21 день. Страница 37

После того как я приношу из кухни два стакана и нож для пиццы, мы садимся на пол перед журнальным столиком и принимаемся за ужин.

— Ладно, — наконец начинает он после того, как мы на пару разделались с пиццей. — Хочешь сказать, он не просто убежал?

Мне приходится держать себя в руках, чтобы не вздрогнуть от слов Фила.

Моцарт убежал?

Если так, то кто пришел к ней домой вместо него?

— Кто? — сдавленным голосом уточняю я.

— Твой кот, — отвечает он, отодвигая коробку в центр стола. — Ты сказала мне ранее, что он куда-то запропастился.

— Все так, — говорю я, надеясь, что он не заметил моей неуверенности. Нет, все-таки не стоило столько раз перечитывать то ужасное последнее письмо.

— Когда ты в последний раз видела его?

— До того, как выгнала своего босса, — бормочу я. — Утром понедельника.

— Это был твой босс? — недоверчиво спрашивает Фил и смеется, глядя мне в лицо. — Ладно, о’кей, допустим. Но вел ли себя Моцарт до этого момента нормально? Он ведь у тебя не гулящий, так?

Я киваю:

— Он домашний кот, из тех, кто не проявляет ни малейшего интереса к улице. Однажды он даже сел перед открытой дверью террасы и выглянул в сад, а выходить не стал. Тотальный домосед. Это для него норма, но… в последние несколько недель тут ничего не происходит нормально.

— Что ты имеешь в виду? Это как-то связано с тем человеком, что вломился в дом?

Я медлю с ответом. Должна ли я обременять его этим дерьмом? До сих пор вечер был таким расслабляющим, и я невероятно благодарна Филу за компанию. Если я отвечу ему честно, настроение улетучится одним махом.

— Иногда неплохо довериться незнакомцу. У незнакомцев более нейтральный взгляд на вещи, — мягко говорит Фил.

Его слова сметают остатки моей нерешительности, и в течение следующих тридцати минут я рассказываю ему все, начиная с первого письма и ссылки на прошлое, заканчивая инцидентом с таймером-яйцом и вчерашним звонком с моего стационарного радиотелефона.

— Я пойму, если ты сейчас убежишь с криком, — заканчиваю я свой отчет и тянусь за бутылкой вина, чтобы наполнить свой бокал.

— Никуда я не убегу, — отвечает Фил, — раз у тебя есть перцовый баллончик, садовая лопата и, если я правильно понял, мясницкий нож. Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности!

Удивительно, но эта плоская шутка пробивает меня на смех, и за это я тоже ему жутко благодарна.

Фил испытующе смотрит на меня, затем на его лице появляется улыбка.

— Пошли. — Он встает одним плавным движением. — Найдем Моцарта. А потом мы придумаем, как нормально обезопасить тебя на всю неделю.

Следующие полтора часа мы вместе обыскиваем дом, а затем переключаемся на сад, прочесываем также участок леса, начинающийся прямо у моих владений, но сразу же понимаем, что затея бесперспективна. Последние остатки дневного света поглощают густо растущие ели, и, занимая их место, между стволами стекает ночь.

Через несколько метров мы нерешительно останавливаемся. Я инстинктивно тянусь к руке Фила, и только когда его пальцы крепко сжимают мои, я понимаю, что наделала.

— Извини, — бормочу я и хочу снова отстраниться, но он не только держит меня, но даже немного притягивает к себе:

— Нет проблем, Лу.

Повернувшись к нему, я проклинаю темноту, потому что не вижу выражения его лица. Была ли моя реакция неадекватной? Я его прессую, наверное, хотя и в мыслях такого не допускаю.

Он нежно сжимает мои пальцы, обрывая мои размышления:

Мы должны вернуться. Если кто-то из нас двоих вывихнет лодыжку, это точно никуда не приведет. Может быть, поищем завтра при дневном свете.

Я киваю, прежде чем сообразить, что он не может видеть этот жест в темноте.

— Ты прав, — говорю вслух, и вскоре мы возвращаемся к дому, чья приземистая тень едва видна на фоне ночного неба.

Прикосновения Фила на удивление приятны. Его рука теплая, но не влажная и не липкая, а хватка крепкая, мужская. Его большой палец поглаживает мои костяшки, словно убеждая невербальным образом, что волноваться не о чем. Его присутствие реально успокаивает меня.

— Спасибо, — благодарю я, и вовсе не только за его готовность тащиться со мной по ночному лесу. Для меня очень много значит, что Фил, в отличие от той же Джози, ни разу не усомнился в моем здравомыслии.

— Да не за что, — бросает он беспечно.

Отпираю входную дверь, и мы вместе идем по коридору. Еще две недели назад я бы просто вышла и оставила дверь незапертой, если б пришлось искать кота. Я чувствовала себя в безопасности в своем доме и рядом с ним и почти всегда наслаждалась уединением. Теперь же верх моих мечтаний — жить так, чтобы окна соседей выходили прямо на мою гостиную. И еще оживленная дорога под боком не помешала бы.

Как обычно, кладу ключи от дома в вазочку на комоде и тянусь к маленькой лампе. Выключатель щелкает, но свет не загорается.

— Дерьмо, — ругаюсь я себе под нос, смутно понимая, что происходит. — Только не сейчас!

— Пробки вылетели? — спрашивает Фил, и по повторяющимся щелчкам я точно могу сказать, что он пробует включить люстру.

— Или так, или системное отключение, — сердито отвечаю я. — Тук такое не редкость.

Мои мысли возвращаются к ночи около недели назад, когда я на ощупь спускалась по лестнице и в итоге оказалась лицом к лицу с полицейскими. Невольно пробегает дрожь. Маньяк претворяет свой новый замысел? Или заканчивает старый? О, Моцарт…

Облизываю губы. Перегорел предохранитель. Только и всего.

— Где тут щиток? — спрашивает Фил. Он, кажется, и вполовину так не нервничает, как я. Достает из кармана мобильный и включает на нем фонарик.

— В подвале.

— Где именно?

— Справа от лестницы, в дальнем левом углу, — автоматически отвечаю я, прежде чем до меня доходит, что он задумал. — Нет, Фил, — говорю я, крепче сжимая его руку. — Не спускайся туда. Ведь…

— Ты собираешься сидеть в темноте всю ночь? Холодильник и морозильник тебе этого не простят!

— Тогда пойду с тобой, — решаюсь я, скорее чувствуя кивок, чем видя его.

Медленно мы идем по коридору к лестнице в подвал. Спускаемся шаг за шагом. Голубоватое свечение телефона делает черноту вокруг нас осязаемо плотной.

— Жутковато тут у тебя, — признается Фил.

Его голос звучит чуть тоньше прежнего, но это может быть связано с особой акустикой подвала. У подножия лестницы он притягивает меня поближе к себе, будто зная, что моя паника растет с каждым шагом.

— Направо, да? — уточняет он.

— Ага, туда, — подтверждаю я.

Мое сердце бешено колотится, а в горле так сухо и саднит, что кажется, будто его почистили наждачной бумагой.

Взявшись за руки, мы входим в подвальное помещение и нащупываем путь сквозь полную темноту к блоку предохранителей. Мой страх еще больше возрос.

Что-то вот-вот случится.

Кончики его пальцев с глухим стуком ударяются о пластик дверцы. Раздается слабый скрип, за ним вновь тишина.

— Да, пробки вылетели, — замечает Фил, придирчиво осматривая нутро щитка в свете телефонного фонарика. — Причем все сразу, — нерешительно добавляет он. — По-моему, их целенаправленно вырубили. Это ведь не ты сделала?

Заданный негромким голосом вопрос для меня подобен грому средь ясного неба.

— Я? Фил, черт побери. Я все это время была рядом с тобой. И зачем мне это, скажи?

— Лу…

— Думаешь, я…

Мне больно заканчивать эту фразу. Стоило только подумать, что хоть кто-то не будет вести себя, как Джози, подозревая не пойми в чем, и вот тебе на…

— Сейчас попробую все снова включить, — наконец сообщает Фил, после того как мы проводим в напряженном молчании, кажется, целую вечность.

Я равнодушно пожимаю плечами, и у меня снова возникает плохое предчувствие. Что-то произойдет, когда свет вернется. Что-то ужасное.

Слышу несколько щелчков, потом — тишина. Словно время замерло. Потом мы с Филом синхронно выдыхаем. Наверху со звуковым сигналом оживает холодильник.