Искупленные грешники (ЛП). Страница 49

Хотя, с другой стороны, я оставил этот самый язык на подушке Данте во время своего последнего ночного визита, так что, возможно, не совсем.

Анджело выпускает напряженный вздох.

– Хорошо. Скоро этот тупой ублюдок останется в городе в гордом одиночестве. Тогда и решим, что с ним делать.

Всплеск адреналина зажигает у меня в груди. Никакого «мы» и никакого «решим». Я уже знаю, что с ним сделаю. Планирую это последние три года. И последние три года я тоже морочил ему голову.

День, когда я наконец посмотрю Данте Висконти в глаза и распорю его от члена до подбородка его же собственным ножом, – это день, которого я жду с нетерпением.

Пока исполнительный сотрудник подметает осколки стекла, Раф разражается тирадой о своих последних неудачах. Я разобрался с теми ребятами, что напали на его казино в Вегасе, но проблемы на этом не закончились. Его инвестиции просели; он проиграл шестизначную сумму нашему кузену Бенни, потому что тот победил его в армрестлинге. Обычно я первый, кто указывает на иронию того, что он ноет о потере крошечной доли своего состояния, будучи одетым в костюм от Brioni на борту одной из своих многомиллионных яхт, но сегодня его проблемы первого мира, кажется, легли на его плечи тяжелее обычного.

Он взвинчен. Серые полумесяцы залегли под глазами, которые то и дело метаются к двери, словно он тоже ждет, что случится что–то плохое.

Когда он завершает свой монолог, упомянув, что уронил айфон в баре на нижней палубе и разбил экран, мое недолгое любопытство сменяется раздражением.

– Я пошел, – хриплю я, поднимаясь на ноги. Киваю Анджело. – Ты сюда?

Он качает головой.

– У нас встреча.

– С кем?

Он смотрит на Рафа, который внезапно весь ушел в затягивание запонок.

– С О`Харой.

Волосы на моей шее встают дыбом при упоминании ирландцев.

– Мартин?

– Келли.

– Тогда я остаюсь.

– Нет, – резко обрывает Раф. – Это просто короткая встреча. Нечего тебе тут сидеть и хмуриться в углу.

Тревога сжимает меня еще сильнее. Раф совладелец нескольких заведений в Вегасе с Келли, и мне это никогда, блять, не нравилось. И он мне никогда не нравился тоже, и не только потому, что он ирландец. Мужик непредсказуем, вечно под таблетками, которые его врач перестал выписывать ему годы назад. Достаточно одной неудачной шутки моего брата – и дерьмо полетит в вентилятор.

Почувствовав мое колебание, Анджело поднимает на меня взгляд.

– У меня все под контролем. Я при оружии, и я не промахивался с девяносто второго.

Я с иронией выдыхаю.

– Ага. Но я больше беспокоюсь, что Раф не стрелял из пистолета с девяносто второго.

Но слова Анджело успокаивают. Он прав, он никогда не промахивается, и с его вспыльчивостью, как у ребенка, он никогда не медлит перед выстрелом. К тому же, у меня есть трупы для утилизации и прихвостни для пыток.

– Ладно. Звони, если что–то пойдет не так. – Я бросаю на Рафа угрожающий взгляд. – Не Гриффину. Мне.

Я уже собираюсь уйти, но вопрос Анджело останавливает меня. – Габ. Зачем ты заставил Джио следить за моей женой?

Я провожу языком по зубам, обдумывая, не пропустить ли ложь сквозь их щели. Правда сложна, и дело меньше в защите моей невестки, а больше в том, с кем она постоянно тусуется.

Я решаю не отвечать вовсе.

Я оставляю их препираться о том, кто технически победил в Mario Kart, и, прежде чем положить конец их игре, раздвигаю наружные двери.

Я всем существом намерен повернуть налево, к катеру, пока морской бриз не поднимается над перилами и не приносит с собой тот самый феерический смех.

Этот звук сводит мои лопатки.

Пока мои братья ведут себя так, словно у них отпуск, а Раф разглагольствует о своих неудачах, я почти забыл, что она здесь.

С внезапной тяжестью в скулах и стуком в груди я сжимаю перила и смотрю на море.

Поверни налево.

Поверни. Налево.

Затем еще один смех доносится с палубы ниже и обжигает мою кожу, разжигая яростную искру под ребрами, – кто, черт возьми, заставляет ее так смеяться?

Я, не думая, поворачиваю направо, затем спускаюсь вниз по лестнице и прохожу через все комнаты.

Я останавливаюсь в проеме лаунджа на нижней палубе.

Рори сидит у одного конца стойки. Она лениво машет мне, прежде чем снова погрузиться в свою колоду карт и калькулятор. А на другом конце – Она.

Запрокинув голову, с закрытыми глазами, она прижала руку к груди. Дыхание застряло у меня в горле, когда я вдруг понял, почему солнце светит в холодный декабрьский день. Оно светит для нее. Словно личный прожектор, льется через окно, скользит по ее золотистым волнам, цепляет блики на блеске для губ и мерцание теней для век.

Свет любит ее.

И, судя по всему, ее любит и тот мудак, что стоит перед ней.

Ее другая рука лежит на его груди, касается его, а он смотрит на нее так, словно это она, блять, поместила солнце на небо.

Я знаю, какая на ощупь ее рука. Я знаю точное количество секунд, за которое ее тепло просачивается сквозь мою рубашку и согревает кожу. Я мог бы опознать ее отпечаток пальца по одной лишь текстуре, потому что он вписан в мой бицепс, впадины моих щек, шрам на моем лице.

Ревность разбухает в животе, превращаясь в импульс. Она дергает мои мышцы и затуманивает зрение. Я слишком остро ощущаю пистолет за поясом и нож на лодыжке, и теперь мне интересно, как использовать оба одновременно, чтобы нанести как можно больше урона.

Тихий вздох вырывается из ее приоткрытых губ и стаскивает меня с края. Она открывает глаза и убирает руку с его груди.

– Боюсь, я была права. Мы совершенно не синхронны.

Ее взгляд смещается вправо и останавливается на мне. Его взгляд – тоже, и, когда до него доходит осознание, он отскакивает, словно его ударило током.

– Я…

– Если бы у меня не было других дел, я бы отвез тебя на верхнюю палубу, привязал к лодыжке кирпич и заставил прыгнуть за борт, – тихо говорю я. – Возвращайся к работе.

Он выскальзывает в ближайшую дверь – я почти уверен, что она ведет в подсобку, а не в коридор, – на ходу вставляя наушник в ухо.

Полагаю, теперь я знаю, почему людей Рафа нигде не видно. Они слишком заняты, пытаясь, блять, подкатить к женщинам на двадцать уровней выше их собственного.

Я смотрю на дверь, все еще вибрирующую от его хлопка, все еще испытывая желание последовать за ним и исполнить свою угрозу. Отложив эту мысль на потом, я смотрю на Рори, потому что не могу смотреть на Нее. Ее взгляд слишком тяжел, а та самая, блять, юбка, что на ней, слишком коротка.

– Подвезти? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

Рори, погруженная в расчеты, машет рукой.

– Нет, спасибо, я жду Пенни.

Я киваю и направляюсь к французским дверям, ведущим на палубу. Я уже взялся за ручку и почти ощутил вкус морского воздуха, когда запыхавшийся голос коснулся моей спины и заставил остановиться.

– Мне нужно!

Моя челюсть сжимается. Я собираю всю волю, чтобы повернуться, и вижу, что она смотрит на меня с застенчивой, дурашливой ухмылкой на губах.

Рори поднимает взгляд, хмурясь.

– Что? Почему? Разве ты не ждешь Пенни?

Ее глаза, прикованные к моим, сияют.

– С удовольствием бы подождала, но мне нужно готовиться.

– К чему?

– К покерной ночи, глупышка.

– Ты же знаешь, что она завтра, да?

– Конечно знаю. Но чтобы завтра были красивые волосы, я должна вымыть их сегодня.

– Верно, – говорит Рори. – Ладно, обязательно пришли фото своего платья.

Раздражение ползет по мне, когда я понимаю, что она имеет в виду покерную ночь в Дьявольской Лощине. Раф устраивает ее каждый год, и, к несчастью, я тоже иду.

В висках пульсирует, я смотрю, как она собирает свое пальто и сумочку – оба нелепо пушистые и розовые – и придерживаю для нее дверь, глядя в пространство над ее головой, пока она проходит, прежде чем неохотно последовать за ней наружу.

Прислонившись к стене, пока она натягивает свои дурацкие туфли, я молча смотрю на море, сжав кулаки. Я выдерживаю секунды две, прежде чем глаза сами опускаются к ней.