Искупленные грешники (ЛП). Страница 37
Я спускаюсь по лестнице и неловко подпрыгиваю на придверном коврике, натягивая свои резиновые сапоги. Пока я всовываю руки в пуховик, чувство дурного предчувствия ползет по моим плечам и сжимает затылок.
Нет.
Страх движется сквозь меня, как медленный прилив. Я борюсь с его течением, чтобы поднять взгляд на дверь, хотя в глубине души уже знаю, что за ней.
Кто за ней.
Силуэт Габриэля невозможно спутать. Его широкие плечи выходят за пределы стеклянной панели, а его взгляд прожигает двойное остекление, как паяльная лампа.
У меня кружится голова и подкашиваются колени. Если бы мои руки не были пришиты к бокам, я бы подняла их и ударила себя по голове, потому что, боже, о чем я думала, разинув рот?
На холодном свету дня это казалось хорошей идеей. Я проснулась, переваривая события прошлой ночи, подогретая гневом и жгучей потребностью в справедливости, и вышла из дома, направившись к Рори.
Я постучала в ее парадную дверь с намерением рассказать ей все. Начиная с ночи трехлетней давности, до вторжения после ее девичника, но язык, который он угрожал вырвать, отказывался работать. Я обнаружила, что пропускаю и того жуткого типа из телефонной будки, в основном чтобы она не отвлеклась или, что хуже, не встала на сторону Габриэля. Вместо этого я сосредоточилась на насущной проблеме. Среди рыданий я с пафосом рассказала, как он поднял меня и швырнул в свой багажник. Как он стоял там, молча, пока я пинала, кричала и умоляла выпустить меня. Как он даже не задержался, когда освободил меня; он просто исчез в лесу, а его каменнолицый коллега отконвоировал меня домой в свете его фар.
Но я была дурой.
Потому что Бугимен вернулся, чтобы вцепиться мне в задницу.
Воздух пульсирует от моего ужаса, пока мы смотрим друг на друга сквозь стекло в течение трех беспокойных ударов сердца.
Он дергает ручку двери.
Усмехается, когда понимает, что она заперта.
Мое облегчение мимолетно и не задерживается, потому что, не прерывая зрительного контакта, он медленно поднимает на виду татуированную руку и натягивает кожаную перчатку.
Затем он сжимает ее в кулак и отводит руку назад.
– Постой! – кричу я, бросаясь вперед и отпирая дверь, прежде чем он успевает разнести окно.
В тот момент, когда ледяной ветер проскальзывает в щель, я жалею о своей поспешности. Должно быть, это написано у меня на лице, потому что Габриэль вставляет свой ботинок между дверью и косяком, не позволяя мне захлопнуть ее снова.
Что ж. Тогда ничего не остается, кроме как принять поражение. Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его, и с трепетом смотрю на него искоса.
– Что тебе нужно? – шмыгаю я.
Боже. Так легко забыть, насколько он огромен, когда я не сжимаюсь в его тени. Он шире и чернее ночного неба за его спиной, и, хотя он частично монстр, я понимаю, что он отлично справляется с маскировкой под мужчину, причем в его самой что ни на есть первозданной, примитивной форме. Это в его неподвижности, его силе, его позе. Я знаю, что его кровь горяча, как его нрав, потому что даже с двумя футами пространства между нами я чувствую его тепло.
Сегодня вечером он высечен из камня и облачен в кожаную мотоэкипировку. Когда он лениво поднимает руку, чтобы положить предплечье на верх дверного косяка, кожа трется о кожу, и что–то раздражающе примитивное шевелится и во мне тоже.
Он смотрит на меня сверху вниз с невозмутимым взглядом.
– Ты слышала выражение «Cтукачи получают по заслугам»?
Дрожь пробегает по моей нижней губе.
– Если ты не уйдешь, я вызову полицию.
На его чертах мелькает забава, словно я капризный малыш, объявивший, что сбегает из дома.
– Ударь меня.
Я смотрю на него, озадаченная внезапной сменой темы разговора.
Его челюсть дергается от нетерпения, он ногой распахивает дверь до конца и заполняет собой проем.
Мои глаза сужаются.
– Мне пришлось бы ударить тебя сковородкой, чтобы мы были хоть сколько–нибудь на равных.
– Не думаю, что она поместится в твою сумочку. – Обида омрачает его взгляд. – Сделай это.
Грубый оттенок в его голосе управляет мной, как марионеткой. Он поднимает мою руку и сжимает ее в кулак, и я наношу неуверенный удар в центр его груди.
Когда он даже не вздрагивает, мои щеки пылают, а когда презрение скручивает его верхнюю губу, они горят.
– Боишься сломать ноготь?
Ну, вообще–то да, но я никогда не доставлю ему удовольствия, сказав это.
– Нет, я просто не хочу сломать тебе нос или что–то в этом роде, – фыркаю я в ответ.
С его губ срывается хриплый смех клубком пара.
– Ты и паука не смогла бы прибить. – Он отступает на шаг на крыльцо и резким движением подбородка указывает: – Иди сюда.
Моя рука сжимает край двери, и каждый квадратный дюйм моего мозга кричит мне, чтобы я захлопнула ее, задвинула засов и получила фору в неизбежной игре в прятки. Но мое тело имеет другие планы. Я слишком любопытна, слишком глупа. Я также немного пьяна от идеи потанцевать с Дьяволом.
И так, с дрожащим дыханием, я выхожу в ночь, следуя за отступающим Габриэлем.
– Твоя первая ошибка была в том, что ты позволила мне подойти так близко. – Его жар обволакивает мое тело, пока он обходит меня кругом, как лев, оценивающий свою добычу. – Ты слышала про «бей или беги»?
Я болезненно осознаю, как скрипят доски под каждым его шагом.
– Да?
Он останавливается позади меня, и покалывание от его присутствия заставляет мою спину зудеть.
– У тебя нет ни того, ни другого.
Поджав губы, я разворачиваюсь, чтобы возразить, но из них вырывается лишь короткий выдох, когда мое плечо задевает его живот. Мое пальто шуршит по коже и твердости под ней, и ощущение, и звук вызывают головокружение.
Доказывая ему, что он не прав, я выбираю бегство и отступаю на шаг. Затем я встречаю его глаза, прежде чем мои успевают опуститься ниже, к животу, с которым я соприкоснулась.
Он пригвождает меня взглядом.
– Раз твои удары жалки, и ты настаиваешь на том, чтобы позволять мужчинам подходить так близко, тебе стоит использовать локти. – Поднимая руку, он соединяет свой собственный локоть с ладонью с таким резким хлопком, что я вздрагиваю. – Это эффективнее на короткой дистанции и имеет большее соотношение силы к площади.
Я хмурюсь.
– А по–человечески?
У него дергается челюсть.
– Им будет больнее, и ты не сломаешь ноготь.
– Ну, почему ты сразу так не сказал?
Пропуская мой сарказм мимо ушей, он продолжает.
– Бей движением сверху вниз и целься в уязвимые места. Лицо, горло, ребра. – Я слежу за его пальцем, пока он указывает на них на своем собственном теле. – И, если все остальное не помогает, пни их по яйцам.
Инстинктивно я опускаю взгляд на его промежность. Хотя я осознаю свою ошибку меньше чем за удар сердца и быстро отвожу взгляд, чувствуя, как Габриэль замирает.
– Не по моим яйцам, – предупреждает он.
Жар заливает мое лицо. Он касается и более интимных мест тоже, потому что теперь я думаю о его интимных местах и гадаю, как они выглядят под всей этой кожей.
Бьюсь об заклад, его член огромен. Прямо как в порно. Интересно, он татуирован, как и все остальное, или даже пирсингован, потому что он похож на такой тип?
– Поняла, – бормочу я, проводя рукой по челке, словно это сметет грязные мысли, роящиеся под ней.
– Хорошо. – Он расправляет плечи и хрустит шеей, затем жестом в перчатке подзывает меня вперед. – Ударь меня.
Его требование вытаскивает мой разум из канавы и выводит меня из равновесия. Я с осторожностью смотрю на его бесстрастное выражение лица, не в силах его прочитать.
– А ты ударишь меня в ответ?
Он проводит передними зубами по нижней губе, и в его глазах вспыхивает что–то угрожающее.
– Не с самого начала.
Что ж, это звучит не слишком обнадеживающе, но, зная, что этот мужчина не привык просить дважды, я неохотно сгибаю руку и наношу удар по его торсу. Нейлон скользит по коже без трения с шелестящим звуком, и я пошатываюсь вперед.