз он это говорил. И всё равно продолжал считать это изменой. А знала ли она об этом? Догадывалась? Возможно… Но она ничего не говорила об этом. Даже не намекала. И из-за этого Чарли было ещё более паршиво… Упрекни она его в неверности, в том, что он поступил эгоистично, и некий груз свалился бы с его плеч. Но нет. Приходилось с этим жить.

Почему-то эти проблемы волновали его куда больше, чем предстоящие выборы. Может быть, по причине того, что в отличие от выборов, он совершенно не понимал, что делать. Ведь когда-то Делейни родит, и когда придётся признать ребёнка своим и заботится о нём, как о своём. Ведь для этого он всё это затеял. И что он тогда скажет об этом Сиерре? Что это было давно? Что такого была необходимость? Что по-другому было нельзя, потому что ему нужен наследник? Ему самому было понятно, что это всё лишь оправдания. И не более того. И самое меньшее, что он мог сделать, так это поговорить обо всём с Сиеррой заранее. Это было бы честно. Это было бы так, как поступают люди, которые уважают чувства друг друга, ценят друг друга.

Но он столько привык заниматься политикой. Рассчитывать влияние и возможности друг против друга. Смотреть на других, как на потенциальных противников, а иногда даже заговорщиков.

– Ты так и будешь там стоять? – спокойно сказал Сиерра.

Чарли обернулся и увидел, как она поднимается с кровати. Такая красивая, очаровательная и грациозная. С недавних пор он заметил ещё эту черту в её движениях – грацию. Она двигалась плавно и как-то изящно. На эти движения было приятно смотреть сами на себе. В какой-то момент он пытался понять, в чём причина этого, чем её движения отличаются от движений остальных, в частности то Делейни, но так и не понял это. Они были словно другими. Словно цветными, в то время, как всё остальное было чёрно-белым. И хотелось ей об этом как-то сказать, но он всё не знал, с чего начать.