Месть. Цена доверия. Страница 2

Не стала брать ни сумку, ни пальто. В кармане джинсов лежали телефон и кредитка. Этого хватит, чтобы добраться туда, где можно напиться и забыться.

На улице стоял теплый июльский вечер, но меня била мелкая дрожь. Я вызвала такси через приложение. Руки дрожали так, что с трудом попала пальцем по экрану.

Черный «Камри» подъехал через пять минут. Водитель – пожилой мужчина с добрыми глазами – посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Куда поедем?

Не к друзьям. Не смогу выносить их сочувствующих взглядов, расспросов, советов «поговорить с мужем». Мне нужно место, где можно раствориться в полумраке и никого не знать.

– В «Спикизи». На Покровском бульваре.

– Знаю, – кивнул водитель. – Хорошее заведение. Тихое.

Именно поэтому я его и выбрала. Там не будет знакомых лиц, назойливых вопросов, фальшивого сочувствия.

Машина тронулась. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. В голове крутилась одна навязчивая мысль: сколько еще тайн? Сколько еще лжи скрывается в этом идеально выстроенном мире, который я считала своим?

За окном мелькали огни вечернего города. Каждый квартал уносил меня дальше от дома, который оказался декорацией. От мужа, который оказался чужим человеком. От жизни, которая оказалась иллюзией.

Телефон завибрировал. Сообщение от Стаса: «Любимая, встреча затягивается. Вернусь на день позже. Скучаю.»

Я смотрела на экран, и меня накрывала волна такой ярости, что потемнело в глазах. «Скучаю». «Любимая». Какая наглая, циничная ложь. Интересно, пишет ли он такие же сообщения ей? Той, настоящей? Или с ней он честен?

Выключила телефон. Больше никаких сообщений. Больше никаких дурацких эмоджи-сердечек. Больше никакой лжи, красиво упакованной в слова о любви.

– Приехали, – сказал водитель.

Я расплатилась, вышла на тротуар. Ноги все еще дрожали. «Спикизи» выглядел именно так, как я рассчитывала – никаких ярких вывесок, просто тяжелая деревянная дверь и приглушенный свет в окнах.

Толкнула дверь и шагнула в полумрак. Здесь можно было стать никем. Раствориться в анонимности и попытаться понять, что делать с руинами того, что еще утром казалось жизнью.

Я подошла к барной стойке и впервые за много лет почувствовала себя по-настоящему свободной. Свободной от иллюзий, от наивной веры, от счастья, которое было фикцией.

Больно? Невыносимо.

Но честно. Впервые за долгое время – честно.

Глава 2

Дверь за моей спиной закрылась, отсекая шум Покровского бульвара. И я шагнула в полумрак, почувствовав, как напряжение в плечах начинает медленно отпускать.

«Спикизи» оказался именно таким, каким я его представляла – убежищем для тех, кто хочет раствориться в тишине. Воздух был густым, пропитанным запахом старого дерева, качественного табака и едва уловимым ароматом дорогого парфюма. Приглушенно играл джаз – саксофон плел меланхоличную, тягучую мелодию, подстать моему настроению.

Интерьер напоминал английский клуб прошлого века. Вдоль стен тянулись низкие диваны, обитые темно-коричневой кожей, в глубоких нишах которых угадывались силуэты посетителей. Их голоса сливались в тихий, ровный гул – не раздражающий шум, а часть общей атмосферы спокойствия. Никто не обратил на меня внимания, и это было прекрасно. Здесь анонимность была не просто уважаемой – она была священной.

Я прошла к длинной барной стойке из темного дерева, отполированного до зеркального блеска. Села на высокий стул с мягкой кожаной обивкой и впервые за последние часы почувствовала, что могу дышать полной грудью. За стойкой работал бармен – мужчина лет сорока с аккуратной седеющей бородой и абсолютно непроницаемым лицом. Он молча протер передо мной стойку белоснежным полотенцем и ждал заказа, не пытаясь завязать светскую беседу.

– Двойной виски, – голос прозвучал хрипло, словно я не говорила несколько дней.

Он кивнул, не выказав ни удивления, ни одобрения. Взял с полки тяжелый хрустальный стакан, положил в него один большой куб идеально прозрачного льда и налил щедрую порцию золотистой жидкости. Поставил передо мной на кожаный подстаканник с тисненым логотипом заведения.

Я смотрела, как свет от лампы над стойкой преломляется в гранях хрусталя, играет в янтарной глубине напитка. Красиво. Как и все в моей прошлой жизни. Тот же фальшивый, завораживающий глянец, под которым скрывается пустота.

Стакан оказался тяжелым и приятно холодным. Я поднесла его к губам и сделала большой глоток. Виски обжег горло огненной волной, глаза заслезились от непривычной крепости. Я зажмурилась, переживая первый шок, а потом по телу начало разливаться искусственное тепло. Оно дошло до онемевших кончиков пальцев, до заледеневших ступней, заставляя кровь быстрее течь. Но боль никуда не ушла. Она просто сжалась в тугой, раскаленный шар где-то под ребрами, а вокруг нее образовалась зыбкая, туманная пустота.

Я смотрела на свое отражение в зеркальной стене за рядами бутылок. Бледное лицо с огромными темными глазами. Женщина, у которой только что украли семь лет жизни. Интересно, это заметно со стороны? Можно ли увидеть в зеркале, что человек только что узнал о том, что вся его жизнь была ложью?

Я не плакала. Слезы казались чем-то неуместным, слишком мелким для масштаба катастрофы. Это было не горе, которое можно выплакать в подушку. Это была ампутация без наркоза, после которой ты сидишь и тупо смотришь на то место, где еще вчера была твоя жизнь. И алкоголь сейчас играл роль анестезии, приглушая боль до уровня, при котором можно существовать.

Я допила свой виски медленно, смакуя каждый глоток, и молча двинула пустой стакан по стойке. Бармен без слов наполнил его снова.

Время текло медленно, в ритме саксофона. Я наблюдала за другими посетителями, придумывая им истории. Вон та элегантная пара в углу – у них, наверное, тайное свидание. Она замужем, он женат, они встречаются раз в месяц в таких местах, где никто их не знает. А те двое мужчин в дорогих костюмах за столиком у окна – заключают сделку или делят бизнес. У каждого своя жизнь, свои драмы, свои маленькие радости и большие потери. И никого из них не волновало, что мой мир только что сгорел дотла. Эта мысль приносила странное облегчение – в ней была честность, которой мне так не хватало.

– Плохой день?

Голос раздался справа от меня. Низкий, спокойный, с легкой хрипотцой. Я не обернулась сразу. В зеркале я заметила его еще минут десять назад. Он сел через два стула от меня, заказал такой же виски, как у меня. Не пытался заговорить, не смотрел настойчиво. Просто пил и смотрел куда-то в пространство. И вот теперь он подвинулся ближе.

Я медленно повернула голову. Первое, что бросилось в глаза – глаза. Серые, почти стальные. В них было спокойное участие и понимание. Он смотрел на меня не оценивающе, не с тем хищным интересом, который я видела у мужчин в барах. Во взгляде было что-то другое – узнавание. Не меня лично, а моего состояния.

Лет тридцать пять, может, чуть больше. Хороший костюм – не кричаще-дорогой, как у Стаса, но идеально сидящий, сшитый по фигуре. Темные волосы с легкой сединой на висках. Усталое, но умное лицо. Уверенная поза человека, который знает себе цену, но не кичится этим.

– Отвратительный, – слово вырвалось само, без моего разрешения. Оно прозвучало в тишине бара слишком честно, слишком обнаженно.

Он слегка кивнул, принимая мой ответ без попыток утешить или дать совет. Не сказал банальность вроде «все наладится» или «завтра будет лучше». Он просто взял свой стакан, поднял его в моем направлении.

– Тогда за отвратительные дни, – его голос звучал серьезно. – Иногда они нужны, чтобы понять настоящий вкус хороших.

Я криво усмехнулась первый раз за весь день и тоже подняла стакан. Мы чокнулись. Звук хрусталя был чистым и коротким, как удар колокола. Мы выпили молча, и в этом молчании было больше понимания, чем во всех разговорах последних месяцев.

– Это двенадцатилетний «Гленфиддик», – сказал он, когда мы поставили стаканы. – Неплохо для бара, где главное – атмосфера, а не коллекция. Но ему не хватает характера. Если любите виски, попробуйте как-нибудь «Лагавулин». Шестнадцатилетний. Вот где настоящий торф, дым. Напиток с историей.