Хозяйка старой пасеки 3 (СИ). Страница 24

И с тем запутанным клубком эмоций — спасибо юному телу с его гормональными штормами — что вызывал у меня Стрельцов.

Словно почувствовав мои мысли, он шагнул ближе, так что почти коснулся меня. Замер за правым плечом, такой спокойный и надежный. Как мне хотелось верить, что эта несокрушимая скала всегда будет рядом!

Рассудок тут же подсказал: он потащился на пасеку не чтобы полюбоваться утром или попросить благословения вместе с отцом Василием, а чтобы опасная преступница, то есть я, не перепрятала доходы от контрабанды. Но почему-то эта мысль не оскорбила меня, а наоборот, добавила уверенности.

Он не просто подозревает, он пытается понять. И хотя мне действительно есть что скрывать, в моих тайнах нет ничего преступного. Исправник мог бы стать моим самым опасным врагом, но мне все же хотелось надеяться, что в его словах о защите была правда. Что его дотошность приведет его к верному выводу: я — не преступница. Что я могу положиться на его защиту.

Отец Василий обернулся и взмахнул кропилом. Я вздрогнула, когда капли воды попали мне на лицо.

— Для маленьких тружениц благословения испросили, и для самой главной труженицы испросить не помешает, — сказал священник.

Стрельцов хмыкнул, и я вспомнила его вчерашние расспросы об одержимых. Отец Василий улыбнулся так безмятежно, словно он вообще не имел в виду ничего этакого.

— Что ж, дела сделаны, погостил я у вас, пора и честь знать. Не забывайте о вечерней службе в первый день седьмины, и об исповеди тоже пора вспомнить.

Я склонила голову. Исповедь! Никогда не считала себя особо верующей, но врать на исповеди даже для меня слишком. А демонстративно игнорировать вещи, важные для всех вокруг, тоже нельзя. Придется в очередной раз следить за каждым словом, так чтобы правда не имела никакого отношения к истине.

Впрочем, у меня еще будет время подумать об этом.

Когда мы вернулись к дому, стало очевидно, что возобновить обыск снова не выйдет: с дороги донесся стук копыт, а потом громкое «тпру!» возницы. Я обошла дом, мысленно готовясь к очередной пакости вроде явления Кошкина или гусара — вот уж кому я одновременно и желала, и не желала встретиться со Стрельцовым! Однако из повозки выбралась нянька Северских. Взяла у княгини Аленку, а тут и Стрельцов подоспел, подал руку, помогая княгине спуститься.

Мы обнялись. Вроде только вчера встречались, а я в самом деле была рада ей.

— Как здорово, что ты приехала!

— Извини, что я опять с ребенком. — Она забрала захныкавшую было малышку у няньки.

— Что ты, разве можно извиняться за то, что привезла такую прелесть! — возмутилась я. — Лишь бы она хорошо переносила дорогу.

— В дороге она, оказывается, отлично спит. Думаю, когда у нее начнет резаться очередной зуб, велю закладывать коляску и катать вокруг дома. Или лучше телегу с постеленным тюфяком, чтобы и мне поспать.

Аленка, будто понимая, что говорят о ней, довольно разулыбалась во все свои два зуба и замахала кулачком с зажатым в нем медвежьим когтем.

— Похоже, подарок пришелся по вкусу, — заметил Стрельцов.

— Да, не выпускает из рук! И изо рта тоже.

— Можно мне подержать? — попросила я.

Настя передала мне дочку. Аленка нахмурилась, разглядывая незнакомое лицо, но тут же снова заулыбалась.

— Ах ты красавица! — не удержалась я от воркования. — Вся в маму. Правда, Кирилл Аркадьевич?

— Я бы сказал, что копия князя. Говорят, если девочка похожа на отца, она будет счастливой.

— Значит, папина дочка, — рассмеялась я.

Аленка размахнулась и двинула мне когтем прямо по лбу.

Я ойкнула. Аленка опять размахнулась, но исправник перехватил крошечный кулачок.

— Осторожно, маленькая. Не надо обижать Глафиру Андреевну.

— И вовсе она меня не обидела.

Малышка замерла, разглядывая исправника. Стрельцов выпустил ее ручонку, выпрямляясь. Аленка захныкала, потянулась к нему.

Я снова рассмеялась.

— Правильно мыслишь, интересного мужчину нужно хватать и не выпускать.

Стрельцов смерил меня внимательным взглядом. До меня дошло, что я ляпнула. Щеки загорелись.

— Она действительно папина дочка, — спасла ситуацию Настя. — Характер чувствуется уже сейчас, и я боюсь думать, что будет, когда она подрастет.

Я ожидала, что Стрельцов заявит в своей обычной манере, мол, барышням приличествует скромность и кротость, но он задумчиво смотрел на меня, покачивая малышку.

— От барышни с характером, конечно, трудно будет добиться послушания. — Он позволил Аленке вцепиться в его большой палец, покачал туда-сюда, вызвав заливистый смех. — Но порой это вовсе не к худу. Дай бог, разумеется, чтобы ей никогда не пришлось его показывать, но если что — он может спасти там, где скромность окажется бесполезной. — Он поднял голову, обернулся к княгине и сменил тон. — Я надеюсь, подарок Глафиры Андреевны подействует так, как от него ожидается станет отгонять зло во всех обличьях.

— Спасибо за пожелание, — кивнула Настя. — Жаль, что не всегда нам, родителям, это удается. Но я тоже на это надеюсь.

12

У двери в комнату генеральши я помедлила.

— Можно мне с тобой? Хочу понять, как у тебя получается этот… — Едва не ляпнула «магический рентген». — Смотреть сквозь живые ткани. Если это вообще реально объяснить.

— Если Марья Алексеевна не будет возражать. А объяснить… — Она коротко глянула на маячившего в гостиной Стрельцова. — Не уверена. Это как видеть глазное дно — можно сколько угодно объяснять, как смотреть, но пока сам однажды не почувствуешь как — хоть заобъясняйся.

— Глазное дно? — полюбопытствовал Стрельцов.

Да уж, не одна я регулярно прокалываюсь. Настя, впрочем, улыбнулась ему вполне естественно.

— Недавнее открытие тевтонских врачей. Если особым образом направить луч света через лупу в зрачок, можно увидеть внутренности живого глаза.

— Должно быть, очень увлекательно.

— Очень, — подтвердила Настя.

— А что касается глубинного зрения, Глафира Андреевна, — сказал исправник, — боюсь, вам, как и мне, оно доступно только на неживой материи. Раньше вообще считалось, что оно применимо только к вещам.

— Считалось? — уточнила я.

— Анастасия Павловна обнаружила, что это не так. Однако ее стихия — молния — довольно редкая. Я со своим огнем пытался повторить, но… — Он развел руками. — Жаль. Допрашивая подозреваемого, можно было бы заявить, дескать, я его насквозь вижу.

Я хихикнула, представив.

— У вас тоже огонь, поэтому, боюсь, это применение глубинного зрения останется для вас недоступным.

Я посмотрела на Настю, та кивнула.

— Надо нам с тобой как-нибудь вместе над этим подумать… — Она снова быстро глянула на Стрельцова. Тот, наоборот, смотрел сквозь нее, словно какая-то мысль увлекла его без остатка. — Словом, не будем пока смущать Марью Алексеевну.

— Да, конечно. — Я сообразила еще кое-что. — Значит, Нелидов, с его молнией, точно мог бы научиться?

— Мог бы. А его интересует медицина?

— Понятия не имею. Он окончил философский факультет в Готтинбурге. Естественно-научный, — добавила я, вспомнив, что Настя наверняка, как и я раньше, не знает, что философия в этом мире подразумевает куда большее, чем мы с не. — Но вообще я подумала скорее о молнии, чем о его склонностях.

— Примечательно, что вы помните детали его образования. Должно быть, у вас было немало… деловых бесед на эту тему, — заметил Стрельцова.

Я пожала плечами.

— Трудно не помнить документы, которые просматривала несколько дней назад.

— Вы настолько подробно интересуетесь образованием всех ваших служащих?

— Разумеется. Однако Герасим моего вопроса о наличии диплома дворника не понял. Как и девочки.

— Логично, — хихикнула Настя. — С вашего позволения, я займусь Марьей Алексеевной. Глаша, пока мы с тобой не придумали, как адаптировать твой огонь для глубинного зрения…

— Конечно, — поняла я намек.

В самом деле, я не студентка-медик, и, раз учиться мне пока нечему, любопытство может и подождать.