Лёд и сахар. Страница 6

– Не давай ему смотреть взрослые фильмы и сладкого – максимум йогурт, если будет необходимо, – чуть тише говорит он, и его тёплое дыхание касается моих выбившихся из-под платка волос. Непрошеные мурашки пробегают по телу, и я на долю секунды краснею от постыдного удовольствия от такого незначительного момента.

– Да, конечно. – На этих словах мне кажется, что мои лёгкие окончательно перестали работать. Я не могу понять, что происходит: Антон слишком напряжён, уверена, он решает в своей голове, стоит ли оставлять сына со мной. А может, он вовсе не хочет уходить туда, куда собрался. Но при чём тут я? Зачем он так на меня смотрит и перекладывает тяжесть своего решения на меня? Я откровенно не знаю, куда себя деть.

– Ладно… – выдыхает, отстраняясь и даруя мне немного личного пространства.

– Ладно, – вторю я и жду, пока он наконец-то уйдёт и даст мне спокойно вздохнуть.

– Марк! – Соколов резко переключается на сына. – Я отъеду, вечер проведёшь с Сандрой. Ты не против?

Мальчик отрывает глаза от телевизора и, словно проснувшись от глубокого сна, выкатывает их, поражённый реальностью.

– А ты куда?

– Старый друг пригласил встретиться и пообщаться. Я его не видел много лет…

– А можно я с тобой?

Антон по-доброму улыбается – впервые за весь вечер – и присаживается на стул, чтобы быть на одном уровне с сыном. В этот момент строгий работодатель исчезает, уступая место любящему отцу.

– Извини, парень, пока не могу тебя с собой взять, но как подрастёшь – обязательно.

– Обещаешь?

– Конечно!

Марк тянет кулачок к отцу – их личный ритуал, как я понимаю. Антон отбивает его кулак своим и обнимает сына. На секунду его лицо смягчается, становится почти человечным. После чего он бросает последний хмурый взгляд на меня, давая молчаливые наставления по поводу воспитания своего сына, и исчезает за дверью квартиры.

Звук захлопнувшейся двери эхом раздаётся в коридоре, и я с облегчением выпускаю воздух из горла.

Хвала небесам, хоть пару часов побуду без его пристального внимания. Не Соколов, а Коршунов у него должна быть фамилия – летает и вечно нагнетает обстановку.

– Можно мне мороженое? – прерывает мои мысли радостный Марк, очевидно думая, что главный источник контроля устранён и он сможет сломить меня своими пронзительными голубыми глазами, как у отца.

– Мне казалось, у тебя режим? – с улыбкой спрашиваю я, вытирая руки кухонным полотенцем.

– Да-а… режим, – грустно подтверждает Марк и возвращается обратно к тарелке с овощами.

Я ожидала более бойкой реакции.

– Расскажи мне про хоккей, – подбадриваю его и начинаю раскладывать на мраморной столешнице необходимую посуду и продукты для своего заказа.

– А что рассказывать? – Марк пожимает плечами. – Гоняем целыми днями по льду в тяжёлой экипировке, а потом тащим её домой, чтобы снова притащить утром.

Самая «вдохновляющая» речь, какую я когда-либо слышала.

– Как-то без энтузиазма, – замечаю, закидывая ингредиенты в глубокую стеклянную миску. Ставлю её в автоматический миксер, и кухню наполняет мерное жужжание лопастей. – Ты любишь то, чем занимаешься?

– Конечно! – вдруг, будто опомнившись, отвечает мальчик. – Я хочу быть как папа!

– Как папа? Быть хоккеистом?

– Ну, сильным, богатым и… и хоккей – это здоровье и возможность путешествовать.

Я смотрю на мальчика с лёгким прищуром. Что-то мне подсказывает – это совсем не его слова.

– Ты сам так решил? Или кто-то подсказал?

– Мама говорит, что папа был бедным до того, как стал хоккеистом.

Так, здесь всё понятно. Мама думает, что хоккей – билет в безбедное будущее. Что в целом правда, но при условии, что ты готов посвятить всего себя спорту и у тебя к этому есть хоть капля таланта.

– А папа?

– Папа говорит, что хоккей мне откроет все двери.

По усталому Соколову так и не скажешь, что хоккей открыл ему все двери и он безгранично счастлив. Скорее наоборот – будто заперт в золотой клетке собственных достижений.

– А ты сам чего хочешь? – достаю миску с воздушным кремом и начинаю наполнять им кондитерский кулёк. Сладкий аромат ванили разливается по кухне тёплым облаком.

– Хочу попробовать этот кекс, – кивает он на мою работу, и в его глазах впервые вспыхивает настоящий огонёк.

Вот я, конечно, «молодец». Ему запрещено сладкое, а я прямо перед ним развернула шоколадную фабрику.

– Ох, прости… – начинаю убирать всё со стола подальше от его глаз.

– Нет, продолжай! – Марк подскакивает на стуле. – Мне нравится смотреть, как ты это делаешь, пожалуйста!

Я застываю на месте. По-хорошему, я вообще не должна была этого делать – сейчас моё рабочее время, и мне нужно посвятить его Марку. Но с другой стороны, раз ему нравится… Может, хоть здесь он найдёт то, что действительно его увлекает?

– А не хочешь поучаствовать? – весело спрашиваю.

– А можно? – Вот сейчас я вижу тот самый огонь, который должен был загореться в его глазах, когда я спросила про хоккей. Живой, неподдельный интерес.

– Нужно! – подмигиваю и начинаю искать чистый фартук.

– А можно я крем оближу с ложки? – шёпотом спрашивает он, будто просит разрешения ограбить банк.

Я пару секунд колеблюсь, но потом сдаюсь. Пусть мне потом попадёт от Соколова, но я не могу отказать ребёнку в такой мелочи. В конце концов, детство случается только раз в жизни.

– Бери, только папе ни слова, – грожу пальцем.

– Да, шеф! – отвечает он, как принято на кухнях ресторанов, и обегает стол, чтобы встать рядом со мной.

Его маленькие пальцы неуклюже завязывают фартук, и я помогаю ему, чувствуя, как от мальчика исходит тепло и запах детского шампуня. Впервые за весь вечер в этой квартире воцаряется что-то похожее на уют.

Когда мы закончили с кексами, я предложила Марку испечь печенье для завтрака, от чего мальчик запрыгал от восторга. Я купила формочки в виде клюшек, хоккеистов и коньков ещё до того, как пришла на собеседование, знала, что клиент и его сын играют в хоккей и решила таким образом продемонстрировать свою вовлечённость и внимательность, если вдруг разговор зайдёт о моих кулинарных навыках. Пока мы раскатывали тесто и вырезали печенье, Марк рассказывал мне о школе, о друзьях и о том, как он хочет научиться плавать баттерфляем.

– А ты умеешь плавать баттерфляем?

– Нет, – хихикаю в ответ. – Но теперь тоже хочу научиться.

Марк – удивительный мальчик. Я ещё не встречала детей, которые бы так долго держали внимание на одном занятии. Он внимательно слушал мои наставления, очень старался и всё доводил до конца. Я думала, что мы больше подурачимся, чем сделаем что-то дельное, была уверена: Марк устанет и переключится на другое занятие спустя пару минут. Но в итоге мы сделали даже больше. Уже представляю лицо Соколова, который увидит целый противень домашнего печенья в шоколадной глазури у себя на кухне.

Никакого сладкого и мучного!

Гремят у меня в голове его слова строгим, непоколебимым тоном. Вот почему я не умею следовать правилам? Даже сейчас, когда мне совершенно точно нельзя терять эту работу, я взяла и с треском нарушила все наставления своего работодателя.

Глава 5. Дом

Антон.

– Вы только посмотрите, кто выбрался из монастыря! – ржет Самсонов, как только замечает меня в баре.

– И тебе привет, – отвечаю, крепко пожимая ему руку, и усаживаюсь рядом за стойкой. – Безалкогольное пиво, пожалуйста.

– Серьезно? Может, еще парное молоко закажешь?

Я смеюсь, покачивая головой.

– Утром мне нужна трезвая голова.

– Эх, чертов отличник! – добродушно подмигивает давний друг, но больше не давит.

– Ну, расскажи подробнее как тебя занесло в Торонто?

– Ты же знаешь, у меня сын. А Ванесса, его мама, модель… Сначала она подписала контракт с местной компанией, и я поехал за ней, чтобы быть рядом с сыном. А теперь она вообще свалила в Европу. Не знаю, как это скажется на Марке. Пока в смятении.