Хрупкое убежище (ЛП). Страница 41

Плечи Ро поникли.

— Я не хочу, чтобы это был он.

У меня сжалось в груди. Никто не хочет верить, что кто-то из близких способен на ужасные поступки. Я шагнул к ней, не в силах сопротивляться притяжению ее боли. Обнял ее, прижимая к себе.

— Может, и не он. Но тебе все равно лучше держаться от него подальше.

Она кивнула, уткнувшись лицом мне в грудь.

Мы стояли так дольше, чем следовало бы. И я знал: если пробуду так еще хоть миг — сделаю что-нибудь чертовски глупое. Поэтому заставил себя отпустить Ро. Но к двери не пошел. Вместо этого достал из шкафа в холле одеяло и направился к дивану.

Глупо — особенно после того, что между нами было утром в коридоре. Но я не мог позволить себе быть к ней ещё ближе, чем уже был.

Ро задержалась в холле, тревожно прикусывая губу.

— Тебе не обязательно оставаться.

— Я знаю, что не обязательно. — Но все равно остался. Не мог уйти, оставив ее одну после всего, что случилось. Даже зная, что спать в нескольких метрах от нее — будет пыткой.

Часть напряжения сошла с ее плеч.

— Спасибо.

— Спокойной ночи, Безрассудная.

— Спокойной ночи, Энсон.

Как она произнесла мое имя… Внутри все снова сжалось, но я задавил это. Отсчитал до сотни, пока она уносила коробку с котятами в спальню. За ней последовал Бисквит, и в доме погас свет. Я остался лежать в темноте, вслушиваясь в каждый шорох из коридора.

Открытие и закрытие ящиков, шорох постельного белья, выключатель. Я лежал, ловя каждый звук. Ро несколько раз ворочалась и тишина.

Я немного расслабился. Она спит. Это знание приносило странное облегчение. И я не хотел разбираться, почему.

Думал, сон не придет, но недосып прошлого дня все же свалил меня. Мысли клубились в снах. Какие-то хорошие, какие-то плохие. Но во всех была одна общая нить… Ро.

Она преследовала меня и наяву, и во сне. Я не мог сбежать от нее. И, может, уже и не хотел.

Не знаю, сколько проспал, когда у уха раздался сдавленный всхлип. Я рывком сел, сердце колотилось в груди.

Бисквит снова заскулил.

— Что случилось? — но я уже вставал, направляясь прямиком в спальню Ро.

Еще не дойдя до дверного проема, я услышал ее всхлипы. Заглянув в комнату, увидел, как она мечется в простынях. В ее сознании она сейчас убегала от чего-то страшного.

Я оказался у кровати за три шага.

— Ро, — тихо позвал я, положив руки ей на плечи. — Проснись. Все хорошо.

Она вздрогнула, глаза распахнулись. Завидев меня, ее ореховые глаза наполнились слезами, и она бросилась ко мне.

Я поймал ее с глухим «ух», обнял крепче.

— Тише, ты в порядке.

— Все было таким реальным. Я пыталась выбраться, но не могла. А Эмилия кричала о помощи. Я не могла ее найти…

Меня разорвало от боли, что звучала в ее голосе. От того, как она вцепилась в меня, словно в спасение. Я прижал ее еще крепче.

— Ты в безопасности. Обещаю.

Но я знал, что это обещание я не могу дать. Потому что однажды я уже подвел. И всегда расплачивались те, кто был ближе всего.

26

Роудс

Смесь воспоминаний и фантазий была такой сильной, такой жестокой, что я не могла перевести дух. Единственное, что я знала точно — Энсон здесь. Его ощущение рядом со мной — это то, на что я могла опереться. Ровный стук его сердца. Его сильные руки, обнимающие меня.

— Дыши, Ро. Ты сейчас скатишься в паническую атаку, — руки Энсона сжали мои плечи. — Повторяй за мной. Вдох на четыре.

Я старалась следовать за ним.

— Задержи дыхание на семь.

Сдерживать дыхание было всё равно что глотать огонь, но я боролась, делая, как он говорит.

— Теперь выдох на восемь.

Он провел меня через это упражнение еще четыре раза, сжимая мои плечи на каждом счете. Постепенно я возвращалась в себя, понемногу. Я отстранилась и посмотрела на встревоженное лицо Энсона.

Он убрал с моего лица прядь волос, его пальцы задержались в них.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — хрипло ответила я. — Где ты этому научился?

Даже в темноте я увидела тень, скользнувшую по его глазам.

— Я знал людей, которые страдали от приступов тревоги. Иногда такая дыхательная техника помогает.

Я внимательно смотрела на него. В Энсоне было гораздо больше, чем я знала. Тот человек, которого я видела, никого к себе не подпускал. Кого же он знал настолько близко, чтобы уметь помогать с паническими атаками?

— Ну, по крайней мере, это работает, — сказала я, подтягивая колени к груди.

Пальцы Энсона мягко скользили вверх-вниз по моей руке.

— Хочешь поговорить об этом?

Я уткнулась подбородком в колени, крепче обняв себя.

— Опять был пожар. Но по-другому. Обычно я ребенок. А теперь я была взрослой. Эмилия кричала. Испуганная. Я пыталась добраться до нее, но вокруг были одни языки пламени. Они жгли меня.

Энсон наклонился ко мне, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, будто ему самому нужно было удостовериться, что со мной все в порядке. Я прижалась к нему, впитывая его силу и то, что я сейчас не одна. Его пальцы скользили вверх-вниз по моему позвоночнику сквозь тонкий хлопок ночнушки.

— Этот пожар снова все всколыхнул.

Я кивнула.

— Всегда так. Даже если это просто лесной пожар где-то летом, после этого мне сложно спать. Запахи, сирены — все возвращает то, что было.

— Ты такая сильная, — прошептал Энсон мне в кожу.

— Я так себя не чувствую, — призналась я. — Я чувствую себя слабой. Будто вина может сожрать меня заживо. Почему я раньше не услышала пожарную сигнализацию? Почему не приложила больше усилий, чтобы добраться до них?

— Ро, — охрипшим голосом сказал Энсон, отстранившись. — Ты правда думаешь, что они хотели бы потерять тебя ради хоть какого-то шанса выбраться?

Глаза наполнились слезами, и они потекли по щекам.

— Нет. Но иногда я думаю, что лучше бы они не оставляли меня одну.

Энсон откинулся назад, его руки обхватили мое лицо, приподнимая его с колен. Шершавыми большими пальцами он убирал слезы.

— Быть тем, кто остается, — самая тяжелая ноша. Но это не значит, что ты должна перестать бороться.

Я смотрела в его сине-серые глаза. В них была боль. Не только потому, что я страдала, а потому что он по-настоящему понимал. Я знала — он тоже через это проходил.

— Энсон, — выдавила я.

Боль мелькнула в этих прекрасных глазах.

— Я потерял младшую сестру. По моей вине. Может, я не нанес ей смертельный удар, но вина на мне. Это худшая боль из возможных. Я бы отдал все, чтобы поменяться с ней местами.

Господи.

Мы были такими разными. Яркие краски и оттенки серого. Распустившиеся цветы и самая темная ночь.

Но и такими одинаковыми. Старшие братья и сестры тех, кого не уберегли. Кого всегда хотели защитить. Эти шрамы мы несли на себе. И оба изо всех сил старались выстоять.

— Мне так жаль, — прошептала я в темноту. Этих слов было катастрофически мало, но больше я дать не могла. Хотя нет, я могла еще кое-что. — Она бы не хотела, чтобы ты менялся с ней местами.

Голубой вспыхнул в его глазах.

— Ты ведь ее даже не знала.

— Зато знаю тебя. Ты заслуживаешь жизнь, что течет в тебе. И я уверена, что она думала бы так же.

Его челюсть сжалась и заиграла, будто каждое слово било его физически.

Я положила ладонь ему на грудь:

— Ты важен, Энсон. Ты хороший человек.

— Безрассудная... — его голос больше походил на хрип.

— Хороший человек. Как бы ты ни пытался это скрыть.

Он сглотнул, кадык дернулся.

— Тебе нужно снова попытаться заснуть.

Я бы улыбнулась, если бы не болело так сильно из-за него. Энсон сделал бы все, чтобы избежать похвалы. Но он ее заслуживал. Он из тех, кто остается, даже если это рушит его собственные стены. Из тех, кто помогает, даже когда это неудобно. Из тех, кто не отворачивается от чужой боли. А это — самый большой дар.

Я смотрела в эти бурлящие глаза:

— Побудешь со мной?