Рассвет русского царства (СИ). Страница 18
Через час у меня было две полки из лозы. Не идеальные, но прочные. Рыбу точно выдержат.
Я отложил их в сторону, вытер пот со лба.
«Теперь нужны травы. Пряные. Для маринада».
Я вспомнил, как в армии старшина Кулагин рассказывал, что перед копчением рыбу надо хорошо натереть солью и пряностями — вкус получается ярче, аромат насыщеннее.
Но где взять травы? И главное — СОЛЬ!
Мне, человеку, жившему в двадцать первом веке, было сложно представить, что соль может так дорого стоить! Пуд* (приблизительно 16,38 кг) продавался за полкопейки!
ОТ АВТОРОВ.
В 1477 году, по данным венецианца Амброджо Контарини, на московских рынках за 1 копейку можно было приобрести 2,5 кг мяса либо двух кур, а также 5,2 кг ржаной муки, либо 1,7 кг мёда.
Беличья шуба стоила 60–70 коп. За хорошего верхового коня давали 6 ₽ А крестьянскую лошадь можно было купить за 1 ₽
Мы не нашли точной информации сколько мог зарабатывать десятник в 15 веке. Google сказал следующее:
Многое зависело от благосостояния барина или князя, которому служили солдаты.
Ратибор Годинович, по сути, был в ссылке. И мы исходили из того, что денег у него не так уж и много. Соответственно, и жалование он своим воинам платил небольшое.
* * *
Делать было нечего, и я пошёл просить у жены барина. Не хотелось наглеть, но если всё получится, рассчитаюсь с ней рыбой.
Я поднялся на крыльцо, но внутрь не пошел. Огляделся — и увидел няньку, ту самую пожилую женщину, которая ухаживала за Глебом.
Она несла ведро с водой, тяжело переваливаясь с ноги на ногу.
— Подожди! — окликнул я, подбегая к ней. — Дай помогу.
Нянька остановилась, удивленно посмотрела на меня.
— Ох, Митенька! Спасибо, родимый. — Она передала мне ведро. — Совсем силы не те уж.
Я взял ведро, донес до терема, поставил у порога.
— Спасибо, — повторила она, кряхтя. — Добрый ты, парень. Не то что другие.
Я пожал плечами.
— Да ладно. Слушай, мне нужна твоя помощь.
— Чего тебе, родимый?
— Травы душистые нужны. У вас на кухне есть?
Нянька нахмурилась.
— Есть, конечно. А зачем тебе?
— Для… для лечения, — соврал я, не моргнув глазом. — Баричу нужно.
Лицо няньки сразу смягчилось.
— Ох, для Глеба Ратиборовича? Конечно, конечно! Сейчас принесу!
Она заторопилась внутрь. Я остался ждать, чувствуя легкий укол совести.
«Соврал. Но что поделать? Если бы сказал, что для рыбы — не дала бы».
Нянька вернулась через пять минут, держа в руках небольшой холщовый мешочек.
— Вот, держи. Тут и чабрец, и укроп сушеный, и можжевельник. Хватит?
Я взял мешочек, понюхал. Резкий, приятный аромат ударил в нос.
— Хватит. Спасибо большое.
— Да не за что, родимый. — Она похлопала меня по плечу. — Ты Глеба спас, нам всем помог. Проси, что хочешь, — все для тебя сделаем.
Я кивнул, поблагодарил еще раз и ушел.
* * *
Следующим утром, я снова отправился на рыбалку. И с разрешения Григория собирался пропустить тренировку. За Оленой не заходил, потому что было ещё слишком рано и солнце только-только начало подниматься из-за горизонта.
На реке пробыл почти до полудня. В плетённом садке, снова барахталась рыба по самый верх. И я отправился обратно.
Дома я высыпал рыбу на стол. Взял нож и начал разделывать.
Чешую счищал ножом, быстрыми движениями. Потом вспарывал брюхо, вытаскивал внутренности. Жабры вырезал — они дают горечь при копчении. Примерно через час передо мной лежала гора выпотрошенной рыбы.
Я взял мешочек с травами, высыпал содержимое в миску. Добавил щепотку соли — последние крохи из того, что было дома. Начал натирать рыбу. Внутри и снаружи. Травы пахли резко, пряно. Пальцы пропитались ароматом можжевельника и укропа. Когда закончил, отложил рыбу в сторону, накрыл тряпкой.
«Пусть промаринуется. Час-полтора. А пока займусь углями».
Я вышел во двор, собрал охапку дров — сухих, но не трухлявых. Сложил их в кучу, поджег. Огонь разгорелся быстро, жадно пожирая дерево. Я подкладывал дрова, следя, чтобы костер горел ровно. Через полчаса дрова прогорели, превратившись в угли — красные, пышущие жаром.
Взяв лопату, сгреб угли в небольшую кучку. Слегка притушил, сбрызнув водой — чтобы жар был, но открытого пламени не было.
Тем временем я настрогал щепы — тонкие полоски дерева, которые дают дым при тлении. Бросил их в корыто с водой, где уже отмокала деревянная коробка. Щепа начала разбухать, впитывая влагу.
«Хорошо. Теперь собираем конструкцию».
Я достал коробку из корыта, отряхнул от воды. Дерево потемнело, стало тяжелым — пропиталось насквозь. Поставил коробку над кучей углей. Внутри оказался жар, но не слишком сильный — в самый раз. Взял полки из лозы, вставил их внутрь коробки одну над другой. Выложил на них рыбу — аккуратно, чтобы не касались друг друга.
Сверху присыпал угли влажной щепой. Она сразу начала дымиться — густой, белый дым с приятным древесным ароматом.
Накрыл коробку крышкой. Щели между досками пропускали дым, который выходил наружу тонкими струйками.
Я отступил на шаг, любуясь своей работой.
«Готово. Теперь ждать. Минут двадцать-тридцать».
Запах начал распространяться почти сразу. Сначала легкий, едва уловимый. Потом все сильнее, насыщеннее. Дым, травы, рыба — все смешалось в один аромат, от которого текли слюнки.
Я сел на крыльцо, глядя на коптильню. Время тянулось медленно.
* * *
Минут через двадцать я услышал голоса.
Обернулся. Григорий шел ко двору, а рядом с ним Артем и Семен. Все трое несли что-то в руках.
— Сын, — окликнул отец, подходя ближе. — Что это за запах? Всю деревню уже заполонил.
Я усмехнулся.
— Ужин готовлю.
Артем поднял горшок, который нес в руках.
— Олена с матерью уху сварили. Решил принести, заодно посмотреть, что ты тут творишь.
Семен поставил кувшин на лавку.
— А я квас принес. — Он прищурился, принюхиваясь. — Что это за аромат, Митька? Терпеть уже нет мочи, хочется попробовать.
Все трое засмеялись.
Я встал, подошел к коптильне. Прикинул время — полчаса прошло. Должно быть готово.
— Ну, показывай, что там у тебя, — поторопил Артем.
Я снял крышку.
Из коробки повалил густой дым, рассеиваясь в воздухе. А внутри, на лозовых полках, лежала рыба — золотистая, с румяной корочкой, блестящая от выступившего жира.
Запах ударил в нос так, что у меня самого закружилась голова. Копченая рыба, пряные травы, дым — все смешалось в один невероятный аромат.
— Господи Боже… — выдохнул Семен, глядя на рыбу широко распахнутыми глазами.
Артем сглотнул.
— Митька, это… это что такое?
— Копченая рыба, — коротко ответил я, доставая верхнюю полку вместе с рыбой. Поставил ее на край лавки у крыльца.
Григорий молчал, глядя на рыбу. Потом медленно протянул руку, взял одного окуня, понюхал.
— Пахнет… невероятно, — пробормотал он.
— Давайте попробуем, — предложил я.
В этот момент мимо проходил Ратибор. Боярин шел куда-то по своим делам, но, услышав наш разговор и почувствовав запах, остановился.
— А что это у вас? — спросил он, подходя ближе. — Запах такой, что живот скручивает.
Григорий обернулся, кивнул.
— Да вот, Митька рыбу приготовил. Заходи, барин, отведай с нами.
Ратибор на мгновение замялся — видимо, не привык к тому, чтобы его так запросто приглашали простые дружинники. Но аромат копченой рыбы пересилил.
— Ладно, — кивнул он. — Попробую.
Мы сели на лавки у крыльца. Артем поставил горшок с ухой посередине, Семен разлил квас по деревянным кружкам.
Я взял копченого окуня, разломил пополам. Мясо легко отделялось от костей — белое, сочное, с золотистой корочкой.