Искупленные грешники (ЛП). Страница 36
Но я запираю все свои вопросы за сжатыми губами. На сегодня я задал их достаточно.
Вместо этого я коротко киваю ей, и когда она уходит, перевожу внимание на Эмиля.
– Денис только что ответил мне, – бормочет он, включая кран локтем. – Блейк – племянник Гриффина.
Я смотрю на воду, текущую из прозрачной в красную и снова в прозрачную.
– Мой брат в курсе?
– Сомневаюсь. – Он выключает воду и тянется за полотенцем для рук. – На него нет никаких записей.
Я провожу костяшкой по бороде, борясь с беспокойством, которое подкрадывается к моей спине, как кладбищенский туман.
Здесь что–то нечисто.
У меня уже какое–то время были подозрения насчет главного помощника Рафа, Гриффина. Без особой причины, просто предчувствие. Но теперь, когда выяснилось, что он связан семейными узами с новым наемником, я понимаю, что напал на что–то более крупное.
– Следи за ними обоими, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Я хочу знать, когда они едят, срут и ссут.
Эмиль кивает и бросает окровавленное полотенце в мусорную корзину.
– Что–то еще?
Вены на моей руке вздуваются, когда я сжимаю ее в кулак.
Я сказал Рори, что оставлю ее в покое.
Много раз говорил и себе.
– Ты со мной сегодня вечером. Мне нужно нанести кое–кому визит.
Похоже, единственные правила, которым я умею следовать, – это правила моего отца.
Глава 15
Рен
У каждого есть своя «изюминка», то, чем он может похвастаться.
Мой дядя играет в гольф с человеком, который был соавтором песни Led Zeppelin. У одной девушки, с которой я училась в школе, есть сестра с каналом на YouTube; у нее более 100 000 подписчиков и их число растет. У Мэтта есть хоккейная шайба с автографом Уэйна Гретцки.
Моя история – не крутая, не скромное хвастовство, которым можно приправить светскую беседу на вечеринках. Это пятно, которое не отстирать, как бы я ни терла.
Пролистывая галерею на телефоне, я выбираю новые фотографии, добавленные в альбом под названием «Хорошие поступки Рен», и отправляю их на свой ноутбук. На одной я подметаю обломки в порту, на другой – везу свою тележку с конфетами по больничным коридорам.
Я прикрепляю их к пассивно–агрессивному письму вместе со статьей из местных новостей о взрыве и отправляю его. Затем я закрываю ноутбук и плюхаюсь на кровать, тяжесть того незаконченного предложения пригвождает меня к матрасу.
Иногда задаюсь вопросом, зачем я дразню осу. Потому что отправка всех этих доказательств Дэмиену–Мудаку–Кроссу – это не исправление ошибки, а просто еще один способ похоронить ее.
Легкие сжимаются, я переворачиваюсь и зарываюсь лицом в подушки, ожидая, когда чувство вины пройдет.
Оно всегда накатывает волнами. Они то отступают, то накатывают снова и утягивают меня на дно. Назад к бабочкам, письмам, бару. Назад к дому с цветами и идеально полосатым газоном. Назад к ней.
Ее хриплый смех пробегает у меня по позвоночнику, и я зарываю голову глубже, мое прерывистое дыхание увлажняет простыни. Я дышу, пока не становится больно, и когда я больше не могу выносить боль, заглушаю и отвлекаю себя.
Я переворачиваюсь и снова тянусь к ноутбуку. ABBA включена. Google открыт. Моя история поиска состоит из миллиона вариаций «Происшествий в Дьявольской Бухте», но я не нашла ничего, что раскрывало бы судьбу того жуткого типа из телефонной будки. На этот раз я полна намерений ввести в строку поиска «Собаки встречают щенков впервые», но мой указательный палец имеет другие планы и вместо этого ударяет по букве Г.
Г. А. Б. Р. И. Э. Л. Ь. В. И. С. К. О. Н. Т. И.
Мои руки дрожат, когда я нажимаю клавишу Enter.
Я прокручиваю результаты поиска. Страницы Рафаэля и Анджело в Википедии – наверху, а ниже – некролог на парня из Италии, еще один – на мужчину из Австралии. Я продолжаю листать и листать, но нет ничего о самом Габриэле Висконти.
Я нажимаю на вкладку «картинки», потому что уж там–то я хотя бы найду его фото из полицейского участка. Не может быть, чтобы в цивилизованном обществе такой мужчина прошел по жизни, не проведя какое–то время за решеткой. Но везде лишь улыбающиеся фотографии Рафа на благотворительных мероприятиях и хмурые папарацци–снимки Анджело, выходящего из блестящих зданий. Словно интернет даже не знает, что у них есть брат.
Я тоже не знала, пока наши взгляды не встретились через танцпол на девичнике Рори, и теперь я жалею, что все еще не блаженно невежественна.
Поскольку Гугл меня подвел, я хватаю телефон с прикроватной тумбочки, открываю приложение Инстаграм и ввожу его имя в строку поиска.
Ничего.
Так какого черта он смотрел мою страницу в Инстаграме?
Что–то между разочарованием и страхом колет у меня за глазами, и ком размером с мячик для гольфа образуется в горле.
Я ненавижу этого мужчину. От его короткой стрижки до его ботинок со стальным носком и всего, что между ними. Ненавижу его взгляд и то, как он киснет, когда касается меня. Ненавижу его тень и то, как она выглядит на краях моей собственной.
Ненавижу, что это он спас меня от того жуткого типа в телефонной будке, ненавижу лекцию, что последовала за этим. Ненавижу, что он швырнул меня в свой багажник, словно я была предназначена для свалки, просто чтобы доказать, что может, и что он не проявил ни раскаяния, ни сочувствия, когда наконец выпустил меня – плачущую, размазанную массу.
Ненавижу, что его загадочные слова «Что было в темноте, остается в темноте» эхом отдаются в моей голове, когда тихо. Ненавижу, что они завораживают меня, и что черная дыра в центре моей души разбухает от их звука.
Больше всего я ненавижу себя. Потому что теперь он поглощает мои мысли. Он заливает мои вены и шипит в местах, где ему не место.
Это чувство слишком знакомо.
Прежде чем уйти в штопор, я нажимаю на клавишу громкости на ноутбуке и включаю «Does Your Mother Know» на полную мощность. Затем, не успев себя остановить, возвращаюсь в Гугл и ввожу еще одно имя.
Бугимен.
Сердце стучит в ушах, когда я жду, пока загрузится страница в Википедии. И когда мои глаза пробегают по первому предложению, оно замирает.
Бугимен – это темный, бесформенный призрак, который прячется в темных местах, чтобы пугать ничего не подозревающих жертв.
Беспокойство ползет вниз по моей спине, леденя каждый позвонок.
Его сила нейтрализуется ярким светом.
Я читаю страницу сверху донизу, от начала до конца. Затем возвращаюсь и кликаю на все остальные результаты поиска, пробираясь сквозь басни, мифы, поучительные истории. Я разглядываю каждый набросок зловещих фигур, сочащихся из темных углов, пока, клянусь, не начинаю видеть зеленые глаза, татуировки и шрамы в их черной массе. Пока они не выпрыгивают из экрана и не взбираются по моим собственным стенам.
Когда в углу экрана мигает значок «низкий заряд батареи», я поднимаю взгляд на окно, чтобы передохнуть, и понимаю, что прошло так много времени, что тьма поглотила солнце.
Выпуская дрожащий выдох, я тянусь к лампе на прикроватной тумбочке и включаю ее.
Ничего не происходит.
Я щелкаю снова, и когда она все еще не загорается, я перекатываюсь, чтобы попробовать ту, что на противоположной стороне.
Нет.
Бормоча себе под нос, я встаю и пробую главный выключатель.
Тихий щелчок – нет света.
Шепот страха поднимает волосы на затылке, но я отталкиваю его. Отключение электричества не имеет ничего общего с моей историей поиска в Гугле и все связано с тем, что проводка в моем доме в плачевном состоянии. Кухонный свет включается, только если я ударю по нему, а на днях я включила плиту, и душ наверху начал течь.
Благослови Господь дядю Финна, но если он и построил этот дом, то построил его с помощью ютуб–туториала, липкой ленты и одних лишь благих намерений.
Шаркая по коридору, я пробираюсь на ощупь вдоль стены и нажимаю на каждый выключатель, до которого дотрагиваются мои пальцы, но безрезультатно.
Черт. Я думаю вернуться наверх и взять телефон, чтобы позвонить Финну, но решаю вместо этого пешком дойти до его дома. Я пролежала часами; мне не помешает разминка.