Искупленные грешники (ЛП). Страница 42

Я качаю головой, задыхаясь на следующем вдохе.

– Спроси, зачем, – повторяет он, и его тон становится жестче.

– З–зачем? – выдавливаю я.

– Чтобы встречаться с эскортом.

Мои уши навостряются, один глаз приоткрывается, и любопытство заставляет меня смотреть на тень, движущуюся вдоль стены.

– О–он изменяет жене?

– М–м. С мужчинами. – Татуированная рука выныривает из–под капота и сжимается вокруг гаечного ключа на тележке рядом. – Он платит им, чтобы они наряжались в белье его жены, а затем трахает их.

Прохладный вздох наполняет мои легкие, и я выдыхаю его с медленным неверием.

– Она знает?

– Конечно нет.

Ого. Икая, я вытираю рукавом нос и откидываюсь на стуле. Полуночное письмо ослабило свою хватку теперь, когда у меня есть свежие сплетни, на которых можно поживиться.

Мэр Фишер, кто бы мог подумать. Он такой обаятельный семьянин. Я всегда вижу его гуляющим по Мэйн–Стрит рука об руку с его прекрасной женой.

Полагаю, даже у самых милых людей есть секреты.

Я размышляю, зачем Габриэль вообще рассказывает мне это, но затем он выходит из–за капота машины, и внезапно это уже не имеет значения.

Его вид стирает все мысли из моего мозга. Мускулы на мускулах, высеченные в бесконечную массу и затянутые татуировками.

Знай я, что он за той незапертой дверью, я бы колебалась, прежде чем врываться в нее. Знай я, что он еще и без рубашки, я бы побежала в противоположном направлении.

Невежливо пялиться, особенно так нагло, но, боже, что еще остается девушке?

Мой взгляд скользит вниз по его груди. К крыльям ангела, распростертым на его грудине, и к единственному квадратному дюйму голой кожи между ними. Затем он скользит вниз по его торсу, застревая на каждом символе, шраме и прессе, прежде чем остановиться на натянутой коже между тем самым треугольником внизу живота. Жар поднимается к поверхности моей кожи и расцветает в смятение.

С трудом сглотнув, я нахожу в себе достаточно благоразумия, чтобы не позволить взгляду опуститься ниже низко сидящего пояса его спортивных штанов, и заставляю глаза подняться обратно к его лицу. На этот раз это более безопасное место для взгляда.

Габриэль тоже смотрит на меня. Хотя, конечно, без отвисшей челюсти и выпученных мультяшных глаз.

Вытирая руки тряпкой, он смотрит на меня с безразличием, словно я просто еще один неодушевленный предмет, занимающий место в его гараже.

– Ты в порядке?

Со мной далеко не все в порядке. Моя кровь гудит на другой частоте от всей этой обнаженной кожи, но если он говорит о панической атаке, тогда да, это теперь далекое воспоминание.

Я думаю кивнуть и подняться на ноги, но тогда это будет означать, что мне нужно уйти, чего каждая клеточка моего тела не хочет делать.

Полагаю, мужчины его размера обладают более сильным гравитационным притяжением, чем все остальные.

Так что я испускаю усталый вздох, прижимаю тыльную сторону ладони ко лбу и надуваю нижнюю губу.

– Кажется, у меня снова начинается приступ. Лучше я останусь здесь, пока он не пройдет.

Губы Габриэля натягиваются, словно мое расстройство его чертовски раздражает, но затем он коротко кивает и снова исчезает под капотом машины.

Проведя руками по бедрам, я сижу с прямой спиной, сверх осознавая каждый лязг и стук, нарушающие неумолчный грохот дождя. Хотя я не вижу его, его угрожающий силуэт на задней стене – постоянное напоминание о его присутствии. Он укорачивается, когда он наклоняет голову, и расширяется, когда он тянется за другим инструментом. Все движется и мерцает, кроме широкого очертания его плеч, которое остается совершенно неподвижным.

Время тянется мучительно. Я скрещиваю ноги. Снова расставляю их. Завязываю волосы; распускаю их снова и провожу пальцами по завиткам. Мне хочется ткнуть его в ребра, словно он лев в зоопарке. Давай же, сделай что–нибудь.

Когда беспокойная дрожь одолевает меня, я наматываю пояс халата на кулак и сжимаю его для моральной поддержки.

– Что ты делаешь?

Его ответ суше Сахары.

– А на что это похоже?

Втянув щеки, я оглядываю машину по всей длине. Она выглядит старой, но в редком и коллекционном стиле, а не в стиле «досталась–от–бабушки–и–вероятно–заглохнет–на–шоссе».

– Милая машина. Она твоя?

Последовавшая тишина заставляет мои кости съеживаться. В попытке стряхнуть ее, я поднимаюсь на ноги и иду к другой стороне гаража. Изучая содержимое ящика с инструментами, я пытаюсь снова.

– Как ты узнал о мэре Фишере?

– Я любопытный.

Что ж, по крайней мере, это то, что у нас есть общего.

Кусая нижнюю губу, я медленно иду вдоль стены, проводя пальцами по ряду висящих на ней отверток разного размера. Когда я приближаюсь к передней части машины, в поле зрения появляется бицепс Габриэля. Затем его предплечье, затем его рука, лежащая на блоке двигателя.

Когда я делаю еще один шаг, она сжимается в кулак, а тень позади него замирает.

Мои нервные окончания покалывают. Я тянусь к ближайшей вещи, чтобы занять себя: картонной коробке, криво стоящей на нескольких других коробках. Я приподнимаю клапан и встаю на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь. Я не смогла бы сказать, что в ней, потому что жар взгляда Габриэля, поднимающийся по задней стороне моих бедер, затуманивает мое зрение.

– Ты трогаешь все, что тебе не принадлежит?

Мое дыхание становится поверхностным.

– Мне нравится трогать вещи, – бормочу я.

Последний слог отдает привкусом сожаления и нагревает мои щеки. Это почему–то прозвучало… сексуально, и, клянусь, я чувствую, как воздух позади меня сгущается.

Звук металла скребется по моей спине, и ответ, замешанный на горечи, преследует его.

– Я заметил.

Что это должно означать?

Я поворачиваюсь, совершая ошибку, не подготовив себя к виду.

Профиль Габриэля отточен, как бритва, и столь же смертоносен. Мускулы играют и напрягаются; его татуировки танцуют на свету. Его бицепс, должно быть, толщиной с мою талию, и я не могу оторвать взгляд от вздувшейся вены, бегущей по одной стороне, когда он что–то затягивает гаечным ключом.

Я прочищаю горло. В ответ Габриэль поправляет наушник в ухе, казалось бы, раздраженно, прежде чем залезть глубже под капот.

Я задерживаюсь на мгновение. Никакой светской беседы в запасе, ни одной связной мысли в мозгу. Я решаю просто развернуться и снова заглянуть в коробку, но моя рука дрожит, и когда я оттягиваю клапан, она опрокидывается набок и с грохотом падает на пол.

Это всего лишь стяжки. Они сделаны из легкого пластика, так что оглушительный лязг металла не имеет смысла.

Не успевает с моих губ сорваться легкое «Ой», как крупные руки хватают меня за талию и оттаскивают назад. Низкий рык опаляет чувствительное место за моим ухом.

– Хватит. Трогать. Вещи.

Гараж кружится в желтой дымке. Я борюсь со стеной черноты, смыкающейся на мне. Я – сплошные локти и прерывистое дыхание – спотыкающиеся сердцебиения и жар. Я пытаюсь ударить его по ребрам, как он учил, но он ловит мое запястье, затем хватает другое, когда оно пролетает мимо его лица.

Сжимая их в тисках, он держит их над моей головой одной рукой, натягивая меня так сильно, что жгучее ощущение распространяется между моими лопатками.

– Отстань от меня, – визжу я, мои пятки приподнимаются, а носки тапочек скребут по бетону.

В ответ его свободная рука сжимается вокруг узла пояса моего халата, и он рывком притягивает меня ближе. Моя грудь сталкивается с его обнаженным торсом, и удар зажигает во мне что–то нечестивое. Я кружусь, сползаю в штопор, так сосредоточена на давлении костяшек Габриэля, впивающихся в мой живот, что не могу думать здраво.

Он сжимает хватку на узле и бросает на меня взгляд, полный раскаленного негодования.

Затем он тянет.

– Нет…

Слишком поздно. Пояс выскальзывает из шлевок с шелестящим движением, и мой халат распахивается.

Из моих губ вырывается вздох шока, я резко откидываю голову назад, беспомощно наблюдая, как Габриэль привязывает мои запястья к висящей с потолка петле из цепи моим же поясом. Его челюсть сжимается от усилия, с которым он делает последний рывок.