Варяг I (СИ). Страница 28

Короткий, точный, выверенный, как удар скальпеля.

Острие вошло глубоко в подмышечную впадину, туда, где под тонкой кожей билась жизнь — крупные сосуды и нервы.

Храни на миг замер, и безумие в его глазах сменилось искренним недоумением, будто он не мог понять, что сейчас произошло. Потом пришел шок и осознание. Он посмотрел на меня, и я увидел в его взгляде немой вопрос. А потом — пустоту. Абсолютную, бездонную пустоту. Его колени медленно подкосились, и он тяжело, с глухим стуком, рухнул на песок.

Вспыхнула агония. С последними, предсмертными силами Храни изловчился, рванулся и схватил меня за шею, сжимая мое горло своей железной, нечеловеческой хваткой. Его пальцы впивались в меня, как клещи. В глазах потемнело, в ушах зазвенело. Я, обезумев от страха, паники и нехватки воздуха, бил его, бил ножом в бок, в грудь, в то же место, снова и снова, пока его хватка не ослабла, а пальцы не разжались сами собой.

Я отполз от него, тяжело и судорожно дыша, весь в крови, в песке… в ужасе. Руки тряслись мелкой дрожью. Передо мной, на потемневшем берегу, лежал человек, которого я только что убил. Сознательно и хладнокровно.

Я смотрел на свои окровавленные, чужие руки, не в силах отвести взгляд. Тишину вокруг нарушал только настойчивый, равнодушный шум прибоя — волны накатывали все ближе и ближе, уже подбираясь к моим ногам. Суд богов был завершен. Они решили, что правда была за мной…

Тяжелые, мерные шаги по мокрому песку заставили меня поднять голову. Надо мной, заслонив серое небо, возник Бьёрн. Его тень накрыла и меня, и бездыханное тело Храни.

— Встань, — его голос прозвучал, громом резанув звенящую тишину. — Победитель не должен валяться в грязи, как побежденный пёс! Встань и прими свой трофей.

Я с трудом, на ватных ногах, поднялся. Ноги подкашивались, в глазах плясали черные точки.

Бьёрн повернулся к собравшимся на скалах, к этим сотням замерших, затаивших дыхание теней.

— Суд богов свершился! — прокричал он, и его голос, усиленный эхом, покатился по воде. — Рюрик победил! Победил по праву сильного и хитроумного! Его честь очищена кровью! Очищена навеки!

Он сделал паузу, давая своим словам просочиться в сознание каждого зрителя, впечататься в память. Потом его голос сменился — с ритуального, громоподобного, на сухой, деловой, бюрократический, каким говорят о налогах и об урожае.

— По праву победы, по древнему закону, все имущество, скот и оружие Храни отныне принадлежат Рюрику! Пусть все знают и запомнят! От мала до велика!

Он начал загибать пальцы, перечисляя, как клерк на описи, без тени эмоций:

— Боевой добротный топор. Копье с длинным, граненым наконечником. Запасной щит, помимо сего разбитого в щепки. Кожаный шлем с наносником и нащечниками. Два кожаных наруча с нашитыми стальными пластинами. Дубовый сундучок с личными пожитками. Одежда, инструмент для ухода за оружием, точильный брусок. Одна серебряная гривна. Восточные дирхемы, штук пять, не стертые. Связка меховых шкурок — соболь, куница, хорошей выделки. Две дойных козы и один молодой бычок. А также место на драккаре в грядущем походе и право на полную долю в будущей добыче, наравне с вольными!

Он закончил и уставился на меня. В его глазах читалась усмешка и холодная констатация факта, мол: «Ты стал на порядок дороже, парень. Не подведи вложенных ожиданий».

Ко мне начали подходить другие воины. Кто-то — нехотя, с оглядкой на ярла, кто-то — с радостью. Даже хмурый Гуннар, всегда смотревший на меня с откровенным подозрением, тяжело, по-медвежьи, хлопнул меня по здоровому плечу.

— Чисто ты его уложил, скальд, — проворчал он, не глядя мне в глаза. — Не каждый так сможет. Берсерка, да еще и заряженного зельем Ставра… это тебе не щенка придушить. Молодец. Больше мы тебя не потревожим.

В его сиплом голосе, в этой скупой фразе, было нечто вроде уважения. Сурового, выстраданного, неохотного, но уважения. Я лишь кивнул, не находя слов. Они просто застряли где-то в горле, перекрытые тугим комком пережитого.

Потом я поймал взгляд Астрид. Девушка не смела подойти ко мне через все это пространство, усеянное людьми, но ее лицо… Оно сияло. Сияло облегчением, гордостью, страхом и безумной радостью.

Я устало, но очень искренне улыбнулся ей. И эту мою улыбку заметил Бьёрн. В уголках его глаз, в легчайшем движении скул, собрались грозные тени.

Спустя полчаса Эйвинд помог мне собрать мои новые, внезапно свалившиеся на меня богатства. Мы перенесли дубовый сундук, тяжелое оружие и сверток с драгоценными мехами в мою обитель.

Мне уже давно выделили настоящий угол под самой крышей, отгороженный от основного зала грубым, но плотным холщовым пологом. Не роскошь, не богатство — но личное пространство. Твердая земля под ногами. Знак возросшего статуса. Там же я спокойно осмотрел и обработал свою рану. Как оказалось, все было терпимо. Обошлось без проблем.

Вечером того же дня, когда первые звезды только начали проступать в прояснившемся небе, Бьёрн созвал совет. В его горнице, в свете смоляных факелов, собрались доверенные люди: старые, проверенные берсерки, бонды, Эйвинд и несколько других авторитетных бойцов. Понятное дело, они захватили с собой и меня.

На большом дубовом столе была расстелена грубая карта. Горы, фьорды, леса — все было изображено условно, но узнаваемо. Бьёрн ткнул в нее пальцем с обкусанным, грубым ногтем.

— Смотрите и вникайте. Это наша земля, наша кровь. — Он обвел пальцем большой, удлиненный участок суши, и у меня в голове наконец щелкнуло. Очертания… Да это же… Это прототип Готланда? Или Сааремаа? Но названия, которые он произносил — Хьорт, Ульвхейм, — ничего мне не говорили, они были чужими и гортанными.

— Вы знаете, что он уже давно разделен на три удела. Наша часть — здесь, на западе. — Он ткнул в участок у самого фьорда. — Здесь, на севере, за Сумрачным лесом, сидит Эйрик-Собака и предатель! Он переметнулся к Харальду и ждет своего часа. А здесь, на востоке, за горной грядой, — Ульрик Старый. Ему плевать на всех, сидит в своем хуторе, как сыч на сухом дереве, коптит рыбу и считает ворон.

Бьёрн обвел горящим взглядом каждого из нас. От него буквально смердело амбициями.

— Моя цель — объединить весь остров под своей рукой! Вернуть наследие предков, то, что когда-то было утрачено! Сделать так, чтобы наш стяг, стяг Буяна, реял над каждой бухтой, над каждым хутором!

Мужчины одобрительно загомонили, а ярл откинулся назад и обнародовал срок:

— Выступим через два дня. У нас примерно полторы сотни воинов. А у Эйрика — в два раза больше. Силы заведомо неравные.

Первыми, как и ожидалось, заговорили самые отчаянные викинги. Их мозги были настроены на одну волну.

— Можем вломиться напрямик! — рявкнул один, ударив здоровенным кулаком по столу. — Внезапная атака на их ворота, наша храбрость и благословение Тора сделают свое дело! Будем рубиться, пока руки держат топор! Пока глаза видят врага! В Вальхалле нас примут с радостью, и мы будем пировать вечно!

Другие зашумели, загалдели в поддержку. Бьёрн слушал молча, с каменным, непроницаемым лицом, лишь пальцы его слегка барабанили по рукояти ножа. Потом его взгляд, тяжелый и пронзительный, упал на меня.

— А ты, скальд? — спросил он, и в горнице наступила тишина. — Повтори-ка нам свою «рабскую» тактику. Ту, что на песке у причала рисовал. Послушаем мудрость иноземцев.

Все взгляды, от любопытных до враждебных, устремились на меня. Я сделал шаг вперед, к столу. В голове проносились схемы Сунь-Цзы, манипулы римских легионов, тактические ходы Александра. Но говорить нужно было их языком. Языком силы, хитрости и выгоды.

— Сила против силы — удел баранов, идущих на убой, — начал я, и в горнице повисла напряженная тишина. — Мы должны ударить не грудью, а военной хитростью. Как Локи.

Я ткнул пальцем в точку на карте, рядом с условным изображением борга Эйрика.

— Основные наши силы — три драккара — должны демонстративно высадиться здесь, на главном пляже. Они должны зажечь много огней и создать видимость подготовки к долгой и нудной осаде. Это прикует все внимание противника к главным воротам.