Хрупкое убежище (ЛП). Страница 27

— Сам дом. Нет всплесков цвета. Нет растений. Нет... тебя.

Я сглотнула. Если я считала, что Трейс замечает детали — то Энсон был в этом мастер.

— Я еще не успела обжиться.

Он внимательно смотрел на меня, принимая из моих рук одежду. Его взгляд ясно говорил: «Врешь». Я боролась с подступающим румянцем.

Откашлявшись, сказала:

— Ванная в конце коридора. Я переоденусь у себя.

Я быстро развернулась, не желая ловить на себе его изучающий взгляд. Бисквит увязался за мной. Закрыв дверь, я сбросила мокрую одежду и потянулась за чистыми вещами.

Но взгляд сам скользнул по моей спальне. Она оставалась такой же, как последние пять лет. Светло-зеленое одеяло, плед у изножья кровати. Тумбочки и комод, купленные по скидке в местном мебельном магазине.

Энсон был прав. Это не я. Даже картина на стене — черно-белая фотография лилии. Она красивая. Но без души. Куплена в Target, как и десятки других.

Стоило только задуматься о том, чтобы изменить обстановку, сделать ее своей, как сердце забилось чаще, дыхание стало поверхностным, ладони вспотели, в животе закрутило. Я закрыла глаза.

Вдох — раз, два, три.

Выдох — раз, два, три.

Я повторяла снова и снова, пока не взяла свое тело под контроль.

Что, черт возьми, это было?

Зародыш панической атаки. Из-за мыслей о декоре? Смешно.

Я натянула мягкие спортивные штаны и простую майку, затем любимые пушистые носки. Погладила Бисквита по голове и вышла в коридор. Часть меня ожидала, что Энсон уже ушел. Но он все еще был на кухне.

— Ты, знаешь ли, любопытный, — сказала я.

Он перевел на меня взгляд, приподняв бровь.

— Сначала анализируешь мою гостиную, теперь роешься на кухне.

Энсон пожал плечами — футболка натянулась на его широкой груди. Он стоял босиком, и, черт возьми, в этом было что-то неприлично сексуальное. У меня что теперь, фетиш на ноги?

Он поднял книгу Маленькая принцесса:

— Читаешь?

— Одна из моих любимых.

Энсон медленно кивнул, перебирая закладку из засушенных цветов:

— Ты почти закончила.

Я прошла дальше, к мультиварке, которую включила перед тем, как вышла на улицу:

— Закончила сегодня утром перед работой.

Он нахмурился:

— Тут еще три главы.

Щеки запылали:

— Я не люблю читать концовки.

Энсон уставился на меня с раскрытым ртом:

— Ты вообще не дочитываешь книги? Никогда?

Нервозность снова подкралась ко мне:

— Я не люблю законченность. Даже если конец счастливый. Мне нравится думать, что история может продолжаться бесконечно.

Он долго изучал меня, по-прежнему теребя закладку:

— Странно пройти весь путь и не получить финальную награду.

— А разве не лучше просто наслаждаться самим путешествием? Проживать каждый момент таким, какой он есть?

Энсон издал глухой звук, продолжая на меня смотреть. В его взгляде скользнуло что-то такое, будто он собрал слишком много кусочков моего пазла. Это только усилило мою нервозность, поэтому я уткнулась в мультиварку.

— Пахнет вкусно, — сказал он, видимо решив меня пожалеть. — Что готовишь?

На таймере оставалось пять минут:

— Тако с курицей.

Энсон снова хмыкнул.

— Хочешь? — спросила я, прежде чем успела себя остановить.

Он замер, осознав, что сам себя загнал в угол:

— Я в порядке...

— Это всего лишь тако, а не пытка и не предложение руки и сердца. К тому же ты сможешь поесть в компании цветка-члена Лолли. Или у тебя проблемы с тако и фаллическими цветами? — усмехнулась я.

Уголок его губ чуть дернулся. Едва заметно, но я высматривала каждое движение на его лице. Энсон взглянул на мультиварку:

— Тако я люблю.

— Вот и славно. Значит, ты не чудовище. Достань тарелки. Они в шкафу...

Но он уже открыл нужный шкаф.

— Ты и правда лазил тут, да? — обвинила я его.

Он покачал головой, ставя тарелки на столешницу:

— Это самое логичное место. Между плитой и холодильником. Видно же, что тут ты готовишь.

Я уставилась на него, открывая холодильник:

— Ты что, какой-то экстрасенс по домам?

Энсон хрипло рассмеялся:

— Экстрасенс по домам?

Я заглянула внутрь за нужными продуктами — сальса, твердый сыр, салат:

— Ты просто все знаешь о моем доме, даже без подсказок. Наверное, потому что строишь их.

— Возможно, — согласился он, но в голосе пропала нотка юмора.

Я протянула ему сыр и терку:

— Думаешь, справишься?

Энсон нахмурился:

— Вы с твоим братом все время думаете, что я сам себя прокормить не смогу.

Я фыркнула:

— Шеп считает своей обязанностью заботиться обо всех. А я просто не хочу, чтобы ты покалечился о мою терку. Не уверена, что моя страховка на дом это покроет.

Он выдохнул и начал натирать сыр.

Я занялась мытьем и нарезкой салата. Было приятно, что в доме кто-то есть, даже если он молчал. Просто ощущение чужой энергии — уже отрадно.

— Достаточно? — спросил Энсон.

Я кивнула:

— Переложи в миску. Думаю, ты и так знаешь, где они.

Энсон безошибочно открыл нужный шкаф.

— Жутко, — пробормотала я.

Он достал две миски, переложил сыр в одну и поставил другую рядом с моей разделочной доской. Его рука слегка задела мою — в тесной кухне это неизбежно. Но даже этот мимолетный контакт кожи вызвал приятную дрожь.

Энсон поднял банку с сальсой, нахмурившись:

— Что за марка?

Я замерла:

— Марка?

Он кивнул:

— Раньше такую не видел.

Я поставила нож, повернулась к нему, изображая ужас:

— Энсон Бартоломью Каттиган!

Его губы дернулись сильнее:

— Ты же знаешь, что это не мое имя?

— Я не знаю твоего полного имени, а для драматического эффекта нужны были три слова.

— Энсон Саттер Хант.

Теперь нахмурилась я:

— Черт, вот это имя. Но суть не в этом. В этом доме не едят покупную сальсу.

Он ухмыльнулся. Не совсем улыбка, но даже лучше — легкий изгиб губ под густой щетиной. Я представила, как эта щетина ощущается при поцелуе, как бы... Стоп. Нет. Туда я не полезу.

Я взяла у него банку и открыла:

— Это сделано из помидоров, перца и лука из сада Норы. А специи — смесь, которую Лолли оттачивает уже много лет.

Энсон сунул палец в банку.

Я ахнула:

— Ты не посмел.

Он облизал палец и довольно поднял брови:

— Черт, Безрассудная. Вкусно.

Я сглотнула, отвернувшись от его рта:

— Я же говорила.

Таймер зазвенел, спасая меня от полного самоунижения. Я быстро разложила тортильи на тарелки:

— Хочешь пива?

— Я не пью.

Я взглянула на него, протягивая тарелку:

— О. У меня есть кола, вода, молоко, апельсиновый сок.

— Кола пойдет, — пробурчал он, принимая тарелку.

Я взяла для него банку колы, себе — «Корону», но замерла. Хотела уже изменить план, но Энсон опередил меня:

— Пей. Из-за этого я в запой не сорвусь.

Я прикусила губу, но взяла пиво:

— Не хотела быть грубой.

Энсон открыл мультиварку:

— Был сложный период. Слишком налегал на бутылку, вот и вычеркнул алкоголь вообще. Так проще — нет риска.

Он жестом предложил мне первой накладывать еду.

Я разложила курицу по тортильям:

— Это требует силы воли.

Энсон пожал плечами, накладывая себе:

— Большую часть времени не тянет. А когда тянет — это как раз повод не пить. Заменил на имбирное пиво.

Я уселась за барную стойку напротив него. Столько хотелось спросить, но язык не поворачивался:

— Иногда так хочется заглушить боль хоть чем-то.

Энсон открыл банку и сел рядом:

— Ты говоришь, как человек, который сам через это прошел.

Я наполнила свои тако сыром, салатом и сальсой, делая вид, что занята — лишь бы не встречаться с ним взглядом.

— Не веществами, — тихо сказала я. — Но после смерти моей семьи мне пришлось просто выключить все. Я не могла смотреть на фотографии, трогать памятные вещи. Я притворялась, что их никогда не существовало.