Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ). Страница 11

— Всенепременейше, — радостно отозвалась я и, вцепившись в книгу, как в подарок на день рождения, покинула библиотеку.

***

Что в аудитории что-то не то, я почувствовала, подойдя ближе к двери. Подхватив стопку учебников одной рукой, я проворно ухватилась за ручку и потянула на себя.

Картина, открывшаяся моим глазам, была достойна сатирического журнальчика, одного из тех, что можно купить на вокзале в ожидании паровоза. Забравшись на парты и скамьи, группа студентов забилась в углу кабинета. Несмотря на самые немыслимые позы, молодые люди не шевелились и, казалось, даже боялись моргать. А перед этой странной скульптурной композицией с деловитым видом по полу шлёпала туда-сюда моя новоприобретённая книга. Если кто-то пытался пошевелиться, она приподнимала тёмно-коричневую обложку и злобно шелестела страницами.

Судя по следам магической слизи на стенах и столах, бой был неравным, и книга, благодаря эффекту неожиданности, одержала верх. В голову даже пришло название подобной карикатуры: «Нерадивые студенты и разгневанная литература».

Окинув помещение оценивающим взглядом, я плотно прикрыла за собой дверь и неспешно прошла к своему столу.

— Ну-с, молодые люди, — мягко спросила я, ставя стопку учебников на первую парту. — И что вам понадобилось на моём столе?

Услышав мой голос, книга остановилась и повернулась ко мне боковым обрезом. Студенты же продолжали хранить молчание. Было так тихо, что слышалось монотонное тиканье тяжёлых коридорных часов, которые стояли неподалёку от аудитории. Судя по мерному гулу, они находились в аккурат за стенкой с книжным шкафом. Надо же! Впервые за три недели работы в Академии, я услышала такую тишину. Обычно приходилось изыскивать способы, чтобы утихомирить студентов. А тут…

Я подошла к окну, чувствуя на себе взгляд двадцати пар ошалелых глаз, и выглянула во двор. Согретые весенним солнышком клумбы пестрели многообразием цветов, над которыми роились золотисто-чёрные точки пчёл. В голубой синеве парили ласточки, будто зависнув на одном месте. В такую погоду гулять надо, а не сидеть в пыльном душном помещении и пытаться донести студентам прописные истины.

С тоской вспомнился Торговый переулок и моя крохотная лавка бытовых артефактов. В такую погоду я обязательно брала час обеденного перерыва и шла гулять по переулку или заходила в кафе «Серебряная луна», где заказывала клубничный десерт и зелёный чай и наслаждалась минутами спокойствия. Боги! Как давно это было!

Я прикрыла глаза. Нужно взять себя в руки. Придёт время, и у меня снова будет моя маленькая лавка с артефактами и тихий обед в кафе. А пока…

— Пока вы не заговорите, никто из вас не тронется с места, — негромко сказала я, отгоняя от себя ностальгические мысли. — Повторяю вопрос ещё раз: что вы искали на моём рабочем столе?

Книга повернулась к студентам и, угрожающе приподняв верхнюю крышку, зашипела.

— Да ничего особенного! — перепугано заголосили они.

— Мы просто хотели посмотреть оценки в табеле…

— Да-да! Просто оценки и ничего другого...

Книга зло зафырчала и заискрилась.

— Давайте начистоту, — я заломила бровь и криво усмехнулась. — Что вы искали в ящиках стола? Быстрее, пока она в вас не плюнула.

— Контрольные!

— Ответы на контрольные!

— А что? Учить материал уже запрещено законом? — серьёзным тоном заявила я, хотя саму так и подмывало злорадно захохотать.

Вместо того чтобы подготовиться к лекции и выучить материал, эти оболтусы решили пойти самым лёгким путём — вскрыть ящик преподавательского стола и стащить правильные ответы. Кто ж знал, что оставленная книга вдруг оживёт и начнёт плеваться магией? На ней же не написано, что она волшебная!

— Госпожа де Вальдан, — жалобно простонал рыжий Рафаэль, указывая глазами на книгу, — а, может, вы уберёте эту… эту зверюгу? А то ноги затекли и спина болит…

— А это вообще законно? — попытался возмутиться Андреас, лучший друг Рафаэля и первый хулиган в группе.

Я прищурилась, рассматривая черноволосого студента. Как и всякий хулиган, он громче всех кричал о своих права и обязанностях других, но напрочь забывал об ответственности, когда дело касалось его самого.

— Ох, вам ли, господин Мэрлинг, кричать о законности того или иного деяния, когда у самого рыльце, — и не только, — в таком пуху, что можно две подушки набить и одну перину? — я задумчиво поскребла подбородок и скрестила руки на груди.

— Я буду жаловаться ректору!

Я обречённо развела руками и пожала плечами.

— Да пожалуйста… Хотите, даже помогу составить вам жалобу? Только не забудьте ещё указать, что вы, при сговоре со своими одногруппниками попытались вскрыть преподавательский стол, дабы в дальнейшем воспользоваться полученным материалом и подтасовать результаты семестровой проверки. Вы же знаете, чем грозит подобное нарушение для вас и ваших друзей? Нет? Напомню. Пункт первый статьи седьмой Внутреннего Кодекса Академии грозит исключением каждому студенту, который пытается подтасовать результаты контрольных, тестировочных и иных видов проверочных работ. Кстати, в том же Кодексе сказано, что каждый преподаватель имеет полное право на сохранение принадлежащего ему, а также Академии, имущества посредством оградительных артефактов, фамильяров и иных средств охраны, которые не причинят тяжкого вреда или смерти студентам и работникам учреждения. То есть если бы у меня в ящике был «взрыватель», то да. Вы имели бы полное право подавать на меня жалобу. А так… Подумаешь язвы на лице? Они через неделю пройдут. Но за эту неделю вся Академия будет знать, кто шарится по преподавательским столам. А это уже показатель вас, как личности и, вполне возможно, будущего преступника. Сегодня вы залезли в стол за ответами, а завтра залезете в карман своего друга за деньгами. Так что прежде чем кричать о законности того или иного действия, посмотрите на себя и свои поступки со стороны.

Ответом послужило лишь недовольное сопение. Конечно, неприятно, когда кто-то указывает на промахи, которые тщательно пытаешься скрыть даже от самого себя. Впрочем, этим юношам не повредит хороший урок. Даже два. Первый — считая себя выше остальных людей, рано или поздно споткнёшься о собственную непогрешимость. А второй — никогда не спорить с преподавателем, не имея козыря в рукаве.

— Надеюсь, в следующий раз, — негромко произнесла я, окидывая взглядом студентов, — вы несколько раз подумаете, — крепко так подумаете, — прежде чем лезть туда, куда вас не просили.

Я постучала ногтями по столешнице. Напоследок встрепенув страницами, отчего студенты нервно вздрогнули, едва не попадав со скамей, книга показала красную закладку, словно язык, и деловито запрыгала в мою сторону. Я подхватила её и тотчас услышала довольное бумажное урчание.

— Итак, мои дорогие, — улыбнувшись, я прижала к себе книгу и нежно погладила корешок, — а теперь дружненько слезли со скамей, подошли во-о-он к тому шкафу, взяли из него тряпки и навели мне чистоту в аудитории. Считайте, это наказанием за ваш проступок. А как закончите, продолжим лекцию.

— Итак, сегодня немного отойдём от изучения занудной грамматики и лексических упражнений и поговорим об архонских философах периода Филинских войн, — как можно пафоснее произнесла я, когда студенты заняли свои места за партами, и трижды хлопнула в ладоши. — Также познакомимся с некоторыми их трудами.

С полочного карниза со скрипом опустилась белое полотно, а в конце аудитории недовольно зажужжал магопроектор. Через несколько секунд помещение погрузилось в приятную полутьму, и на белом экране высветилось чёрно-белое изображение курчавой головы архонца.

— Позвольте представить нашего первого гостя — Скинх Ферус Агамерон. Почётный гражданин и паэр, то есть представитель Верховного Совета, города Малиот. Нам он больше известен под именем Скинх Малиотский, философ, алхимик и основатель целого философского течения стагциоризма или, выражаясь более современным языком, «Учения о принятии многообразии жизни». До наших времён сохранилась его окаменевшая голова, чьё изображение вы видите сейчас, — я торжественно указала на полотно.