Рассвет русского царства (СИ). Страница 17
— Матерь Божья. Это… это вы наловили, Митька, Олена. Ох, счастье-то какое!
— Мы, — кивнул я. — Вот половина ваша.
— Спасибо! — выдохнула она. — Спасибо большое!
Я улыбнулся.
— Не за что. Вы помогли, я помог. Всё по-честному.
— Ох, храни тебя господь, Митрий, — перекрестив, сказала мама Олены.
* * *
Я сидел на крыльце и чистил рыбу, когда пришёл Григорий.
— Вот те раз. — стал столбом он. И с прищуром спросил. — Где взял?
— Наловил. В реке.
Григорий посмотрел на меня долгим взглядом.
— Сам?
— Сам.
Он кивнул. Сел рядом и молча начал со мной чистить рыбу.
Когда с последней рыбиной было закончено, он посмотрел на ведро, в котором была чешуя, кишки и жабры.
— Отнеси это Глафире. Помнишь, где она живёт? — Я кивнул. — У неё муж год назад погиб. — И чуть тише добавил. — Там же, где и Ивашка. В общем, баба осталась одна с двумя детьми. У них куры есть, пусть им бросит. И, — отложил штук пять рыбин, — это ей передашь. Хорошо?
Знал я из воспоминаний Митьки, что Григорий хаживал к Глафире «в гости». Но ничего против того, чтобы поделиться, не имел. Хотя немного «жабка» скребла.
— Хорошо, отец. — сказал я
— Тогда беги, а я пока готовить буду. — И… — сделал он паузу. — Молодец, сын. С деньгами нынче туго. И, честно сказать, я не думал, что у тебя что-то выйдет. В общем, возвращайся поскорее. Кушать будем.
До Глафиры я добрался за пять минут. Увидев меня, она насторожилась.
— Чего тебе? — спросила она.
— Здравствуй, Глафира. Я сын Григория, десятника…
— Я знаю кто ты, Митька. Зачем пожаловал?
Глафире на вид было лет тридцать. Может меньше. Худая, я бы даже сказал худощавая. Видно, что не доедает. Волосы под косынкой редкие, глаза уставшие, но если откормить… В общем, вполне нормальная баба. Не страшная уж точно.
— На рыбалку я ходил, — не сильно мне понравилось, как она со мной разговаривала. То ли верила слухам, согласно которым я колдун и продал душу нечистому. Или же думала, что пришёл разборки наводить, зачем к ней отец захаживает. — Наловил рыбы. Отец прислал к тебе, это… — достал я пять неплохих рыбёшек, — вам покушать. А это, — показал я на ведро в руке, — курам отец сказал высыпать.
— Так нету курей у нас давно… Съели же… — опустила она голову.
— Эммм, — только и смог я выдавить. Кажется, отец вообще не обращает внимание, что по сторонам творится. Ведь я точно знал, что он захаживает к ней. И даже если идёт к ней ночью, и ничего перед собой не видит, то это никак его не оправдывает.
— Мам… — вышел мальчик примерно семи лет, а за руку он держал босую девочку. Они вместе вышли на улицу, и уставились на рыбу, которую я уже передал Глафире в руку.
— Ладно, — сказал я, — отнесу это кузнецу. — указал я на ведро.
— Нет, стой. Оставь. Я соседке нашей дам. Она много добра нам сделала. У неё куры есть.
— Глафира, — задвинул я ведро себе за спину, — я завтра ещё на рыбалку пойду. Что наловлю поделюсь.
Я знал, что на соседнем участке не было курей. И жил там бобылем старик. Трое сыновей у него и все в дружине. И вроде как на хорошем счету у боярина. Так что отец ни в чём не нуждался. Поэтому я сделал простой вывод, что потроха Глафира тоже в еду хотела использовать.
Женщина начала мять передник.
Ааа, — доперло до меня. Она боится, вдруг я обману, и завтра ничего не принесу.
— Завтра приду. — Повернулся и пошёл к дядьке Артёму.
И снова тот меня встретил на улице. Я передал ему ведро, а через пару минут он уже вернулся с пустым. Даже сполоснуть успел.
— Завтра пойдешь на рыбалку? — спросил он.
— Да.
— Дочь возьмёшь?
— Возьму, дядька Артём. После того, как у вас поработаю, так и пойдём.
— Ну, добро.
Когда вернулся, отец уже приготовил рыбу. Григорий достал одну, положил на деревянную тарелку. Мы ели молча, обжигаясь, но не останавливаясь.
Рыба была вкусная, сочная.
— Отец, — позвал я.
— М?
— Завтра снова пойду. Наловлю еще. Может, продам или обменяю на что-нибудь. — Я сделал паузу. — У Глафиры курей нет. Съели они их давно.
Григорий нахмурился, но ничего не сказал. Не знаю, было ли ему стыдно. Я вообще плохо понимал, что у этого человека на уме. Но знал конину, что досталась ему после набега, он отдал большую часть ей. Тем не менее сам факт того, что он не интересовался, как она живёт, говорил о многом.
Мы посидели в тишине. После чего разошлись спать.
И тут я вспомнил. КОПЧЕНИЕ!
В армии, когда мы выезжали на полигон, местные мужики часто коптили рыбу прямо в полевых условиях — простая деревянная конструкция, угли, щепа. Рыба получилась вкусная, ароматная и хранилась несколько дней даже в жару.
«Горячее копчение. Я могу это сделать».
* * *
Утром с Григорием ушёл на тренировку. Вместе с дружиной занимался барин, и я замечал на себе его оценивающий взгляд.
Это заметил и отец. И, наверное, чтоб подать себя в выгодном свете, начал лично показывать мне удары клинком. Я же, понимая, что это и в моих интересах, стал стараться лучше. Благополучие отца, это и мое благополучие.
После тренировки, я пошёл проводить процедуры его сыну. Управился быстро и уже собирался идти к кузнецу, как меня перехватила жена барина и усадила за стол. Отказываться я не стал. В тарелке у меня лежала вкуснейшая куриная ножка.
— Кушай, кушай, — сказала Любава. — А то одни кожа, да кости.
— Благодарствую, барыня, — прожевав сказал я.
После это я побежал к кузнецу. Просто продавать рыбу — это не так выгодно, как делать это с копчёной. И мне нужна была помощь.
— Да, Митрий, удружил. Давно я так от пуза не объедался. Рассказывай, с чем пожаловал?
— А с чего ты взял, что…
— По глазам, Митрий. У тебя всё в них написано. Или же я не прав, и ты пришёл просто за мехи постоять?
— Ладно, дядька Артём, твоя правда. Нужна мне помощь. Хочу конструкцию одну сделать. Для рыбы.
— Какую конструкцию?
— Коробку. Без дна и верха. И крышку к ней, чтобы плотно закрывалась.
Артем нахмурился.
— Зачем?
— Потом увидишь, — уклончиво ответил я. — Поможешь?
Кузнец почесал бороду, раздумывая.
— Ладно. У меня как раз есть доски старые, обрезки… на выброс уже шли. Пойдут?
— Отлично пойдут.
Мы прошли за кузню, где в углу валялась куча обрезков и старых досок. Артем покопался, достал несколько длинных, относительно ровных кусков.
— Такие?
— Да, — ответил я, осматривая доски. — Самое то.
Мы принялись за работу. Артем пилил доски по размеру, я держал. Что до пилы, то она вызывала опасение. Зубья были неразведенными, некоторые вообще отсутствовали. И её очень часто клонило! Тем не менее пилить было немного, и всего через полчаса у нас была готова конструкция — прямоугольная коробка высотой с локоть, без дна и верха. И отдельно крышка, которая плотно ложилась сверху.
— Готово, — отступая на шаг, сказал кузнец. — Теперь объясни, зачем это?
— Потом, — повторил я. — Сейчас еще одно дело есть. Поверь, закончу поделюсь.
Он ничего не ответил, только посмотрел на меня с прищуром.
Я взял коробку, отнес к корыту с водой, которое стояло у стены кузни. Опустил ее туда целиком, придавив камнем, чтобы не всплывала.
— Что делаешь? — удивился Артем.
— Вымачиваю, — пояснил я. — Чтобы дерево раскисло, пропиталось водой. Иначе сгорит.
Выслушав меня, Кузнец лишь покачал головой.
* * *
Теперь нужна была лоза. Для полок, на которые я положу рыбу.
Я пошел к реке, нашел заросли ивняка. Нарезал несколько длинных, гибких прутьев и во дворе своего дома начал плести. Сначала сделал каркас — прямоугольную рамку по размеру коробки. Потом начал вплетать поперечные прутья, один за другим, создавая решетку.
Руки работали неловко, тело Митьки еще не привыкло к такой мелкой работе.