Предзимье. Осень+зима (СИ). Страница 19

Тая по верхам оглядела свинарники — совсем не походило на место из её сна. Она пошла прочь, ища, где можно отдохнуть — ноги от усталости чуть ли не подрагивали. Даже странно — она давно так не уставала. Тая вымыла руки в роднике, питавшем вонючий даже сейчас пруд, и расположилась на солнышке, прямо на траве — искать тень возле леса она не рискнула. Он тут был живой. И она пока еще жива. Она неожиданно поняла, что ждать первого снега и забирать шкатулку с бриллиантами она не обязана. Она снова может избежать своей судьбы.

Город отсюда, с холма, был почти как на ладони. Только окраины с гетто не видны, их закрывал лес. Есть все же какое-то очарование в маленьких городка, хотя назвать Змеегорск мелким язык у Таи уже бы не повернулся. Это раньше он был маленький и тихий, пока не открыли возможности магмодификаций. Тогда все друг друга знали, тогда все здоровались и дружили. Тогда городские почтальоны Александродара с гневной надписью «не указана улица!» возвращали письма назад, адресатам, а в Змеегорске тогда не было улиц. Тогда еще бывали случайные отключения электричества, и по вечерам во дворах трехэтажек горели общие костры. Где-то готовили суп для детей, где-то варили кашу, а где-то кипел ароматный чай на травах. И мама еще была, и отец, и дед, который тогда еще не был неуживчив, хотя карьера его шла с трудом. Он получал новые чины позднее всех, и награды его вечно обходили стороной. Печать союза с нечистью ему испортила жизнь и службу.

Тая задумчиво ела отсыревший в пакете бутерброд с помидорами, сыром и тонко нарезанной ветчиной, и отгоняла прочь мысли о том, почему именно её судьба полетела под откос. Лес роптал, шумя листвой. Золотые листья берез даже досюда долетали, как гневные письма с требованием вернуться.

Небо быстро затягивало серыми тучами, грозясь дождем. Из-за подавления паутинки, Тая не посмотрела утром прогноз погоды и зонт не взяла. Утром небо было еще чистым, это после обеда его стало заволакивать тонкими, как перья, облачками. Это всегда к смене погоды. Ласточки не летали над полем, подсказывая погоду, — они уже давно улетели в теплые края, еще в августе.

Запиликал походник, музыка полета шмеля так подходила к этому полю и настроению Таи, что она не сразу приняла вызов, задумчиво всматриваясь в телефонный номер Зимовского. И все же, что ему от нее нужно?

— Таисия Саввовна, добр… вечер. — Голос Зимовского бархатисто звучал в телефонной трубке, то и дело пропадая. Слышно было через слово.

— И вам того же, Илья Андреевич.

— Как ваши поиски?

— Следите?

Зимовский притворно возмутился:

— Как можно! Городовые сами докладывают, как вас гоняют с закрытых объектов. Вы знаете, что к мостам маглева приближаться нельзя? Может, вы там бомбу закладываете на пути следования императрицы.

Она знала. Но она и не особо приближалась к мосту, тем более даже не пыталась его пересекать или подходить к опорам. Она просто стояла на берегу реки.

— Илья Андреевич…

— Я-то все понимаю, а… городовые нет. А уж как вас не понимают жандармы — вы бы только знали. Вы же для них до сих пор подозрительный элемент, требующий особого контроля. Вы это понимаете? Впрочем, грибочек, это мои трудности, а не твои. Обычно приезжающие знакомятся с городом и его достопримечательностями, а уже потом делают вылазки за его пределы.

— Мне этот город еще в детстве надоел, — призналась она.

Внезапно, без предупреждения, как бывает перед грозой, поднялся сильный ветер, засыпая Таю пылью и сухой травой. Где-то далеко сверкнуло в небесах, и через долгую паузу до нее долетел раскатистый гром. Следует поспешить домой, если она не хочет увязнуть в местной грязи. Поле её с удовольствием сожрет и не подавится.

— За вами приехать?

Кажется, он тоже расслышал гром.

— Зачем?

Тая запихнула в рот остатки бутерброда и встала, оглядываясь. За её спиной небеса набухли черной влагой, грозясь вот-вот разродиться сплошной стеной воды. Чума и бруцеллёз, только этого не хватало.

Зимовский принялся уговаривать:

— От разрушенной свинофермы до города далеко. Дождь собирается. И спроси вы меня, я бы вам сразу сказал: свиноферму воры за металлами обнесли еще года три назад, выдирая даже гвозди. Там неоткуда взяться листу железа. Понимаете? Так за вами приехать?

— Я сама дойду.

Он упрямо напомнил:

— Далеко и дождь.

— Я вызову такси.

На той стороне повисла долгая тишина. Кажется, Зимовский старательно познавал дзен.

— Такси не приедет. Паутинка отключена, а они работают через «Словицу»: заказы, оплата, построение маршрута и прочее.

— Значит, я хорошо прогуляюсь.

Зимовский вздохнул и… Он все же приехал. Минут через двадцать. Нагло посигналил ей в спину, когда она шла по обочине, отбиваясь от ветра, игравшегося её волосами. Тая лишь свободной рукой отмахнулась от помощи Зимовского, второй она пыталась удержать волосы, лезущие на лицо. Зимовский медленно пристроился за ней, крадясь на своем автомобиле по пустой дороге. Даже сигналить не стал — за него хорошо справлялся гром, то и дело рокотавший в небесах. Потом стал накрапывать дождь, а у Таи не было зонта. Зимовский обогнал её, паркуясь на обочине. Он вышел из машины и привычно стал рассматривать Таю из-под бровей. Ему бы взгляд, что ли, изменить — все люди бы потянулись.

— Грибочек, я оценил твое упорство и упрямство. И силу воли, и все-все-все. — Он показательно открыл зонт, очаровательно желтый, как у Дремы и подошел к Тае, прикрывая её от дождя. Ветер пытался вырвать зонт у него из рук, но не ветру воевать с Зимовским. — Выхода два: мы едем вместе и добираемся домой сухими или мы идем вместе, промокая до… В общем, промокая, и потом дружно страдаем от насморка. Выбор за тобой. И да, тут поле, холм, гроза… Догадайся, куда первым делом ударит молния?

— В тебя и твой зонт?

— Вариант! — Зимовский предупредительно вложил зонт в её руку: — так понятнее?

Аргумент с молнией был железобетонный. Тая послушно села в машину, пропахшую хвоей, и пристегнулась. Зимовский медленно тронулся — дождь, до этого лишь накрапывающий, пошел сплошной стеной.

Стеклоочистители еле справлялись с потоками воды, и Тае было страшно представить, как она бы сейчас выглядела в поле. Очаровательно, наверное. Как русалка: холодная, мокрая и несчастная.

Зимовский, не отвлекаясь от дороги, протянул Тае резинку для волос, вводя в легкий ступор.

— Это от Разумовской осталось? — не удержалась она. Как-то брать чужие вещи негигиенично. Вши там, а она еще со своими чешущимися то ли от психосоматики, то ли от чесотки ладонями не разобралась.

Зимовский бросил на неё косой взгляд:

— Да ты не amanita phalloides, а целый amanita muscaria*!

(*Amanita muscaria — мухомор)

Тая косилась на стену из воды за окном машины и старательно давилась сморчками и прочими неприятными грибами. Опускаться до уровня Зимовского она не будет.

Он понял, что добиться от нее ответа нереально, и вежливо заметил:

— Я же говорил: ты провоцируешь меня на подвиги. Я резинку купил для тебя специально. Хотел ленты, алые, как раньше было принято, но мне сказали, что это сейчас немодно. Заплети косу, чтобы волосы не мешались.

Тая, старательно давя гнев в голосе, сказала:

— Никакой косы. Я уже говорила!

Хорошо, что лес далеко, за холодным железом автомобиля и стеной воды, заметно ослабевшей. Еще чуть-чуть, и только будет стучать занудный осенний дождь.

— Понял. Через мой труп.

— Ты меня в последнее время дико удивляешь своей понятливостью, Зимовский.

— Илья.

— Илья Андреевич Зимовский.

Зачем она Даше обещала присмотреться к Зимовскому?!

— Не хочешь заплетать косу — можешь собрать хвост.

— Мне и так неплохо.

Он без слов бросил резинку в отделение для перчаток и стремительно поменял тему:

— Еще были сны, Таисия Саввовна?

— Нет.

— Колыбельную не слышали?

— Нет.

Говорить не хотелось — пальцы сковал иней, даже несмотря на защиту холодным железом. Дело не только в зове леса. Часть его все так и теплится в ней самой.