Ледяное сердце (СИ). Страница 57

— По крайней мере ты уже видел ее мертвой и ничего мне не сообщил, — изрекла Хафиза, сверля его черными глазами. — Так что я могла предположить?

— Да, я там был, но нашел ее уже убитой и похоронил, могу поклясться чем хочешь. Прости, что не поставил тебя в известность, ты вправе на это обижаться. Но мне надо было в первую очередь думать о себе и Гели.

— Ну хоть сейчас ты не врешь, спасибо и на том. Я велела раскопать могилу и там открылось очень много интересного. Впрочем, стоило ожидать, что Нурия однажды вляпается в какое-то дерьмо, и теперь у меня хоть из-за этого не болит голова. Ведь ясно, что охотились не за ней, она просто подвернулась, а за моими тайнами и моими деньгами!

— То есть, ты рада, что она все взяла на себя? — усмехнулся Латиф. — Черт тебя подери, Хайфи, и кто из нас после этого чудовище?

— А ты не знал, что прежде всего я думаю о себе и не люблю лезть в пекло? В конце концов это не дело для женщины. Я предпочитаю решать вопросы последовательно, красиво и в идеале — на расстоянии. И как видишь, — Хафиза горделиво кивнула в сторону окна, — мне это до сих пор неплохо дается.

— О чем ты говоришь?

— А ты, друг мой, до сих пор ничего не заметил? Знаешь, когда я только выучила язык и приехала в Россию, мне в руки попала одна сказочная книжка про колдунью, которая напустила ядовитый туман на город, отказавшийся признать ее правительницей. Правда, ей для этого хватило лишь прочитать какую-то абракадабру по бумажке, а в жизни это оказалось весьма сложно. Но можно, — Хафиза сыто улыбнулась и чуть откинулась назад.

— Хайфи, ты часом не пьяна? Какой еще ядовитый туман?

— Сам туман, конечно, не ядовит, с химической точки зрения он обыкновенный. Но приятно ли блуждать в нем с утра до вечера? Тебе ли не знать, Абдуллатиф, что большой город — это постоянное движение, и без этого он просто умрет! Да, банальная воздушная масса способна отравить людям жизнь без всяких токсинов. А если к туману прибавить морозы, подобных коим здесь не было с позапрошлого века, и снежный буран, который оборвет электропровода, занесет все автострады, железнодорожные пути, взлетные полосы? Впрочем, это происходит уже сейчас, — проворковала Хафиза. — И я подозреваю, инкуб, что ваше с супругой романтическое путешествие придется отложить на неопределенный срок.

— И чем ты докажешь, что имеешь к этому отношение? Да, я когда-то знал ведьм, которые могли проворачивать подобные штуки, но твоим потолком всегда было заключать мелкие сделки с духами. Без этого ты до сих пор могла бы только морочить людям их несчастные глупые головы! И с чего мне верить, что ты вдруг научилась управлять природой?

— Я ничего не забыла из уроков старой Мавахиб, — медленно произнесла ведьма. — Именно поэтому я сейчас перед тобой, а Нурия в могиле. Ведовство не прощает слабости, небрежности и лени. Так вот, старуха поведала мне, как разбудить силы нижнего мира и раздразнить их аппетит, но предупредила, что процесс небыстрый и трудный. Я готовилась к этому уже давно, но до последнего придерживала финальные штрихи...

— Зачем тебе это понадобилось?

— Меня всегда волновало соприкосновение душ с нижним миром, а особенно то, как люди предчувствуют это, отрицают, принимают. И не меня одну: почему так популярны рискованные игры и бои, книги и фильмы про опасность и безысходность, про узников замкнутого пространства или собственного тела, пораженного недугом? Люди с самого рождения боятся смерти и тянутся к ней, потому что лишь так могут одолеть этот чертов страх. И поверить, что это просто зрелище — красивое, торжественное, грязное, кровавое, безумное, веселое, да какое угодно. Лишь бы не с тобой. Пусть это иллюзия, но для нас она как наркоз, прививка от отчаяния, которого ты, демон, никогда не поймешь. Но вообрази хоть на мгновение: каково стать не просто зрителем, а режиссером, драматургом и богом такого спектакля? Я всегда знала, что приду к этому, но мне понадобились годы, испытания, а главное, твоя помощь.

Латиф перевел дыхание, поднялся и посмотрел в стекло, подернутое серой мглой как застарелым слоем пыли. Через нее еле пробивались искорки фонарей и окон напротив. И вправду, как он не почувствовал, что с городом творится что-то ненормальное? Видимо, совсем замкнулся на собственных проблемах, из которых виделся лишь один выход — побег. И ладно бы речь шла только о нем, тогда такая беспечность была бы оправдана. Но его подвела интуиция демона, в которую природа просто не встроила такой программы, как любовь к человеку и забота о его слабостях. Эта любовь оказалась чудовищным сбоем, вывихом, так и не вставшим на место, сросшимся болезненной, увечной конструкцией, которую Латиф уже не мог, и что самое дикое — не хотел починить.

— Да, Малефика, надо признать, что я восхищен, — произнес он наконец. — Восхищен твоим упорством, идеей и воплощением: элегантность действительно всегда была у тебя коньком. Но совсем не восхищен тем, что мне в этом воплощении отведена роль статиста. По крайней мере я ничего не помню о той помощи, про которую ты сейчас сказала.

— Ты помогал мне все эти годы, пока я собирала и хранила флюиды, хотя бы в твоих галереях и лавочках. Что и говорить, этот город идеально подходил для опытов! Художники, которых ты обрабатывал, исправно переводили черную энергию в образы, а те уже перекликались с нижним миром. Помнишь эти «фестивали искусства», ярмарки безумия? Стены, замазанные дегтем, горы из железных черепов, груды грязных тряпок и битого стекла, уродцы, похожие на что попало, но только не на людей. Конечно, тут любое божество сообразит, что такой мир обречен! Это целая фабрика, даже корпорация, если хочешь знать, Абдуллатиф...

— Корпорация зла? — усмехнулся демон.

— Название меня мало волнует, я не собираюсь делать его бизнес-маркой. Это проект моей мечты, поэтому он только на один раз. И все сработало, ты понимаешь? Даже твои недавние вспышки гнева мне пригодились, напитали городскую ауру, хотя тут ты и дал маху — привлек внимание местечковых финских шаманов и их прихвостней из среднего мира. Но больше всего помогла твоя кровь, которую ты оставлял во время ритуалов над детьми. На ее основе был создан экстракт для финального заклятия, после которого и пошел необратимый погодный процесс.

— Необратимый? — прищурился Латиф.

— До тех пор, пока мне этого хочется, — безмятежно промолвила ведьма. — Прежде всего те, кто лезет в мои дела, должны быть наказаны. Вот и посмотрим, протянут ли они и дорогие им люди хотя бы до Нового года, успеют ли загадать последнее желание и выпить последний бокал.

— А мы с Геленой сможем выбраться?

— Забавный вопрос! Ты — в добрый путь хоть сегодня: мое разрешение тебе не требуется. А вот твоей принцессе, инкуб, придется остаться здесь: никакой транспорт ее в теплые края не увезет. Если бы ты не упрямился и не лгал, я бы предупредила тебя заранее, а теперь думай сам, насколько тебе важна ее жизнь.

Латиф вцепился в край стола, подумав, в какую ловушку сам себя загнал. Слишком привязался к одной женщине, слишком доверял другой — и это он, инкуб, который в принципе редко признавал это племя за разумных существ! Если человеческие мужчины в его глазах хоть как-то тянули на это звание, то женщины казались ему лишь сосудом для выращивания нового материала. К ведьмам и ведьмакам он, конечно, относился иначе, но разница была не так уж велика.

Еще надеясь, что Хафиза блефует, он произнес:

— Ну предположим, что все так, Малефика, но тогда почему ты сама здесь? Ты ведь тоже человек, хотя бы в биологическом смысле, а значит, пути в безопасное место отрезаны и для тебя! Насколько я знаю, подобный экстрим совсем не в твоем духе. Или ты стала еще и первой ведьмой, научившейся переноситься?

— А мне и здесь неплохо: у меня есть надежное убежище, верные демоны обогревают мой дом, а верные мужчины — мою постель. Да, они не так умны и обворожительны, как ты, но знают свое дело. И мне гораздо приятнее наблюдать за городом вблизи, чем входя в транс или в интернет. А когда я сочту нужным, игра прекратится и я спокойно уеду.