Рассвет русского царства (СИ). Страница 22

На следующий день, вечером мы с Григорием сидели у печи. Все это время он провёл у Глафиры. И домой не возвращался. Мы виделись с ним на утренних тренировках, но ко мне он не подходил. Обиженку из себя строил.

— Ты был прав, — нарушил он тишину. — Эта печь лучше.

— Нам ещё и крышу поправили.

— Ясно, — сказал он, после чего пошёл спать к себе.

Получалось, про печь он согласился, а вот вопрос, что кушать будем с наступлением холодов, ничего не объяснил. И что-то мне подсказывало, что этот вопрос мне тоже придётся решать самостоятельно.

https://author.today/work/505658 — Рассвет русского царства

Глава 8

Прошло три недели с тех пор, как боярин Ратибор объявил о своей поездке в Нижний Новгород.

Я сидел на крыльце, затачивая новые крючки, сделанные по моей просьбе Артёмом, когда услышал знакомый голос отца.

— Митька, — позвал Григорий из дома. — Иди сюда.

Я отложил точильный камень и зашел внутрь. Отец стоял у печи, разглядывая свою кольчугу. Поправлял кольца, проверял на разрывы. Видимо, готовился к поездке.

— Слушаю, — сказал я.

Григорий не поднял глаз.

— Завтра к нам переедет Глафира с детьми.

Я замер.

— Что? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Я сказал. Ты услышал.

Я посмотрел на избу. Четыре на шесть метров. Две лавки, печь, немного свободного пространства. И сейчас сюда должны въехать ещё трое? Что за бред…

— Отец, — начал я осторожно. — Но… здесь же места мало. Нас двое, а станет пятеро. Как мы…

— Разместимся, — оборвал меня Григорий. — Не впервой. Раньше вчетвером жили, когда мать с Ивашкой были живы.

— Но…

— Никаких «но», — отец наконец поднял глаза. — Или ты поперёк отцовской воли решил идти?

— Нет. — ответил я, но хотел сказать совершенно другое. — Просто, ответь… как мы зимовать будем? Запасов нет. Еды на двоих едва хватает, а тут ещё трое ртов.

Григорий отвернулся, продолжая осматривать кольчугу.

— Как-нибудь проживем. До этого ведь жили.

— «До этого жили, — подумал я с горечью. — И чуть не подохли от голода прошлой зимой, судя по воспоминаниям Митьки. После нападение татар, когда они увели наш скот и холопов, мы так и не восстановили материальное положение. И Григорий никак этому не способствовал.»

Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Отец, может… может, стоит отложить покупку брони? Потратить деньги на запасы? На кур, на зерно, на…

— НЕТ! — рявкнул Григорий, оборачиваясь ко мне. — Сколько раз повторять⁈ Броня, это твоя жизнь! Без брони ты в первом же бою погибнешь! — Я промолчал, и отец продолжил. — Я ухожу к Глафире. Помогу ей собраться. Завтра переедет. — он ушел, хлопнув дверью.

Я остался один в избе, сжимая кулаки так сильно, что костяшки побелели.

* * *

Я вышел на улицу и направился к кузне.

— А, Митька. Рано сегодня. Что случилось?

— Дядька Артем, — начал я. — Слышал, что ты с боярином в Нижний едешь?

Кузнец отложил молот, вытер руки о фартук.

— Да. Послезавтра выезжаем. Нужно кое-что закупить. Железо, уголь, инструмент, да и так по мелочи. — Он прищурился. — А что?

Я достал из-за пазухи кожаный мешочек. Развязал его. Внутри лежали серебряные копейки, которые я успел заработать за копченую рыбу. И было там всего 2 копейки. Смешно ли, но за рыбу деньгами со мной могла расплатиться только боярыня.

— Закупиться мне надо. Поможешь?

Артем посмотрел на меня долгим взглядом.

— Что купить-то?

— На пол копейки, пуд соли. На остальные полторы копейки крупу — пшено, овёс, гречку.

По-хорошему ещё надо было купить горшок большой для варки. Ткань плотную, одежду зимнюю пошить. И крайне хорошо было бы, купить верёвку. Крепкую, но тонкую. Поэтому я собирался перейти ко второй просьбе, но не сразу. А если откажет, то буду стараться выменять это в селении, за копченую рыбу.

Тем временем кузнец хмыкнул.

— Запасаешься на зиму?

— Да. К нам Глафира с детьми переезжает. Отец с боярином уедет, а я один останусь. Нужно их кормить.

Артем покачал головой, но ничего в слух поэтому поводу не сказал.

— Понял. Ладно, куплю. Только денег этих может не хватить. Соль нынче дорогая.

Я задумался.

— А если… а если я ещё рыбы дам? Копченой. Продашь там, на рынке?

Глаза кузнеца загорелись.

— Рыбу? Копченую? — Он почесал бороду. — Это дело. Такую рыбу, как ты делаешь, на рынке за милую душу возьмут.

— Дядька Артем, мне просить больше некого. Понимаю, что хлопот добавляю. Но…

— Ладно, Мить, не чужие люди. Неси свою рыбу сюда. Лучше скажи, что ещё купить надо или деньгами лучше привезти? — И, усмехнувшись, добавил: — Правда, ими зимой сыт не будешь…

Следующие три дня я провел на реке.

Вставал до рассвета, брал удочки, копье, корзину и шёл к своему заветному месту, там, где река делала изгиб. Перенёс туда всё необходимое для копчения, натаскал дров, в лесу набирал трав и листьев с кустов смородины. Ещё раз ходил к боярыне просить соль. И хоть она была готова поделиться просто так, я пообещал вернуть, когда с Нижнего возвратится отец.

Закидывал сразу по пять удочек. Клёв шёл лучше всего утром и вечером. Хотя в этом нет ничего удивительного. Ведь именно тогда рыба особенно активна.

Там же чистил, потрошил, мариновал в соли с травами. Потом коптил. И так с утра до вечера.

* * *

Утром, как и говорил Григорий к нам переезжала Глафира с детьми.

Григорий нес небольшой скарб, что уместился всего в нескольких тюках. Глафира вела за руку Севу, семилетнего мальчишку с всклокоченными волосами, а на руках несла Иву, трёхлетнюю девчушку с большими испуганными глазами. Григорий довёл их до порога, потом что-то пробурчал, что ему к барину надо, и ушёл.

— Здравствуй, Митька, — тихо сказала Глафира, останавливаясь у крыльца.

— Здравствуй, Глафира.

Она огляделась. Взгляд скользнул по избе, по двору, по куче рыбы, разложенной на траве, что я готовил для продажи в Нижнем Новгороде.

— Я могу зайти, ты не против? — спросила она неуверенно.

Рядом стоял Григорий. И мне показался этот вопрос странным. Я сделал шаг назад, пропуская её.

— Да, — сказал я равнодушным голосом. — Заходи.

На пороге дома Глафира огляделась. Сева держался за подол её платья, с любопытством разглядывая печь. Ива зарылась лицом в плечо матери.

— Тут… тут так чисто, — удивилась Глафира. — И печь…

— Недавно переделали, — пояснил я. — Боярин прислал мастеров.

Она кивнула, всё ещё не решаясь сесть. Я посмотрел на неё. Худая, бледная, с тёмными кругами под глазами. Платье залатанное, местами порванное. Дети такие же, тощие, в старой одежде.

— Не волнуйся, — сказал я. — Места хватит. Вот здесь, — я показал на угол у печи, — можешь постелить детям. Тепло будет. Там, указал я в другой угол. — отец спит. Солома вся свежая и гнуса в ней нет.

Глафира с благодарностью кивнула. И в тот же день начала обустраиваться.

Она расстелила в углу у печи старое тряпьё, уложила детей. Сева заснул сразу, сопя носом. Ива ворочалась, хныкала, но потом тоже затихла. Глафира села на лавку, сложила руки на коленях. Смотрела на огонь в печи молча. Григорий тоже спал. Его храп было слышно по всей избе.

Я сидел на своём месте, у стены, и чинил леску. Одна из удочек порвалась сегодня, зацепившись за корягу. Пришлось нырять и искать и леску, и крючок. Ни того, ни другого я терять не хотел.

— Митька, — тихо позвала Глафира.

Я поднял глаза.