Ледяное сердце (СИ). Страница 37

Хафиза задумчиво постучала по столешнице длинными ногтями с бордовым лаком и промолвила:

— Хорошо сказано, Абдуллатиф, чувственно, но видишь ли... Пока ты не признался во всем жене и не получил ее одобрения, это только слова, не имеющие отношения к нашему делу. Я повторяю свое предложение: расскажи ей правду, и вот тогда они будут что-то значить помимо сотрясания воздуха.

Латиф и сам почувствовал, что проигрывает словесный поединок, и отпил вина, чтобы успокоиться. Его верхняя губа невольно вздернулась, обнажив короткие, но острые клыки. Ведьма торжествующе добавила:

— Я одного до сих пор не пойму: если ты так ненавидишь людей, то как мог полюбить ее? Тебе сейчас до зарезу нужно, чтобы она оказалась таким же убожеством, как другие женщины, но ты все-таки надеешься, что это не так!

— Ладно, Малефика, каковы твои пожелания? — устало спросил Латиф.

— Вот так-то лучше, друг мой, а то ты меня немного утомил своей лирикой! Сам подумай, что ты готов сделать, чтобы эта маленькая тайна не дошла до твоей жены? По-моему, гораздо разумнее поработать вместе до тех пор, когда я раскручу свой проект на международном уровне. Тогда ты получишь столько, что сможешь вообще обойтись без заказов! А ты же не сомневаешься, что у меня все получится?

— Я не сомневаюсь, что ты любишь играть с огнем, — констатировал мужчина. — Учти, с нечистью сложно подружиться, а вот поссориться очень легко.

— Да было бы из-за чего, Абдуллатиф! Я понимаю, если бы вдруг на тебя раскаяние напало: тут бы я сама поспешила с тобой расстаться, неуравновешенные партнеры мне ни к чему. Но мы твердо стоим на земле и прекрасно понимаем друг друга, не так ли?

— Я хотел по-честному, — вздохнул Латиф. — Ты ведь чуть ли не единственная женщина из ныне здравствующих, от которой у меня никогда не было секретов.

— И я это очень ценю, — отозвалась Хафиза без прежней усмешки. — Но с женами, увы, так не работает: чем меньше они знают, тем теплее постель и вкуснее еда. Ничего, ты сможешь совмещать работу с семейной жизнью — по крайней мере я искренне тебе этого желаю. И вот еще что...

Латиф выжидающе взглянул на нее.

— Я верно расслышала, как ты что-то насчет местных колдунов сказал? Если тебе это безразлично, то я не позволю им ставить мне палки в колеса. Ты у нас вольная нечисть, а я хочу открыть в этом городе большой филиал и не намерена терять плоды многолетнего труда.

— Это уже твое дело, — развел руками ифрит. — Ладно, Малефика, мне пора, так что скажи, чтобы принесли счет.

— Не беспокойся об этом, я распоряжусь, чтобы все записали за мной.

— Вот этого, пожалуйста, не надо! Я все же какой-никакой, но араб, и будь добра уважать наши традиции.

— Будь по-твоему, — улыбнулась Хафиза.

Расплатившись, Латиф снова пожал ей руку, накинул куртку и вышел. Ведьма посмотрела ему вслед снисходительно и немного грустно — все, что он наговорил, было так затерто и примитивно... Женщины глупые существа, которых волнует только их мирок? А чем лучше мужчины, которых волнует только женское тело? И ради этого они насилуют, совращают, бросают любящих, верных, но постаревших жен, убивают соперников. Она много лет отдала бизнесу, который стоял на сохранении женской моложавости как единственного гаранта этого самого «прогнившего мирка», и если кто-то заикнется при ней, что мужчины более сложные существа, она просто расхохочется тому в лицо. А вот ее любимыми клиентками, «для души», всегда были именно женщины, и отказываться от этого дела она не намерена. И пока Латифу не найдется замены, им рано прощаться, хочет он того или нет.

Латиф очень хотел добраться домой побыстрее, но события этого вечера было необходимо переварить и принять взвешенное решение. Если бы речь шла не о Малефике, а о любой рядовой ведьме, вопрос бы не стоил гроша. И ведь она тоже не обладает иммунитетом прирожденных и не может закрыть от него душу, а разговаривает с опасным духом будто с мальчиком, воспитывающимся в мире, где «девочек бить нельзя». Ну откуда у красивых женщин такая самоуверенность, граничащая с наивностью?

На вопрос, что он способен сделать, чтобы Хафиза хранила молчание, существовало много вариантов ответа, один страшнее другого. И тем не менее он не мог предать ее окончательно. Идя на эту встречу, Латиф надеялся решить вопрос не только по-честному, но и по-хорошему, — ради дружбы, ради многолетнего труда, о котором она так печется, ради знаний, которые она могла передать другим ведьмам. Но теперь приходилось поступать либо честно, либо хорошо — то есть, не причиняя Хафизе вреда и не лишая ее физической способности раскрыть рот.

Латиф выбрал второе, благо всегда мог передумать. Но именно сейчас все же стоило поторопиться, и дойдя до перекрестка, ифрит быстро свернул в первую подворотню и пропал.

Дома Гелена сидела у радиатора и читала бумажную книгу из тех, что давно тут завалялись от каких-то прошлых поселенцев. Она выглядела поникшей и бледной, но уже несколько дней не прикасалась к алкоголю, и Латиф стал надеяться, что в другой обстановке жена быстро выправится.

«Именно так, в другой обстановке» — сказал он себе и перевел дыхание.

— Привет, Латиф! Опять что-то стряслось? — удивленно спросила Гелена.

— Послушай, Гели, нам нужно уехать завтра, так что собери необходимые вещи, — твердо произнес Латиф. — Я через знакомых смогу быстро достать билеты, и мы отправимся в теплый край, где ты очень скоро станешь снова счастливой.

— К тебе в Марокко?

— Нет-нет, в Марокко пока нельзя, но со временем, когда все наладится, я непременно и туда тебя отвезу. Надеюсь, твои документы в порядке? Ты нигде их не посеяла в своих крестовых походах на ночной город?

Латиф попытался улыбнуться, но выдал лишь какое-то вялое и болезненное подобие.

— Да что с тобой сегодня творится, Латиф? — встревоженно спросила Гелена, поднялась и взяла его за плечи.

Он и сам не понимал, что с ним творилось. Кажется, люди называли это «панической атакой», но ему такое определение казалось глупым и бессмысленным. Атака может быть только расчетливой, обдуманной и холодной, а паника — это хаос и смута, которые, впрочем, еще опаснее, ибо их невозможно просчитать. Но именно так Латиф и чувствовал себя теперь, и как назло, снаружи опять полил ненавистный дождь.

Демон сцепил кисти со всей силы, так что его когти кое-где вспороли кожу, но не обратил никакого внимания на упавшие на пол капли крови.

— Гели, мне нужно кое-что тебе рассказать, — выпалил он. — Только, пожалуйста, не перебивай!

— Хорошо, не буду, только успокойся, — пролепетала девушка и коснулась его лица. Один миг ему хотелось отыграть назад, обратить все в дурацкую шутку и жить как раньше — пусть в обмане, но с ее улыбкой, запахом ее тела, неистощимой страстью и трогательной неумелой заботой. Но в памяти всплыло насмешливое лицо Хафизы, как печать обреченности, и вскипевший протест милосердно отключил сомнение.

— Ты знаешь, что я давно беру определенные заказы, — произнес Латиф, и Гелена кивнула. — Да, мне платят за связи с женщинами, и я это делаю не для того, чтобы доставить им удовольствие. Мне платят за то, чтобы эта связь испортила им брак, отношения, репутацию, карьеру, а в некоторых случаях и жизнь. Я этим не горжусь, однако это обычные дела инкуба. Но прежде у меня была и другая работа, Гели...

Девушка нервно сглотнула, но сохранила безмолвие, и он продолжал:

— Я не только соблазнял женщин, Гели, я их калечил. Очень жестоким образом...

[1] Средневековое понятие, обозначающее зловредную, враждебную к людям колдунью, заключившую союз с дьяволом

Глава 14. На пороге тьмы

Через несколько дней, когда Никита оправился, Олег и Лариса с детьми по совету Ильи отправились в гостиницу к Антти. Колдуны сочли, что сюда не посмеет сунуться ни сам Латиф, ни кто-либо из его круга. Со своей стороны Антти обещал обеспечить семье уют и воздух на побережье, который даже в промозглую пору ранней зимы не терял целебных качеств. Им отвели номер с двумя комнатками и угостили обедом, который всем очень понравился, и даже Мила забыла о своих вечных диетах.