Искупленные грешники (ЛП). Страница 48
Пока я подгоняю катер к кормовой платформе, в поле зрения появляется Рори. Она стоит со скрещенными руками на плавающей палубе и хмуро смотрит на меня. Ее взгляд становится все горячее по мере моего приближения, и он жжет, как взгляд девушки, которая узнала, что я связал ее подругу в бикини и слишком увлекся.
Стиснув зубы, я гашу двигатель на полсекунды позже и с силой бросаю штурвал, просто чтобы оставить на корпусе заметную вмятину.
– У меня вопрос.
Я поднимаю на нее взгляд с каменным лицом. Ну вот, началось.
– Можешь избить Рафа для меня?
В груди шевельнулось облегчение, смешанное с весельем.
– Снова проиграла в блэкджек?
– Нет. Ну, да, но я над этим работаю. – Она драматично разводит руками, словно Иисус на кресте. – Неважно. Только посмотри, какая она огромная! Ты знал, что недельная эксплуатация яхты выбрасывает в атмосферу больше углерода, чем большинство людей за целый год?
Я окидываю взглядом ее летный комбинезон.
– А сколько углерода выбрасывает полет на самолете?
Она хмурится, смотря на меня с недоумением.
– Не знаю. А что?
Качая головой, я закрепляю катер вместо того, чтобы указывать, что нельзя быть экоактивистом и при этом брать уроки пилотирования три раза в неделю, пытаясь получить лицензию пилота. Она отступает, когда я поднимаюсь по трапу, и следует за мной по палубе.
– Что я пропустил?
– Хм, посмотрим. Ну, я развесила рождественский декор, но мне понадобится твоя помощь с гирляндами на крыше.
Я поднимаю бровь.
– Твой муж не умеет забираться по лестнице?
– Умеет, просто он не знает, что я купила еще гирлянд. А, и еще я тусовалась с Пенни, новой сотрудницей Рафа. Думаю, он от нее без ума, но не признается. В общем, она научила меня считать карты, так что можешь не бить его, вообще–то; я сама вытрясу из него все до последнего.
Уголок моих губ подрагивает в усмешке. Пенелопа Прайс – моя новая соседка и, определенно, новая одержимость моего брата. Мне уже надоело слышать об этой девчонке и эту девчонку. Она годами использует горячую линию как личный дневник.
– Что–нибудь еще?
– Да. – Рори сует мне под нос экран телефона. Я останавливаюсь, снимаю авиаторы и щурюсь, пытаясь разобрать, на что смотрю. – Это собака?
– Ага, это Мэгги. Посмотри на ее маленькие завитушки!
– Я отсутствовал всего три дня. Когда ты успела завести собаку?
– Ну, технически она еще не совсем моя. Это рождественский подарок от Анджело. Она пока жила в гостевом доме с домоправительницей, но я ее вынюхала. – Она сияюще смотрит на меня, но ее лицо вытягивается, когда взгляд падает на рану на моей щеке. Она склоняет голову и изучает меня так, словно видит впервые. Черт, как я ненавижу, когда она так делает; у меня всегда в горле комок от этого. По крайней мере, она никогда не задает вопросов. Наверное, поэтому я могу терпеть ее больше, чем большинство людей.
Мы доходим до двери в гостиную, но прежде, чем я успеваю ее открыть, что–то блестит на полке для обуви.
Розовые. Блестящие. Каблук такой высокий, что даже стриптизерша позавидует.
Мой взгляд становится прищуренным.
– Кто здесь?
– Обычный состав. Анджело, Раф, Дэн… – Она следует за моим взглядом. – А, и Рен.
Ее имя заставляет синяки на моей спине гореть, а на шее затягивается удавка.
В последний раз я видел ее несколько дней назад, связанной и полуобнаженной в моем гараже. Мой выстрел в свет был словно вспышка фотоаппарата, выжигающая последний ее образ на сетчатке. Все ее тело в бикини и глаза–вишенки – я не смог бы выкинуть эту картинку из головы, даже если бы пустил себе пулю в лоб. Я вижу ее в темноте. За каждым своим морганием.
И вот она здесь. Ирония не ускользает от меня: я не могу сбежать от этой девчонки, даже посреди гребаного океана.
Я провожу костяшками по губам, скрывая гримасу. Рори вернулась к теме своей новой собаки, показывая мне целую галерею снимков с розовыми языками, висячими ушами и крошечными лапами. Я киваю в нужных местах, но почти не слушаю. Слишком занят тем, что прислушиваюсь к любым признакам Ее присутствия по ту сторону двери. К ее феерическому смеху или, что хуже, к влажным, тяжелым всхлипам, что касались моего носа, пока моя рука раздумывала, не исследовать ли изгиб ее обнаженного бедра.
Гребаный Денис. Хотя он сдержал нашу договоренность и треснул меня кием по голове, он ударил недостаточно сильно, чтобы вышибить ее оттуда.
Рори переключилась на видео. Когда из динамика ее телефона раздается ее собственное сюсюканье за кадром, я извиняюсь, обещаю не рассказывать брату о том, что она шпионит, и иду в скай–лаундж длинным путём.
Если бы я еще не был на взводе, то, войдя в лаундж, я бы точно оказался на грани.
Из динамиков гремит хип–хоп девяностых. На журнальном столе – пустые пивные бутылки, а за ним, на диване, сидят бок о бок мои идиоты–братья, с джойстиками в руках.
– Ты водишь, как твоя жена, – размышляет Раф, не отрывая глаз от своего грибообразного аватара на экране.
– Еще один комментарий о моей жене, и я засуну этот джойстик тебе в задницу боком.
– Судя по твоей жене, игры с задницей больше по твоей части…
Прежде чем кулак Анджело сжимается, я хватаю пивную бутылку и швыряю ее в телевизор. Выбор был небогат: либо в него, либо в их гребаные головы.
Экран разлетается вдребезги, разбивая трассу Mario Kart на тысячу осколков, и две пары глаз медленно поднимаются на меня.
– Ну, это было немного драматично, – цокает языком Раф, отбрасывая джойстик на диван. – Ты еще и Bud Light разлил по всему моему ковру.
Я издаю едкое шипение.
– Где твои люди?
Раф пожимает плечами.
– Наверное, прячутся от тебя с тех пор, как ты прострелил Лео коленку на прошлой неделе.
Анджело усмехается.
– А что Лео сделал?
– Слишком долго на него смотрел, по всей видимости.
– Им не от чего должно быть прятаться, – я скрежещу зубами. – У тебя три точки входа, и ни одна не прикрыта. – Я киваю в сторону моря за стеклом. – Даже однорукий снайпер на сапборде к настоящему моменту прикончил бы вас обоих.
Моя кровь закипает с каждой новой брешью в безопасности, которую я замечаю, а беспокойство течет во мне как подводное течение. Что–то в людях Рафа, особенно в его правой руке, Гриффине, всегда меня настораживало. Хотя мои проверки биографии всегда были чисты, тот факт, что он только что нанял своего племянника… не знаю, тут что–то нечисто.
Может, это просто еще одно дурное предчувствие, как то, что у меня сегодня.
Раф зовет одного из своих «рабов» убрать осколки, а я опускаюсь в кресло. Острая боль в бедре, должно быть, тут же отразилась на моем лице, потому что взгляд Анджело становится пристальным.
– Боже. Да что, черт возьми, с тобой не так?
По мне прокатывается горькая усмешка.
Раньше за этим вопросом всегда следовал другой: «Где ты был?»
Впервые я услышал его, когда вылез из Ада и вполз в столовую как раз к ужину. Я отсутствовал три года, и мир, в который я вернулся, отличался от того, что я оставил. Он стал темнее.
Как и я.
У меня был новый шрам, тянущийся от брови до подбородка, и взгляд, в котором отражалось все то дерьмо, что мне пришлось сделать, чтобы его получить.
Они могли бы найти ответ, если бы присмотрелись внимательнее. Но теперь это не важно; они настолько привыкли к тому, что я исчезаю по своей прихоти, что второй вопрос отпал, а первый стал риторическим.
Именно поэтому я не утруждаю себя ответом.
– Давайте уже закончим с этим. У меня есть дела.
Анджело поджимает губы, в последний раз окидывает меня взглядом и отступает.
– Как продвигается ликвидация людей Данте?
– Нормально.
Раф изучает меня, перекатывая покерную фишку между большим и указательным пальцем.
– И ты придерживаешься плана? Заставляешь их тихо исчезать, так, чтобы Данте ничего не заметил?
Ну, двое связаны по рукам и ногам в моей пещере, а третий извивается в мешке для трупов на катере, но на днях я вырвал одному из них язык, потому что его крики меня бесили, так что, думаю, это можно считать тихим делом. – Ага.