Месть. Цена доверия. Страница 1

Лея Вестова

Месть. Цена доверия

Глава 1

Тишина в нашем доме давила. Не уютная, домашняя тишина, а стерильная, музейная. Сегодня она казалась особенно душной. Стас улетел утром в Цюрих – очередная «неотложная» встреча – и я металась по комнатам, словно запертая в клетке.

Вчера мы снова поругались. Опять из-за ребенка. Я показала ему фото новорожденной дочки Лены, моей подруги, и он поморщился, как от чего-то неприятного.

– Анна, ну сколько можно? Мы же договорились – пока рано.

– Рано? Мне двадцать восемь, Стас. Когда, по-твоему, будет не рано?

– Малыш, давай сначала поставим на ноги твою компанию, ты же знаешь после смерти твоих родителей она переживает не лучшее времена, а потом… Я же хочу дать нашему ребенку все самое лучшее.

Как всегда, убедительно. Как всегда, логично. Но что-то внутри меня всегда съеживалось от этих объяснений.

В два часа дня раздался звонок. Игорь Семенович, наш финансовый консультант.

– Анна Владимировна, простите за беспокойство. Мне срочно нужна копия договора с «Гермес Логистик» для налоговой. Станислав Игоревич вчера сказал, что оставил ее в нижнем ящике своего стола.

Я никогда не лазила в его личных вещах. Не потому что запрещал, просто не было повода. И его кабинет был его территорией, куда я редко заходила.

Массивный стол из мореного дуба стоял у окна. Нижний ящик заперт. Ключ, как я помнила, он прятал в стакане для ручек – мужская логика в чистом виде.

Ящик открылся легко. Сверху лежали папки с документами, подписанные его четким почерком. «Налоги 2023», «Страховка», «Инвестиции». Договор с «Гермес Логистик» нашелся быстро.

Но доставая его, я случайно сдвинула еще одну папку. Под ней обнаружилась плоская коробочка. Что он там хранит? Может, колье? Он недавно намекал на годовщину свадьбы. Или документы и ключи на новую машину – он хотел поменять мой «Мини» на что-то «более солидное».

Любопытство победило. Я открыла коробку… фотографии. Целая стопка. Верхняя лежала изображением вверх.

И мир для меня остановился.

Парк. Яркая, сочная зелень. И он – мой муж Стас. Тот самый Стас, который вчера говорил мне, что дети – это «серьезная ответственность». Он держал на руках младенца в смешной голубой шапочке. Рядом с ним, доверчиво прижавшись к его плечу, стояла незнакомая женщина. Красивая, светловолосая, с ямочками на щеках.

Они смеялись. Не позировали для фото, а именно смеялись – открыто, искренне, как может смеяться только счастливая семья.

Но самое страшное было выражение лица Стаса. Я никогда, ни разу за семь лет нашего брака, не видела его таким. На его лице было написано чистое, незамутненное обожание. Он смотрел на этого младенца так, словно держал в руках весь смысл своей жизни.

Я перевернула следующую фотографию. Роддом. Та же женщина, бледная от усталости, но светящаяся, держит новорожденного. Стас целует ее в лоб с такой нежностью, что у меня перехватило дыхание. Рядом букет белых роз – именно такие он дарил мне на первом свидании.

Еще фото. Стас кормит малыша из бутылочки. На заднем плане детская кроватка, мобиль с зайчиками, куча игрушек. Стас в домашней футболке, растрепанный, усталый, но безумно счастливый.

Следующее: Стас меняет подгузник, смеется над чем-то. Ребенок лежит на пеленальном столике, размахивает крохотными кулачками. На стене календарь – прошлый год, март.

И еще: Стас спит на диване, ребенок сопит у него на груди. Оба в одинаковых полосатых футболках. Семейная фотосессия в стиле «папа и сын».

А под фотографиями лежали документы…

Кровь отлила от лица так резко, что потемнело в глазах. Ком жгучей обиды застрял в горле, который не получалось проглотить, а в груди разливалась тупая боль, словно кто-то медленно выкручивал мое сердце.

Свидетельство о рождении, заявление на оформление загранпаспорта для несовершеннолетнего. И квитанция об оплате госпошлины за срочное оформление.

Вольский Арсений Станиславович Дата рождения: 15 марта 2023 года. В графе «Отец»: Вольский Станислав Игоревич.

Я перестала дышать. Совсем. Воздух застрял в горле, отказываясь проходить в легкие. А внутри что-то оборвалось с таким звуком, будто лопнула туго натянутая струна.

Март 2023-го. Я помнила этот месяц. Помнила каждый день.

Мы тогда только похоронили моих родителей – автокатастрофа в феврале. Я была разбита, опустошена, цеплялась за Стаса как за единственную опору в мире. И именно тогда, когда я больше всего нуждалась в поддержке, он… он был там. В роддоме. С другой женщиной. Встречал своего сына.

Передо мной промелькнул флешбек – тот самый мартовский вечер. Я сидела на нашей кровати, держа очередной отрицательный тест на беременность. Рыдала так, что не могла говорить. В комнате пахло его парфюмом и моим горем.

– Стас, пожалуйста, – задыхалась я от слез. – Мне так нужен ребенок. Мне нужно о ком-то заботиться, кому дарить любовь. После смерти родителей я чувствую себя такой… одинокой.

Он сел рядом, обнял за плечи. Его голос звучал тепло и убедительно:

– Любимая моя, я понимаю тебя. Но ребенок – это не лекарство от горя. Я хочу, чтобы наш малыш был желанным, а не способом заполнить пустоту. Давай сначала поставим тебя на ноги, пройдем через это вместе, а потом подумаем о детях.

Он целовал мои мокрые щеки, гладил волосы.

– У нас с тобой особая история, Анечка. Мы можем позволить себе не торопиться.

А в это время его сын уже неделю как лежал в кроватке в другом доме. Плакал, когда хотел есть. Улыбался, когда видел папино лицо. Жил своей маленькой, настоящей жизнью.

Я взяла последнюю фотографию из стопки. Стас и та же женщина сидят в кафе. Она в летнем платье, заметно беременная. Он держит ее за руку, смотрит на нее так нежно, что хочется выть. На заднем плане календарь кафе – июль 2022-го.

Июль. Тогда мы с ним отдыхали в Греции. Я помнила, как он постоянно отвлекался на телефон, извинялся – «дела, малыш, ты же знаешь». А сам, выходит, строчил сообщения ей. Беременной. Носящей под сердцем его ребенка.

Острая, как лезвие, мысль пронзила меня насквозь: дело было не в том, что он не готов к отцовству. Дело было в том, что он не готов к отцовству со мной.

Я была недостаточно хороша. Недостаточно красива, умна, достойна. Я была удобной партией. Девочкой с наследством, которую можно держать в красивой клетке, пока он живет настоящей жизнью где-то там.

А настоящая жизнь – это она. Светловолосая, с ямочками. Мать его сына. Женщина, ради которой он готов вставать по ночам, менять подгузники, собирать детские кроватки.

Руки тряслись так сильно, что фотографии едва не рассыпались по полу. Я с трудом сложила их обратно в коробку, положила документы на загранпаспорт поверх фотографий. Представила, как он планирует поездку во Францию со своей настоящей семьей, пока рассказывает мне сказки о том, что «не готов к отцовству».

Закрыла ящик. Повернула ключ. Сунула его обратно в стакан с ручками.

Договор для Игоря Семеновича так и лежал на столе. Я взяла его механически, не понимая, зачем он мне нужен. Ах да, работа. Обычная жизнь. Которой больше нет.

Ноги подкашивались, но несли меня. Через кабинет, через холл с его идеальным мраморным полом, мимо картин, которые он покупал не потому что нравились, а потому что «правильно смотрелись». Мимо всех этих красивых, дорогих, мертвых вещей.

Этот дом перестал быть моим домом. Он стал декорацией. Театром одного актера, где я играла роль счастливой жены, не подозревая, что на самом деле исполняю роль дурочки.

Я позвонила Игорю Семеновичу. Голос звучал как чужой – ровный, деловой:

– Документ нашла. Положу на ресепшене, заберите когда удобно.

– Спасибо, Анна Владимировна. А Станислав Игоревич когда вернется?

– Не знаю, – ответила я и впервые за семь лет это была правда. Я действительно не знала, когда он вернется. И хочу ли я, чтобы он возвращался.