Сильверсмит (ЛП). Страница 51

— Да.

Из леса за спиной донесся протяжный, печальный крик горлицы. Я восприняла его как приказ богов — дыши. Просто дыши. Найди в себе смелость сказать правду.

— Я не понимаю, как тебе это удается — читать меня, знать, о чем я думаю, видеть мои страхи, — я подтянула колени к груди. — Мне не нужно говорить тебе, что я боюсь встречи с Симеоном в Бриннее, ты и так это знаешь. Мне не нужно рассказывать, как тревожно мне из-за Пещер, из-за всех тех людей, что ждут меня там, или как я боюсь быть кем-то, кем не являюсь. Мне не нужно говорить тебе ничего, чтобы ты понял. Ты просто… знаешь.

Вдалеке ветер вспугнул птиц, и они взметнулись над лесом стройным, черным облаком, кружась в едином порыве. Я чувствовала на себе его взгляд — тяжелый, сосредоточенный, но спокойный, будто он удерживал меня на поверхности, не давая утонуть в собственных мыслях.

— Я хочу помочь этим людям, — продолжила я. — Хочу сражаться. Думаю, я становлюсь сильнее… но начинаю понимать, что… — я стиснула зубы, боясь взглянуть на него, зная: если посмотрю, то не смогу сказать ни слова больше. — Понимаю, что мне придется чем-то пожертвовать, и именно поэтому я избегала тебя. Потому что больно знать, что они заставят меня отказаться от тебя. Ведь так? — дыхание сорвалось, слеза скатилась по щеке. — От тебя. От моего наставника, моего… друга.

Избегая его, я оставляла в себе незаживающую пустоту. Когда я злилась, я хотела рассказать ему. Когда боялась, искала утешение в нем. Когда добивалась успеха, жаждала его похвалы. Когда была счастлива, мечтала разделить это счастье с ним. Хотела видеть, как на его лице вспыхивает радость в ответ на мою улыбку. Несмотря на всю его жесткость и ярость, я тянулась к нему. К его глубокому смеху и дерзкой улыбке. К чувству безопасности, к его заботливым, осторожным прикосновениям.

К тому, как он заставлял меня хотеть жить и сражаться.

Я не знала, что такое любовь, но думала, должно быть, она похожа на это.

Всего за несколько недель я нашла в нем родственную душу, как будто наш союз был заключен богами задолго до пророчества ясновидящей королевы. Иногда мне казалось, что он часть меня самой, и ни время, ни расстояние не смогут разорвать упрямую нить, связывающую нас.

Но Гэвин Смит был — и всегда останется — мужчиной, оплакивающим потерянную жену. Тем, кто не признает правил и готов бросить вызов любой власти. А то, что я чувствовала рядом с ним, не могло сосуществовать с Элиасом Уинтерсоном — человеком, за которого я должна выйти, чтобы сохранить армию, победить Молохая и спасти мир.

— Когда я приду в те Пещеры, — прошептала я, подняв на него взгляд, — они заставят меня попрощаться с тобой, правда?

Его горло дернулось, он сглотнул и уставился вперед. Лицо оставалось непроницаемым, но в глазах стояла боль.

— Да.

Я позволила слезам катиться молча. И, словно это был последний шанс прикоснуться к нему, обвила руками его крепкую, теплую руку и прижалась.

Да, я могла сделать это в последний раз. Могла и дальше держать дистанцию, как последние дни, а могла ценить каждую минуту, что у нас оставалась, ведь прощание будет болезненным в любом случае.

— Но у нас есть хотя бы неделя, — я отпустила его и с надеждой посмотрела прямо в глаза. — Нам ведь еще нужно попасть в Бриннею, и я не нашла свою силу. Симеон не сможет отправить меня к Элиасу, пока я не открою то, на что они все рассчитывают. Так ведь? Ты можешь остаться со мной, пока я ее не найду, правда?

Он резко вдохнул, глаза метались между моими глазами и губами.

— Ариэлла, я…

Земля дрогнула под нами, и по телу прошла живая, пульсирующая волна энергии.

Справа вспыхнул огонь, поднялся дым и послышались крики — ужасающая разрушительная вспышка.

Грохот прокатился по Товику. Храм рушился.

Глава 21

Ариэлла

Каким-то чудом — или, скорее, от ужаса — я поднялась быстрее, чем Гэвин, хоть и был совсем рядом. Ударная волна длилась всего секунду, но я почувствовала, как стена давления вытянула кислород вокруг нас, словно затмение, сотканное из огня.

Будто сам ад вырвался из чрева храма, выдрал его сердце и втянул жизнь и воздух обратно в землю.

Я спотыкалась, пробираясь сквозь деревья вниз по каменистому склону к храму, совсем рядом с таверной, где были мои друзья…

Глаза жгло, я ускорила шаг.

Мои друзья.

— Джемма! — закричала я, выбегая на мощеную дорогу.

Воздух был пропитан пеплом. Я закашлялась, но продолжала бежать сквозь вихри раскаленных искр, не заботясь о том, что они жгут кожу. Это было бы благословением богов, если, как в тот день, когда мы с Эзрой были здесь, храм снова оказался пустым во время взрыва.

Я в ужасе застыла, глядя, как внутри храма бушует огонь. Радужные витражи лопались, тяжелые глыбы камня рушились, когда жара распирала стены, разрезая некогда величественное святилище. Матери хватали детей, пятясь прочь от обрушивающегося великолепия, крича в ужасе.

— На помощь!

Я обернулась на голос.

— Прошу! Мой мальчик, мой мальчик! — невысокая женщина с короткими каштановыми волосами стояла на коленях в осколках стекла и камня, прижимая к себе безжизненное тело маленького мальчика.

Я подбежала и упала на колени с другой стороны. Ему было четыре, может, пять — светло-русые волосы, веснушки. Слишком добрый, слишком чистый для этого дерьмового мира. Побочный ущерб в войне, где жадные до власти ублюдки воюют между собой.

Сдавленный всхлип вырвался из моего горла, когда я увидела глубокий разрез через ключицу, будто огонь лизнул его, а потом добила осыпавшаяся каменная плита. Слишком глубокий порез, слишком близко к горлу. Кровь собиралась под ним, растекаясь все шире.

Перед глазами вспыхнуло лицо другого мальчика.

Я захлебнулась рыданием и, не раздумывая, прижала ладони к ране ребенка. Сквозь слезы молила богов о милости. Что бы им ни понадобилось, какие бы части меня ни пришлось забрать — я умоляла позволить исправить то, чего не смогла остановить год назад.

Я молила за Олли.

— Пожалуйста, — прошептала я, зажимая глаза. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Ужас сжал горло, воздух вырвало из легких, и на миг я будто взлетела. Вокруг — вихрь мерцающего оникса. Веревки из самой тьмы извивались, обвивая запястья и лодыжки, удерживая меня где-то, где не существовало ни гравитации, ни времени.

Пока меня не бросило в центр двенадцатиспицевого колеса.

Резкая боль взорвалась в лодыжках от удара. Я пошатнулась, оперлась ладонями о землю, заставляя себя дышать — вдох, выдох — и подняла взгляд, осматриваясь.

Время застыло. Вокруг меня возвышался храм Сельварен, но теперь Эзры рядом не было. Не было и нападавших, которых зарубил Гэвин. И самого Гэвина я не видела, но чувствовала, что он где-то рядом, как якорь, удерживающий меня в настоящем.

Но храм ведь только что обрушился… значит, все это происходит в моей голове.

Зал дрожал, как и каждая часть разноцветного святилища, и вдруг я поняла, что вращаюсь. Нет — это они. Каждая спица колеса была соединена с одним из двенадцати богов, и пока мои ноги стояли на маленьком серебряном круге, колесо гнало пространство по часовой стрелке. Все быстрее и быстрее, пока цвета не слились в свирепый, радужный шторм.

Холод страха прошелся по позвоночнику. Оно крутилось слишком быстро. Маленький серебряный диск не выдержит, треснет, и колесо сорвется с оси, швыряя каждую спицу наружу, пробивая и руша витражи святилищ. А меня выбросит вверх, обратно, во тьму того удушающего чистилища, откуда я сюда попала.

Я опустила взгляд, отчаянно ища хоть какой-то выход — способ остановить это. Нахмурилась, ведь под ногами царило ненормальное спокойствие. Серебряный диск оставался неподвижен, даже не дрожал, и я тоже словно слилась с ним воедино.

Я была осью. Я удерживала их.

Двенадцать богов вращались, но пока я стою — будут стоять и они.

Где-то за спиной я слышала крик матери мальчика — ее мольбы о его жизни — и вспомнила, зачем я здесь. Паника змейкой проскользнула по венам. У него оставалось мало времени. Я не видела нить, тянущуюся из его груди, но чувствовала ее.