Шепоты дикого леса. Страница 13

Спустя несколько часов практики его движения стали более точными и собранными, однако он все же не успел вовремя заметить, что смертоносный полоз, от которого прежде удалось увернуться, теперь затаился в тех же кустах, где сам он прятался от ястреба. Мир запахов и ощущений все еще оставался непривычен. Гибельную ошибку исправило солнце, вышедшее из-за туч и отразившееся блеском на змеиной чешуе.

В ответ на бросок полоза он подпрыгнул как никогда раньше. Но дикое место – лесной сад – обильно наполнило энергией ничтожные мускулы. Крошечное серое тельце подлетело вверх, а затем скрутилось и развернулось, упав на затылок полозу и впившись в него зубами.

В том, что произошло потом, проявилась неистовость его создательницы, а не природа его нынешнего воплощения – живой, дышащей мыши. Его ведь создали в качестве оберега. А чтобы исполнить предназначение, нужно было вначале уберечься самому. Брызнула кровь. Полоз бился в агонии, которая предназначалась тому, кто с ним расправился. Он теперь был не просто талисманом. И не просто мышью. Но в то же время он еще не стал тем, кем его создавали…

Между Той, что придет, и Той, что была прежде,

Фэйр-Маргарет-Энн-Элизабет-Берта-Кэтрин-Мэри-Беатрис-Мелоди-Сара.

Между лозой диколесья и бьющимся сердцем,

Соединять, указывать, оберегать.

Он не разжимал челюсти, пока полоз не перестал двигаться. От героических усилий крохотное мышиное тело – пусть оно было телом волшебного питомца знахарки и посланника диколесья – испытало боль, несравнимую с прежней. Но голова, некогда набитая травами, приноровилась к новому состоянию, как и все остальные органы. Оставив позади мертвую змею, он осознал, что стал чем-то большим, чем был до этого.

Он наберется сил и станет ждать здесь, пока незнакомка не начнет в нем нуждаться.

Мелоди Росс об этом позаботилась.

Крышу Бабулиного дома украшала викторианская резьба, напоминавшая фигурно выточенные клыки. Направление к нему мне указал первый же встреченный человек. Это была женщина, выходившая из парикмахерской, и, описывая маршрут, она говорила так тихо и так опасливо оглядывалась вокруг, как будто ей вовсе не хотелось быть кем-нибудь застуканной за ответом на подобный вопрос. Странно, учитывая, как все приветствовали Бабулю в закусочной.

Разумеется, попутно женщина оглядела меня с ног до головы, словно узкие черные джинсы и высокие кроссовки нарушали какой-то неведомый местный дресс-код.

Преодолев кованые железные ворота, увенчанные заостренными прутьями, я осторожно приблизилась к коттеджу в стиле королевы Анны – приходилось напоминать себе, что меня сюда пригласили. Зубастая резьба на фронтоне и плотно занавешенные окна не выглядели особенно гостеприимно. Древнее здание было больше остальных домов в квартале и располагалось в конце тупика, раскрошившийся асфальт в котором походил скорее на черный гравий. Соседние дома были отделаны крашеными досками или дешевым винилом, скорее всего, маскирующим подгнившее дерево, однако за лужайками жильцы ухаживали, от сорняков избавлялись, и то тут, то там виднелись свидетельства, что здесь живут люди с детьми: качели, песочница, прислоненный к ограде велосипед…

Бабулин дом из выцветшего кирпича выделялся на их фоне солидной красотой. На вершине круглой башенки со скрежетом поворачивался туда-сюда большой черный флюгер в виде ворона. Подумалось, что, должно быть, моя собеседница из парикмахерской считала этот дом, да и его обитательницу, эксцентричными. У нее самой волосы были выпрямлены, залиты лаком и уложены в традиционную прическу неработающей домохозяйки. С Бабулей я была знакома совсем недолго, но она-то со своими бесконечными одеждами, карманами и лоскутками, не говоря уже о непокорной пышной шевелюре, выходила за рамки нормы даже по меркам Ричмонда. Вероятно, в этом городке ее считали чудаковатой дикаркой, а не хранительницей традиций.

Возле крыльца гордо высилась еще одна табличка с лозунгом «Нет ходу трубопроводу».

Поднявшись к входной двери, я несколько нервных минут искала звонок. Никакой кнопки – лишь небольшая ручка, поворот которой не вызывал привычного электрического дребезжания. Специальным шнуром в стене она была связана с колокольчиком внутри.

Вслед за звоном колокольчика послышались шаги – я узнала походку.

Бабуля открыла дверь.

Щеки ее румянились, а по взъерошенным сильнее, чем утром, кудрявым волосам топорщились серебристые пряди, похожие на восклицательные знаки. Поверх уже знакомого мне наряда был повязан плотный фартук, добавивший новый слой и без того внушительному одеянию. Карманов, видимых и скрытых, стало еще больше. Так много, что и не сосчитаешь. Когда она двигалась, их содержимое шуршало, звенело или бряцало, окружая ее еще одной завесой – звуковой.

– Я испекла тебе печеньица, – громко объявила хозяйка, перекрикивая мяуканье невероятно крупного и толстого полосатого кота – вот кого явно чрезмерно баловали печеньицем, – который вился вокруг ее лодыжек.

Воздух, встретивший меня на пороге, приятно пах сахаром и ванилью, но к нему примешивались и другие, не столь приятные ароматы. Дыхание дьявола? Полироль для мебели? Подгоревший тост? Пыльца фей? Оставалось только гадать. Внутри, когда Бабуля закрыла за мной дверь, я испытала легкий приступ паники, хотя и не заметила ничего, что помешало бы выйти, возникни у меня такое желание.

– Ну вот, ты молодец. Дело сделано. Самое трудное позади. Остальное будет куда проще, – сказала Бабуля. Затем она сжала меня в объятиях, неожиданно крепких с учетом ее небольшого роста – на голову ниже меня. И все же я вдруг почувствовала, что кто-то меня всецело понимает и поддерживает. Это было не просто крепкое радушное объятие маленькой женщины. Так меня обнимала Сара, и несколько секунд, в которые я вновь это переживала, уже стоили того, чтобы увидеть Бабулю еще раз. Помимо всех прочих миссий, целей и задач. Ведь если решаешь отгородиться от мира стеной, то, достроив ее, остаешься один на один с собой – и от себя спрятаться негде.

После нескольких секунд слабости я отстранилась, не поняв, получила ли что-то от старушки или что-то отдала.

– Сны из тебя все соки выпили. Нужен отдых. Передышка. А моя стряпня с этим поможет. – Хозяйка подтолкнула меня вглубь длинного коридора, ведущего в заднюю часть дома.

Пришлось протискиваться между грудами копившихся годами вещей. Как я ни старалась рассмотреть детали антикварных безделушек и мебели, все же бронзовые статуэтки, диван с подушечками, зонтики, фотографии, хрустальные графины и пластиковая копилка в виде ухмыляющейся свиньи, в которой легко узнавался логотип местного кафе, пронеслись мимо слишком быстро.

Мы оказались перед двустворчатой дверью, которую Бабуля открыла, толкнув правую половину потемневшей от земли ладонью. А на кухне меня застал калейдоскоп уже иного рода. С потолка свешивались медные горшки. По полу выстроились корзины и бочонки. Каждая полочка была до отказа забита стеклянными и жестяными банками, а на столешницах ровными рядами, как на параде, стояли тщательно промаркированные бутылочки с аккуратными рукописными этикетками.

Бабуля оставила меня, поспешив к духовке – такой огромной я не видела за всю жизнь. Белая эмалированная махина со скругленными краями и хромовой отделкой была, наверное, ровесницей хозяйки. А то и старше. Но, когда Бабуля открыла дверцу духовки и достала противень, прихватив его краешком фартука, я убедилась, что обещанное печеньице аппетитно подрумянилось и идеально пропеклось.

Все еще чувствовался посторонний, необычный аромат – горелый это тост или дыхание дьявола, я по-прежнему не разобралась, – но сильнее всего пахло ванилью и сахаром. Так сильно, что в желудке у меня заурчало, а рот моментально наполнился слюной. С утра я успела перехватить только тост с джемом, а обед пропустила. Поездка к хижине заняла большую часть дня. Тут вдруг мысли о дыхании дьявола заставили меня вспомнить про зерна граната, которые Аид дал Персефоне. Неужели я и вправду собиралась съесть угощение после предупреждения, что с отварами и прочими «заготовками» этой своеобразной дамы нужно быть осторожнее?