Хрупкое убежище (ЛП). Страница 39

— Передай ей, пусть скажет, когда выйдет за меня, ладно?

Я усмехнулась:

— Ты же знаешь, ее привязать сложно, Уолтер.

Он прижал руку к груди, протягивая мне коробку:

— Вся прелесть как раз в погоне.

— Спрошу, есть ли у нее планы дать тебе шанс ее догнать.

— Обязательно.

Я махнула Саттон рукой:

— Спасибо. И удачи с твоим маленьким монстриком.

— Принимаю, — усмехнулась она. — Спасибо, что заглянула.

Я вышла на улицу в утреннее солнце, но тут же остановилась: навстречу мне двигалась знакомая фигура. Дэвис злобно скривил губы, сверля меня взглядом.

— Ты натравила на меня своего приемного брата?

Вот черт.

Я вчера показала Трейсу сообщение от Дэвиса. Потому что, как бы мне ни надоедала вся эта братская опека, дурой я не была. Это сообщение было в лучшем случае жестоким, в худшем — угрожающим. И то, как Дэвис выделил слово «приемного», только сильнее меня разозлило.

Он никогда не воспринимал мою семью как настоящих братьев и сестер. Никогда не понимал нашу связь. Однажды, когда я собиралась на ужин к Норе и Лолли, он спросил, зачем я вообще трачу время на людей, которые мне не родные, вместо того чтобы проводить его с ним. Для меня тогда все и закончилось.

Я расправила плечи, напоминая себе, что за стеклом — люди из пекарни.

— Я никого на тебя не натравливала. Но я показала сообщение, которое ты мне прислал, своему брату. А он, между прочим, шериф. Потому что он пытается выяснить, кто устроил тот пожар, о котором ты так «беспокоился».

Челюсть Дэвиса напряглась, словно стала гранитной.

— Ты меня в чем-то обвиняешь, Роудс?

— Нет. Просто констатирую факты. И можешь удалить мой номер из своего телефона. Если не сделаешь этого, я сообщу Каю, насколько настойчиво ты пытаешься выйти со мной на связь.

Лицо Дэвиса побледнело.

Меня тут же захлестнула вина. Не за то, что я его напугала, а за то, что использовала имя Кая, чтобы это сделать. Люди видели его татуировки, знали его прошлое и сразу записывали его в опасные. А он был совсем другим — нежным с Фэллон, с племянницей, с каждым зверьком, которого я приносила в дом.

— Не знаю, на кой черт я вообще решил, что ты чего-то стоишь. Ты просто садовница с хорошей задницей. Я найду лучше за две секунды, — процедил он и зашагал прочь.

— Спасибо, что признал, что у меня хорошая задница, — крикнула я ему вслед.

Но по спине пробежал холодок, потому что я видела в глазах Дэвиса настоящую ненависть.

24

Энсон

Моя машина снова подпрыгнула на выбоине, и я выругался — на эти проклятые ямы, которые до сих пор не заделали, хотя Шеп уже звонил нашему человеку, который обычно ровняет гравийку; на свою машину, которая, несмотря на то, что ей всего год, не могла справляться с этим лучше; и, больше всего, на самого себя.

Потому что я снова ехал к дому Ро, хотя весь день работал на другом участке. Хотя это было последнее место, куда мне следовало бы ехать. Но я был слаб, когда дело касалось ее. Может, ее безрассудство на меня заразно.

Когда я подъехал к гостевому домику, Ро уже стояла снаружи — в этих чертовых шортах и в ковбойских сапогах, усеянных цветочками. Она наклонилась, выставив идеальную задницу вверх, пытаясь поднять Бисквита.

Я притормозил рядом с ее внедорожником и выбрался из машины.

— Слава богу! — тяжело выдохнула Ро. — Поможешь, пожалуйста?

— А что тут происходит? — спросил я, уголки губ дернулись.

— Не смейся! — прорычала Ро, снова пытаясь поднять Бисквита. — Уже полчаса пытаюсь запихнуть его в машину. Мы опаздываем к ветеринару.

Я наблюдал, как Бисквит обмяк в ее руках, когда она пыталась его поднять.

— Я сам видел, как ты закидываешь его в машину не меньше десятка раз. Он обычно сам прыгает.

Ро метнула в меня убийственный взгляд.

— Он будто чувствует. Я даже слова на букву «В» не произносила, а как только мы вышли на улицу, он не подошел к машине ближе, чем на три метра.

Смех вырвался из меня — хриплый, как будто я давно этого не делал. Но, черт возьми, как же хорошо это было.

Ро выпрямилась, ее выражение смягчилось.

— Тебе идет смех, Хант.

Смех стих, но жар, который он вызвал, остался, пока я смотрел на нее.

Она махнула мне рукой.

— Если ты поднимешь его сзади, а я спереди — сможем закинуть его в салон. Он тяжелее, чем кажется.

Я подошел к псу, который все еще валялся на земле и глядел на меня взглядом: «Только через мой труп».

— А как ты его потом из машины вытаскивать будешь у ветеринара?

Ро сложила руки под подбородком и умоляюще посмотрела на меня.

— Если поможешь отвезти его на прием, я приготовлю тебе ужин.

Я застонал, но знал, что не откажу.

— Ладно, давай.

Я нагнулся, подхватил Бисквита на руки.

— Ты что жрешь вообще? — проворчал я.

Пес заскулил и попытался вырваться.

— Я же говорила, — вздохнула Ро.

— Никаких вкусняшек больше, дружок, — сказал я, удерживая извивающегося пса. С трудом усадил его в машину и захлопнул дверь. Прислонился к ней, тяжело дыша.

Ро нахмурилась:

— Бесит, как легко у тебя получилось. Я весь день тяжести таскаю.

Я усмехнулся:

— Думаю, тут вопрос в массе мышц и в том, что я выше тебя почти на полметра.

— Все равно обидно, — пробормотала она, открывая водительскую дверь.

Мы оба сели в машину, и она выехала с парковки. Бисквит протянул тоскливый вой.

Я обернулся:

— Эй, дружок, имей хоть каплю гордости.

— Пусть выражает свои чувства, — пожурила меня Ро.

Конечно. Она и псу даст ту же свободу, что и себе — не сдерживать эмоции. Бисквит снова завыл, и я только покачал головой.

Ро притормозила у выезда с гравийки, включила поворотник. Бисквит не упустил момент — перелетел через перегородку и плюхнулся мне на колени.

Резкая вспышка боли прожгла меня. Из горла вырвался сдавленный звук, который трудно было назвать человеческим.

— Бисквит! — ахнула Ро. Она поморщилась, глядя на мое лицо. — Ты в порядке?

— Детей у меня уже точно не будет, но в остальном — прекрасно, — прохрипел я.

Она натянуто улыбнулась:

— Хочешь, я попробую его снова на заднее сиденье закинуть?

— Пусть сидит тут. Если он повторит это еще раз — тебе придется везти уже меня в больницу.

Ро прижала губы, сдерживая смех:

— Искренне сочувствую твоим яйцам.

— Не говори это слово. Они сегодня и так настрадались.

Щеки у нее порозовели.

— Насчет этого…

— Нет, — оборвал я. — Если мы заговорим об этом, я снова заведусь. А если у меня сейчас встанет — что-нибудь внутри порвется. Говори о чем угодно, только не об этом.

Ро прикусила губу:

— А как насчет Yankees?

Я бросил на нее взгляд:

— Ты что, тайный фанат бейсбола?

— Я думала, вы, мужики, всегда про спорт болтаете, когда нужно отвлечься от стояка.

— Господи, — простонал я.

— Я стараюсь, — огрызнулась она.

— Ты во многом хороша, Безрассудная. Но вот не возбуждать меня у тебя совсем не выходит. Попробуй быть чуть менее чертовски милой и не говорить о моем члене.

На этот раз Ро рассмеялась всерьез. Ее смех окутал нас звоном, который звучал лучше любой мелодии. Бисквит, видимо, подумал так же и завыл в ответ.

Он выл еще минут десять, пока Ро не остановилась у ветеринарной клиники.

— Сиди, — велела она. — Сейчас я обойду.

Ро обошла машину, открыла мою дверь. Бисквит и не думал двигаться.

— Давай, дружок. Просто осмотр и один маленький укол, — уговаривала она.

Будто поняв слово «укол», Бисквит полез на меня, как на дерево.

Выругавшись, я отстегнул ремень и обхватил пса.

— Нам обоим стыдно, дружок.

Я выбрался из машины, практически вслепую, пока Бисквит цеплялся за меня всеми лапами.

— Я открою дверь, — крикнула Ро, опережая нас.

Я изо всех сил старался не споткнуться, неся этого тяжелого пса в кабинет. Администраторша, завидев нас, распахнула глаза.