Инженер 1: паровая империя (СИ). Страница 26

— А откуда такие познания? — вмешалась Розали. — Неужели в вашей академии преподают медицину?

— Не медицину, а физику, механику… Законы природы одинаковы что для пушек, что для вентиляционных систем.

Селеста задумчиво крутила в пальцах бокал с шампанским:

— Знаете, капитан, мне всегда нравились люди, которые мыслят нестандартно. Большинство офицеров говорят только о службе, наградах, повышениях… А вы совсем иной.

— Благодарю за комплимент, мадемуазель.

Разговор между тем перешел на другие темы. Мещерский расспрашивал Розали о Париже, Орлов делился воспоминаниями о Крымской войне, Фролов травил анекдоты из армейской жизни.

Я же больше молчал, наблюдая за Селестой. Она сидела рядом, изредка прикасаясь рукой к моему плечу, когда хотела что-то сказать. Запах жасмина кружил голову сильнее шампанского.

— А вы бывали в Париже, капитан? — спросила она вдруг.

— Нет, не доводилось, — солгал я, прекрасно помня Париж будущего с его Эйфелевой башней и туристами.

— Жаль. Это чудесный город. Широкие бульвары, кафе на каждом углу, Лувр, Нотр-Дам… — В голосе ее послышалась тоска. — Иногда так хочется вернуться…

— А что вас сюда привело?

— Война, капитан. — Селеста грустно улыбнулась. — Я приехала с французскими войсками, пела для офицеров. А когда подписали мир, решила остаться. В Париже меня никто не ждет, а здесь хоть работа есть.

В ее словах слышалась такая печаль, что мне захотелось утешить эту женщину, сказать что-то ободряющее. Но Мещерский опередил меня:

— Мадемуазель Селеста, а не споете ли что-нибудь веселое? А то романс был слишком грустный.

— С удовольствием! — Она поднялась из-за стола. — Розали, сыграешь канкан?

Рыжеволосая пианистка рассмеялась:

— О, ты хочешь шокировать почтенную публику?

— Почему бы и нет? — подмигнула Селеста.

Розали снова села за рояль, и через мгновение зазвучала бойкая, зажигательная мелодия. Селеста поднялась на эстраду и закружилась в танце, высоко вскидывая ноги и демонстрируя кружевные панталоны.

Зал взревел от восторга. Офицеры свистели, хлопали в ладоши, кричали «браво!». Даже степенные купцы у окна улыбались, забыв о своей чопорности.

Танец закончился, и Селеста, раскрасневшаяся и слегка запыхавшаяся, вернулась к нашему столику.

— Ну как? — спросила она, хватая бокал с водой. — Развеселились?

— Мадемуазель, вы восхитительны! — воскликнул Мещерский.

Она села рядом со мной, и я почувствовал жар ее тела. Запах жасмина смешался с легким ароматом пота, что отчего-то показалось еще более возбуждающим.

— А вы, капитан, что думаете о канкане? — спросила она, глядя в глаза.

— Думаю, что это смелый танец для смелой дамы, — осторожно ответил я.

— Смелой? — Она рассмеялась. — Или бесстыдной?

— Отнюдь. Просто свободной от предрассудков.

— Вы правы, капитан. Я действительно свободна. — В голосе ее прозвучала горечь. — Слишком свободна, как говорят ханжи.

Вечер близился к концу. Часы на стене показывали половину первого ночи. Некоторые офицеры уже начали расходиться, прощаясь с дамами и договариваясь о следующей встрече.

— Господа, — объявил Мещерский, расплачиваясь со счетом, — пора и нам. Завтра служба, не дай бог проспим утренний развод.

Все стали подниматься, но Селеста тихо произнесла, наклонившись к моему уху:

— Капитан, не желаете ли выпить чашечку настоящего французского кофе? У меня есть апартаменты наверху, я живу прямо над кафе…

Сердце екнуло. Предложение прозвучало недвусмысленно.

Я мог отказаться, сославшись на усталость или необходимость вернуться в госпиталь. Мог поступить как порядочный офицер и удалиться вместе с товарищами.

Но почему-то не захотелось.

— С удовольствием, мадемуазель, — ответил я. — Обожаю хороший кофе.

Мещерский, заметив наш негромкий обмен репликами, расплылся в понимающей улыбке:

— Так, так, так… Александр Дмитриевич, кажется, решил остаться для дегустации французских напитков?

— Кофе, Павел Иванович, всего лишь кофе, — невозмутимо ответил я, чувствуя, как краска заливает щеки.

— Ну да, ну да, — хихикнул Фролов, подмигивая здоровым глазом. — Кофе он называет. А мы-то, братцы, знаем, каков этот французский кофеек!

— Господа, — вступилась за меня Селеста, хотя в голосе ее слышалась насмешка, — капитан просто интересуется европейскими обычаями. Разве образованному человеку не пристало расширять кругозор?

— Кругозор! — прыснул Орлов, едва сдерживая смех. — Ох, Воронцов, смотри не расширь его чрезмерно, а то наутро голова болеть станет!

— Завидуете, господа? — Селеста поднялась из-за стола, демонстрируя всю грацию своей точеной фигуры. — Не каждому выпадает честь беседовать с французской дамой о высоких материях.

— О высоких ли? — протянул Балонов, и офицеры снова рассмеялись.

Телегин, единственный сохранивший благородную сдержанность, подошел и хлопнул меня по плечу:

— Александр Дмитриевич, желаю приятного вечера. Только не забывайте, что утром в десять часов у нас назначена встреча с интендантом по поводу материалов.

— Какая встреча? — не понял я.

— Ах да, вы же еще не в курсе, — Телегин понизил голос. — Статс-секретарь, с которым мы прибыли, выразил желание ознакомиться с вашим проектом вентиляции. Мещерский рассказал ему за ужином, господин заинтересовался. Так что готовьтесь представить чертежи и расчеты.

Эта новость отрезвила меня лучше ведра холодной воды. Статс-секретарь! Если столичный чиновник такого ранга обратит внимание на проект, появится шанс обойти местных ретроградов.

— Непременно буду, — заверил я. — Благодарю за предупреждение, Андрей Николаевич.

— Вот видите, — Селеста взяла меня под руку, — господин капитан человек деловой. Даже в минуты отдыха помнит о службе.

— А я бы на его месте о другом помнил! — выкрикнул кто-то из офицеров, и снова раздался хохот.

Мещерский обнял меня за плечи и прошептал на ухо так, чтобы Селеста не слышала:

— Счастливец ты, Александр! Такую красотку подцепил… Только смотри, французы хитрые, не позволь обобрать себя до нитки. И главное, до полудня вернись в госпиталь, а то Беляев хватится и доложит куда следует.

— Не беспокойся, Павел, голова на плечах, — отозвался я.

— Голова-то на плечах, а вот что еще на месте останется, большой вопрос! — Фролов снова прыснул, но Орлов дернул его за рукав:

— Полно тебе, Иван Петрович. Дай человеку спокойно уйти.

Офицеры наконец направились к выходу, оборачиваясь и перешептываясь. Мещерский напоследок показал мне кулак с оттопыренным большим пальцем, жест, означавший одобрение и пожелание удачи.

Розали, наблюдавшая за сценой с едва скрываемой усмешкой, подошла к Селесте:

— Ну что, chérie, еще один сердцеед пал жертвой твоих чар?

— Перестань, Розали, — поморщилась Селеста. — Господин капитан просто культурный человек, с которым можно побеседовать о серьезных вещах.

— О серьезных вещах! — Рыжеволосая пианистка рассмеялась. — Ну-ну, не буду мешать вашей беседе. Только не засиживайтесь до рассвета, завтра вечером снова выступать.

Она направилась к стойке, где месье Гастон подсчитывал выручку вечера.

Мы с Селестой остались почти одни. В зале еще сидели двое-трое посетителей, допивавшие последние рюмки, но они не обращали на нас внимания.

— Итак, капитан, — произнесла Селеста, не отпуская моей руки, — готовы познакомиться с французским кофе?

— Готов, мадемуазель.

— Тогда прошу следовать за мной.

Глава 13

Будуар

Селеста повела меня к небольшой двери в дальнем углу зала, скрытой за бархатной портьерой. За дверью открылась узкая лестница с деревянными ступенями, скрипящими под ногами. Стены выкрашены в кремовый цвет, на площадках висели небольшие гравюры в рамках, изображавшие парижские виды.

— Осторожно, ступени крутые, — предупредила Селеста, поднимаясь впереди.

Я следовал за ней, невольно любуясь грацией ее движений. Даже в простом подъеме по лестнице чувствовалась выучка актрисы, привыкшей держать осанку и двигаться красиво.