Звери. История группы. Страница 25

Нет так нет.

О любви

Через месяц Света прислала мне письмо. В нем было написано очень много. Я плохо помню. Типа прости, извини, давай останемся друзьями. Если честно, я ничего не понял, что она хотела там сказать. Наверное, я просто не хотел даже читать. Понимать что‐то. Так… Просмотрел мельком по диагонали. Она просила что‐то ответить. Но я ей не ответил. Обидно, конечно. Значит, я такой обидчивый? А как я мог ответить? Что я мог ей сказать? Да, давай, приезжай в гости, все хорошо, будем друзьями? Нет, не мог. Я гордый слишком. Время гордость не лечит. Не во всех случаях. Может, в других каких‐то ситуациях я могу сейчас простить. Но только не это.

Я был в разлуке с человеком. Я не очень‐то хорошо ее знал, мне все время что‐то мешало. Какие‐то отношения были добрые, нормальные. Я даже не мог представить другие. Мне казалось это естественным: я приезжаю к человеку. Как есть возможность, сразу еду. Чтобы увидеть, воссоединиться с ней. Вот такая у меня была любовь. Я уверен, что если бы такая любовь случилась в Таганроге с девушкой, которая бы ко мне точно так же относилась, такой же был бы эффект. Просто здесь еще были препятствия, расстояния, письма. Разлука. Все это очень сильно повлияло. Я ехал, я думал. Мне нравились встречи, мне не нравились расставания.

Каждый раз чем ближе был момент расставания, тем становилось хуже. Мы шли к вокзалу и молчали все время. Я молчал. Она молчала. Никто из нас почему‐то не говорил, что будет потом. Каждое расставание было как будто навсегда. И неизвестно, что дальше. Я, конечно, говорил ей, что приеду в следующий раз, как только будет возможность. Она говорила: «Приезжай!» Вот так происходило.

Приезжаешь туда – уже хорошо. Как будто мой приезд уже залог того, что мы вместе. Получается, мне не пришлось ее добиваться. Я приезжал, жил у нее дома. Точно. Может, все дело в том, что романтики не было? Моя романтика была в дороге, в поездах. Во встречах и расставаниях. Я ехал всю ночь и не спал. Ни с кем не разговаривал. Не люблю говорить о своих проблемах. Я был очень закрытым человеком, да и сейчас такой, достаточно закрытый и гордый. С чего бы я это обсуждал с попутчиками? Лучше помолчу сам с собой. Лучше же повоображать, написать что‐то. На худой конец, почитать, книга хоть молчит. Очень кайфовое состояние было в поезде. Ты – путник в ночи. Ты – один. Как в кино. Стоишь в тамбуре в пальто. Волк-одиночка. Куришь, едешь неизвестно куда. Конечно, знаешь куда, но это не суть. Ты не спасаешь мир. Просто ты один, человек. У тебя есть такие‐то цели. Это очень кайфово. В этом романтика. Ты один, и все принадлежит тебе. Мир. Ты есть ты. Ты можешь делать все. Это твой мир, и ты внутри него. Вот я такой был! Я придумывал себе, как мы встретимся. Что мы будем делать. Куда пойдем. Мечтатель… Мне хотелось видеть так. Если с сексом не получалось, я не расстраивался – по большому счету не важно это было. Я этим всем горел – встречей, ожиданием, расставанием.

Когда есть конфликт в любви, тебе нравится человек, ты преодолеваешь препятствия, что‐то делаешь. Я ночью срывался. Садился в поезд. Билетов не было – подходил к проводнику, давал денег и ехал… Может, ей не очень все это нравилось – мои спонтанные приезды? А мне просто хотелось путешествовать? Сейчас вот напутешествовался…

Но если бы мне просто хотелось путешествовать, я бы к ней приезжал как к подружке. Верно? А мне хотелось именно поступков ради своей любви. Может, здесь мой эгоизм? Получается, что я все‐таки выдумал себе любовь? Бывало, мы сидели с ребятами, начинали какую‐то тему обсуждать, я вдруг вспоминал о Свете и говорил: «Ребята! Я пошел». – «Ну давай». Я заезжал домой, брал деньги какие есть. «Мама, я поехал». – «Куда, сынок?» – «Я в Новороссийск!» – «Ну езжай…» И я шел на вокзал, знал расписание поездов наизусть. Я забирался в проходящий поезд и мчался к Свете. Помню, самый популярный поезд был Санкт-Петербург – Новороссийск с остановкой в Таганроге. Я на нем чаще всего добирался.

Срывало меня, и я улепетывал… Тяжело ей, наверное, было. Приезжал, не предупреждая. Хоть у нее и мобильник был, но я как‐то думал, что человек всегда рад тебя видеть, любимый человек… Она никогда так ко мне не срывалась. У нее же все время были какие‐то дела… Я даже никогда не задумывался…

Я вернулся в Таганрог. Я рвал и метал, устроил жесткий террор девушкам. Всем. Доходило до того, что я знакомился с девушкой на улице, получал все, что мне нужно, а на следующий день знакомился с новой и при этом видел, как по другой стороне улицы идет моя вчерашняя… И так происходило до того момента, пока я не понял, что меня все это достало. Тогда я как‐то поспокойнее стал. Не потому, что девушки закончились. Просто я понял, что все это бессмысленно. И глупо. Легче мне не станет. Это бессмысленная месть, тем более невинным людям. Я понял, что так нельзя делать, все это как‐то устаканилось. Мой друг Лёха опять же иногда приезжал ко мне или я к нему.

А сначала меня несло жестко – направо, налево. Не как отношения парня и девушки, просто ночь секса – и до свидания. А так – по жесткачу. Я даже не пудрил девушкам мозги. Они сами шли ко мне в руки. Это вовсе не зависело от того, что меня в городе знали, просто такой тип девушек.

Я тогда думал, что любовь закончилась. Поэтому какие могут быть ко мне претензии и вопросы? Никаких. Я могу делать что хочу. Такая месть. Не знаю, кому и зачем, но она была. Такое чувство, что все бабы – бляди. Может, и были среди них те, кто серьезно смотрел на отношения. Но мне было все равно. Казалось, что все они предатели. Чего я буду переживать о них? Они мне претензий не предъявляли, а если и случалось, я их тут же от себя отсекал. Я не хочу сказать, что полгорода перетрахал. Просто в тот момент попадались такие девушки, и я не принимал их всерьез.

Я долго еще не был готов к серьезным отношениям. Их вообще не было, как и романтики. Другое у меня восприятие было, я вел себя как подонок. Такое все было мутное. Помню, встречался с девушкой, какие‐то отношения были, но при этом мог встречаться еще с одной, с двумя. И что выгорало, то выгорало. Вот так. У меня не было одной – чем больше, тем лучше. Я понимал, что я свободный парень и могу делать все что угодно. Я был ничей. Я понимал, что эти романы ни к чему не приведут. Есть секс – хорошо. Нет – до свидания, мне некогда. Я искал контакта какого‐то, не мог быть один. Мне было холодно.

В ту пору многие музыканты в Таганроге бегали в общагу пединститута, это было самым злачным местом. Я никогда там не был. Но ребята говорили, что там очень голодные девчонки, их много и они все хотят и любят. Какой‐то полный разврат. Почему я туда не дошел? Потому что для меня это было слишком. Я не могу так. Я все‐таки оставался романтиком.

Со Светой я никого не сравнивал, все девушки разные. И все по-разному происходит. В этот раз хорошо, в другой не очень. Эта хуже, эта лучше. Эта стесняется, а эта – нет. Это разный опыт, но это не звездочки на фюзеляже за сбитого противника. Я ведь очень стеснительный человек, я не мог просто подойти и сказать: «Эй, подруга, а ну, давай раздевайся». У меня все было культурно. Если девушка не подавала сигналов, я не мог идти на это. Нахрапом брать – это не мое.

Лезет девушка целоваться, ты заводишься, начинаешь дальше руками действовать, а она: «Нет, я не такая». И ты говоришь: «Ну ладно, не такая, значит, не такая». Она сразу: «Ой, ты что, обиделся?» И опять лезет целоваться. А я так понимал: когда лезет целоваться, значит, пора. Она: «Нет!» Тогда не лезь ко мне! Я объяснял, что если человек начинает очень крепко целоваться, для меня это сигнал того, что можно действовать дальше. Но для некоторых девушек это не было никаким сигналом. Для них это был просто роман поцелуев.

На таганрожских девушек влияли и воспитание, и городские нравы. Если ты где‐то лажанешься, об этом будет говорить весь город. В большом городе ты можешь пройтись с девушкой по проспекту, а потом уехать в свой район, и никто об этом никогда не узнает. Маленький город держит в рамках. В принципе, это неплохо. Я никогда так не делал: не даешь, значит, до свидания. Ну не хочешь, недотрога, ну и ладно. Выходит, остался голый секс. Которого не хватало, я же был достаточно взрослый молодой человек. Со Светой было все иначе. Когда кого‐то любишь, его уважаешь. Твои внутренние установки не позволяют тебе многое – например, изменять. Просто реально стыдно это делать. Потому что любишь.