Рассвет русского царства (СИ). Страница 6

Работа в кузне продолжалась пока солнце не стало заходить за горизонт. С непривычки натёр мозоли, спина болела. Артем же работал молча, изредка бросая короткие команды. Под конец дня он выковал несколько гвоздей, топор и какую-то металлическую скобу.

— Хватит на сегодня, — вытирая руки сказал он. — Завтра приходи после своих маханий мечом. — По всей видимости не любил он отчего-то воинское дело. По крайней мере мне так показалось. Когда я выходил, он окликнул меня: — И вот это возьми.

Он протянул мне кусок ржаного хлеба — твердый, но для меня в тот момент это был настоящий пир.

— Спасибо. — выдавил я.

— Работал хорошо. Для первого дня. — И по-доброму добавил: — Иди, отдыхай.

Я взял деревянный меч, прислонённый к стене, и поплелся домой. Открыв дверь, понял, что Григорий ещё не вернулся. И я буквально рухнул на свою охапку соломы, закрыв глаза. Тело гудело от усталости, но мозг продолжал работать.

Сегодня я немного больше узнал о жизни Митьки. Воспоминания несколько раз мелькали перед глазами. Мать… была мать. Звали ее вроде Дарья. Она умерла три года назад от лихорадки. Или, как тут её называли, лихоманка.

Митька тогда замкнулся в себе. До этого он играл с детьми. И был нормальным ребёнком. Но потеря мамы сломала его. После еще одно потрясение — старший брат Ивашка погиб год назад в стычке с татарами. Отношения с отцом и так тогда были не лучшими. А после… после этого Григорий стал ещё жестче, требовательнее. И Митька считал, что отец его презирает.

Но я согласен с Митькой не был. Как я уже говорил, отец был жёстким, но не жестоким. Если бы ему совсем было наплевать на сына, не готовил бы на него еду. И не договаривался бы с кузнецом, как и не стал бы обучать ратному делу.

Дверь скрипнула, и в избу вошел Григорий. Лицо у него было усталое, кольчуга покрыта пылью. Он снял меч, повесил на крюк у стены и тяжело сел за стол.

— Как в кузне? — спросил он.

— Нормально, — ответил я. — дядька Артем сказал, что я справился.

Григорий хмыкнул.

— Это хорошо. Может, хоть руки окрепнут.

Григорию было около сорока. Высокий, под метр восемьдесят, широкоплечий и чернявый, он производил впечатление подтянутого мужчины. Лишь едва заметная проседь в темных волосах выдавала его возраст.

Я знал, что в дружине он занимал должность десятника. Вроде бы не самый высокий ранг, но и не последний. Судя по воспоминаниям Митьки, Григорий был хорошим воином, по крайней мере так о нём отзывались в поселении.

— Отец, — решился я. — а можно спросить?

Он поднял голову, удивленно глядя на меня. Митька редко с ним разговаривал.

— Спрашивай.

— Этот боярин… Ратибор. За что его сослали сюда?

Григорий нахмурился.

— Не твое дело. Хотя, раз спросил… — Он вытер рот рукавом. — Боярин Ратибор Годинович служил при дворе великого князя. Был воеводой, командовал сотнями. Но поссорился с кем-то из знатных, и его отправили сюда, укреплять восточные рубежи. Формально это служба, но по сути — ссылка.

— И нас с собой прихватил?

— Не только нас. Все его люди: дружинники, слуги, ремесленники. Мы переехали сюда два года назад. Этой крепости уже много лет. И нам пришлось много сил потратить, чтобы привести её в порядок. Боярин Ратибор Годинович, потратил очень много денег, на её восстановление.

— А прежний боярин? Он что за ней не следил?

— Следил. Но… — сделал паузу Григорий словно вспоминая. — В год, когда матери твоей не стало, погиб он. В засаду попал, до сих пор неизвестно кто её устроил. Но не суть. В общем по мужской линии его род пресёкся. А женщины уехали в Москву к родне. Когда прибыли в крепость, тут оставалось всего полтора десятка дружинников. Все они пошли под руку Ратибора. — тяжело вздохнув он, продолжая. — Но татары… Они нападают постоянно. То разведка, то набег. В прошлом году Ивашка… твой брат… погиб.

Я кивнул. В памяти Митьки была размытая картинка: старший брат — высокий, сильный, смеющийся. А потом, его тело, привезенное на телеге, со стрелой в груди.

— Ладно, давай спать, — бросил Григорий. — Завтра снова на тренировку. И не вздумай проспать, как сегодня. Снова без завтрака останешься. — После паузы добавил. — Тебя Дядька Артём кормил?

— Да.

Он кивнул. И лёг на свою лавку у печи, укрылся кожухом и через минуту уже храпел.

Так и закончился мой второй день…

Следующие недели пронеслись очень быстро и слились в однообразную рутину. Подъем до рассвета. Тренировка с Григорием. Удары деревянным мечом, стойки, уклоны. Потом кузня: мехи, уголь, вода, снова мехи. Вечером снова тренировка, но здесь уже я старался делать растяжку, отжимался, качал пресс. За мной никто не следил, но спуска я себе не давал.

Постепенно тело Митьки, медленно… очень медленно привыкало к нагрузке. Руки покрылись мозолями, мышцы… их толком ещё было не видать. Но, лиха беда начало — деревянный меч уже не казался таким тяжелым. Я чувствовал, что это тело становится сильнее.

Артем оказался неплохим учителем. Он не был болтлив, но, когда объяснял, делал это доходчиво.

— Смотри, — говорил он, держа раскаленный кусок железа. — Металл живой. Если перегреешь — сгорит и станет хрупким. Если не догреешь, не прокуешь — останется мягким. Нужно чувствовать. Вот тут — видишь цвет? Ярко-оранжевый, — удар молотом. — видишь самое то!

Он бил, и я смотрел запоминая малоизвестную мне науку.

Однажды вечером, когда мы закончили работу, Артем сел на скамью и достал кожаный бурдюк с квасом. Отпил, протянул мне.

— На, пей.

Я сделал глоток. По мне так кислый, но освежал неплохо.

— Слушай, Митька, — сказал Артем, глядя на угасающие угли. — Изменился ты за последнее время.

Я напрягся.

— С чего ты взял?

— Не знаю. Раньше ты был тише воды, ниже травы. А теперь… — Он посмотрел на меня. — Теперь другой. Работаешь нормально, не ленишься, не ноешь. Неужто повзрослел наконец-то?

«Вот те раз. Григорий, родной отец, не заметил, а тут простой кузнец, у которого я и трех недель не работаю».

Я промолчал. Не знал, что ответить.

Артем усмехнулся и снова отпил из бурдюка.

— Ладно, не мое дело. Главное — работаешь хорошо. Продолжай в том же духе.

На этом разговор был окончен. И я пошёл домой. Открыв дверь, я почувствовал запах еды. Григорий готовил ужин. Увидев меня, он кивнул, приглашая к столу.

— Дядька Артем доволен тобой.

— Правда? — решил я поддержать разговор.

— Ага. Говорит, что руки у тебя растут, откуда надо. Редкость для таких, как ты.

Я не знал обижаться ли на это замечание или радоваться. Тем вечером мы так и не проронили друг с другом ни слова.

* * *

Прошло еще две недели. Я продолжал работать в кузне, тренироваться с мечом, который теперь держал уверенней. Даже Григорий пару раз кивнул одобрительно.

Однажды утром, когда я раздувал мехи, в кузню зашел человек. Высокий мужчина лет тридцати пяти. Он был облачён в добротную кольчугу, поверх тёмного кожаного кафтана. От скулы вниз тянулся тонкий шрам, скрывающийся под воротом одежды. Его глаза были жёсткими, — такие обычно были в фильмах у опытных разведчиков или шпионов.

Дядька Артем, увидев его, отложил молот и вытер руки.

— Здравствуй, Федор.

— Здорово, Артем, — ответил тот. — Боярин велел передать: нужны новые наконечники для копий. Штук тридцать. К следующей неделе.

— Добро, успею, — кивнул Артем. — Что-то случилось?

Федор бросил взгляд на меня, потом снова на дядьку Артема.

— Дозорные видели следы. На востоке, за рекой — татары шастают. Может, разведка, может, готовятся к набегу. Боярин велел быть готовыми.

Дядька Артем нахмурился.

— Понял. Сделаю наконечники.

Федор снова посмотрел на меня, на этот раз дольше.

— Это кто?

— Митька, сын Григория. Помогает мне.

— А, — Федор усмехнулся. — Слышал про него. Говорят, за ум взялся.