Варяг I (СИ). Страница 30

Я откинул мокрую от росы ткань, и передо мной раскинулась материализованная жизнь воина. Статус Храни, его гордость и его грехи. Теперь это был мой военный бюджет и фонд развития. В руках я сжимал восковую дощечку и стило — инструменты, столь же чуждые здесь, как и я сам. Но я начал записывать. Систематизировать. Это успокаивало, возвращало мне иллюзию контроля.

Затем я взял в руки топор. Этакий бородовидный крепыш. Рукоять была выполнена из ясеня, отполированного до гладкости. У обуха он был окован бронзовой лентой против перерубания. У самого обуха пестрело клеймо мастера: стилизованная птица, ворон или ястреб. Имя кузнеца всегда являлось гарантией качества. Я положил его рядом, ощутив приятную, зловещую тяжесть.

Далее я решил осмотреть копье. Древко было длинным и упругим, из выдержанной сосны. Наконечник оказался не листовидным, а «крылатым». Он был предназначен для таранного удара конного или пешего воина. И у него была одна миссия — пробить кольчугу, застрять в щите или кости, вывести противника из строя одним ударом. Оружие профессионала, знающего свое дело.

Потом я полез в сундук и, к своему восторгу, нашел там скрамасакс. Я вынул его из ножен. Длина клинка оказалась с мой локоть, около пятидесяти сантиметров. Не нож, но еще и не меч. Тяжелый, с одним лезвием и толстым обухом. Рукоять из мореного дуба, украшенная бронзовыми заклепками, образующими подобие волчьих зубов. Ножны — деревянные, обтянутые кожей, с изящной бронзовой оковкой устья и наконечника. Он лежал в руке как продолжение тела. Холодный, готовый к работе. Интересно, откуда такая красота оказалась у Храни?

Мой взгляд упал на шлем. Я поднял его. Он был скроен из нескольких толстых кожаных сегментов, скрепленных продольными полосами. Наносник и нащечники были усилены дополнительными накладками. Внутри покоился стеганый подшлемник из льна. Он был пропитан потом и отвагой предыдущего владельца.

Я поднял наручи. Кожаные, с нашитыми методом клепки продолговатыми железными пластинами. Добротная работа, но примитивная конструкция. Удар сверху мог смять их, покалечив руку.

Затем я поднял гривну. Это был небольшой серебряный прут, толщиной в палец и весом грамм в двести. На нем виднелись насечки, подтверждающие пробу. Банковский слиток темных веков. Не иначе…

Хмыкнув себе под нос, я высыпал горсть монет на ладонь. Восточные дирхемы. Вязь, похожая на арабскую. Они были почти не стерты. Свежие деньги. Храни либо недавно получил их в какой-то крупной сделке, либо просто не успел просадить.

Потом я развязал одну из тугих пачек и рассмотрел соболиные шкурки. Мех высшей ликвидности! Он ценился наравне с серебром на рынках от Бирки до Багдада. В моем мире… Каждая шкурка была выделана идеально, подшерсток оказался густым и шелковистым. Это уже было какое-никакое, но состояние!

На привязи у забора стоял молодой бычок. Породой он напоминал норвежскую красную. Мычал тихо, глупо глядя на меня большими глазами. Рядом стояли две козы, рогатые и бодливые. И всё это — живой капитал.

Я сделал последнюю пометку на дощечке и испугался своих хладнокровных мыслей:

«Он был не просто воином, а настоящим стяжателем. Храни оказался куда полезнее мертвым, чем живым».

Сразу после инвентаризации я отправился в кузню.

Воздух в обители Торгрима был густым, как бульон. Пахло углем, потом, кожей и древесиной. Здесь время текло иначе, измеряясь ударами молота о железо. Я вошел, сбросив с плеч тяжелую ношу — наручи и шлем Храни. Они с грохотом упали к ногам старого кузнеца.

Торгрим не отрывался от работы. Он насаживал новый молот на древко, подбивая клинья с точностью хирурга.

— Принес похвастаться, скальд? — просипел он, не глядя на меня.

— Принес работу, — поправил я его. — И оплату.

Он наконец поднял сузившиеся глаза. Я поднял наруч.

— Твоя работа? Пластины крепкие, но сидят плохо. Удар топора сомнет их в гармошку и переломает руку.

Торгрим хмыкнул и отложил молот в сторону.

— Такие все носят, парень. Железо — дорогое удовольствие. Нельзя всю руку в сталь одевать. Хочешь полные латы — отправляйся к Элирийцам, к их королю, и вступай в паладины.

Я не удивился незнакомым словам и не стал спорить. Подобрал с пола обгорелый уголек, нашел плоский камень для отбивки косы и начал рисовать. Линии были грубыми, но понятными.

— Видишь? — я ткнул пальцем в рисунок. — Мне не нужно больше железа! Просто надо сделать хитрее. Пластины не в ряд, а внахлест. На кожаной основе, пропущенной через прорези в них. Как чешуя дракона. Удар будет не приниматься, а распределяться и соскальзывать.

Я перевел руку на шлем.

— И это… Наносник — слабое место. Он должен быть не отдельной полоской, а частью цельной железной маски. Которая крепится сюда, к кольчужной бармице, если она будет. Чтобы лицо дышало, но было защищено от скользящего удара.

Торгрим молчал, вглядываясь в угольные каракули. Его мозг, привыкший к прямолинейной логике металла, переваривал чужеродные концепции. Я видел, как в его глазах вспыхивал сначала скепсис, потом интерес, азарт мастера, столкнувшегося с новой задачей.

— Это… — он протянул руку, словно ощупывая невидимую конструкцию в воздухе. — Сложная работа. На неделю. Не меньше. Да и кольчугу тебе надо бы сплести. Целее будешь!

Я уже доставал кошель. Развязал шнурок и высыпал на наковальню, рядом с его молотом, все дирхемы, которые у меня были. В довесок положил и гривну. Все это звякнуло, весело сверкнув на фоне почерневшего железа.

— Вот задаток. Сделай мне качественные наручи. Мне нужна полная защита предплечья от кисти до локтя. И переделай наносник, если получится. Остальное — со временем…

Он долго смотрел на монеты, потом на меня, потом снова на чертеж. Наконец, тяжело вздохнув, сгреб дирхемы в покрытую ожогами и шрамами ладонь.

— Ладно, скальд. Будет тебе твой драконий наряд. Посмотрим, убережет ли он тебя от дурости.

Сделка была заключена. Я купил технологическое превосходство. И в очередной раз закрепил союз с одним из самых уважаемых людей Буяна.

Вдохновленный сделкой с Торгримом, я решил избавиться от ненужной собственности.

Я вывел скот на свободное место у главной улицы. Оно превратилось в стихийную рыночную площадку. Я не стал орать и зазывать, как это делали другие. Просто вкопал кол, привязал бычка, отпустил коз щипать жухлую траву у забора. Пусть товар говорит сам за себя. Качество видно.

Вокруг сразу же образовалась зона отчуждения. Одни смотрели с откровенной завистью, другие — с подозрением. Продавать добро убитого врага — дело рискованное. Могли и обвинить в воровстве.

Первым подошел Асгейр. Он молча, по-хозяйски обошел бычка, потрогал холку, заглянул в зубы. Потом взял в руки связку соболя, потеребил мех, оценивая густоту подшерстка.

— Меха зря здесь выставляешь, — тихо сказал он, отойдя со мной в сторону. — Местные оценят вполовину. Вези это на тинг в Убваллу, к ярлу Готтингу. За эту связку соболя он даст тебе трех боевых коней. Или шесть легких кольчуг. А скот я могу сбыть здесь. Он не для дальних дорог.

Я кивнул, поблагодарив за совет. А он исчез так же незаметно, как и появился. Через полчаса я увидел, как он возвращается в сопровождении угрюмого бородача в поношенной кожанке, но с уверенным взглядом свободного землевладельца — бонда. Тот, не здороваясь, прошел к бычку. Молча, профессионально ощупал его мышцы, ребра, осмотрел копыта, заглянул в глаза. Потом так же бегло осмотрел коз. Кивнул Асгейру.

Начался торг. Вернее, его полное отсутствие. Бонд не предлагал цену. Он указал рукой на свою повозку, стоявшую поодаль.

— Буду платить не серебром, — прохрипел он. — Глянешь?

Я кивнул. Это было даже лучше. Серебро абстрактно. Оружие и снаряжение — конкретно и полезно прямо сейчас.

Он перечислил, тыча толстым пальцем в повозку: два добротных боевых топора (попроще, чем у Храни, но крепкие, с хорошей закалкой), три копья с листовидными наконечниками — универсальные, для метания и ближнего боя. И — что было ключевым — большой круглый щит из легкой липы с новым железным умбоном и кованой оковкой по краю. Он был выкрашен в красный цвет.