Искупленные грешники (ЛП). Страница 22

– Бармен, непревзойденный караоке–певец, профессиональный фигурист, – бормочет Мэтт, разглядывая меня поверх свечной композиции в центре стола. – А теперь еще и фотограф–любитель. Есть ли что–то, что Рен Харлоу не может?

Я улыбаюсь ему.

– Не позволяй моим селфи в Инстаграме обмануть тебя, дорогой. Я просто делаю альбом на память.

Он морщится от вспышки, когда я тайком делаю его не постановочный снимок, хотя мне даже не нужно проявлять пленку, чтобы понять, что в финальный вариант он не попадет.

– Я разложила фотоаппараты на всех столах, чтобы каждый мог сам сделать снимки для Анджело и Рори. Я видела эту идею в свадебном блоге – мило, правда?

– Очень мило, – говорит он тоном человека, познавшего презрение. – И как продвигается?

Я смотрю на Бенни у края танцпола. В одной руке он держит фотоаппарат, а другой поправляет ремень. Я вздыхаю.

– Пока похоже, что это будет альбом, посвященный яйцам Бенни.

Мэтт не слушает. Он слишком занят, снова уставившись на Анну, так что я осматриваю окрестности в поисках других сюжетов для фото. Тейси нашла себе добычу на вечер; она смотрит снизу вверх на бугая в сером костюме, проводя пальцами по его бицепсу. Щелчок.

Кастиэль Висконти и его младший брат Нико делятся шуткой за высоким столиком с коктейлями – щелчок.

Я щурюсь, разглядывая бар за ними, пытаясь понять, знакома ли мне рыжеволосая, с которой разговаривает Раф. А, это Пенни Прайс. Она раньше жила по дороге от меня. Щелчок. Мэтт привел ее с собой как спутницу, хотя любой девушке, которая его слушает, он твердит, что это чисто платонически. Я уже собираюсь спросить его, что она снова делает на Побережье, но он меня обрывает.

– Погоди… кстати, об Инстаграме. Анна же подписана на тебя там, да?

Мой взгляд опускается, чтобы встретиться с его взглядом.

– Кажется, да?

– Отлично.

С новым энтузиазмом он наклоняется к фотоаппарату у меня в руке и перебирается через сиденья, пока не оказывается рядом со мной. Обняв меня за талию, он прижимает висок к моему и наводит объектив на нас.

– Если мы сделаем очень крутое совместное фото, ты сможешь его выложить, и она, возможно, позавидует и поймет, что упустила.

– Э–э, я не думаю, что это работает…

Вспышка ослепляет, обрывая мой протест. Она оставляет белое пятно в моем зрении, которое не исчезает, даже если я быстро моргаю. Я вдруг теряю ориентацию, и, возможно, именно поэтому вопрос вырывается у меня из подсознания и срывается с губ.

– Что ты знаешь о Габриэле Висконти?

Когда контуры Мэтта снова становятся четкими, я вижу его недовольный взгляд.

– О, ради всего святого, Рен. Только не ты тоже.

Он фыркает, швыряя фотоаппарат на тарелку, усеянную крошками.

– Что за одержимость у всех девчонок этими Висконти? Да, они все горячие и, типа, зарабатывают больше, чем тот чувак, который владеет Фейсбуком. Но, боже, разве нормальный парень не может рассчитывать здесь ни на какое внимание?

Я бью его в бок.

– Не будь таким драматичным. Я просто спрашиваю.

– Ага, ну ладно. – Он передразнивает меня писклявым голосом. – «Он тебе в любом случае не пара. Любой парень был бы счастлив быть с тобой, бла–бла–бла…».

Он смотрит на Габриэля у бара. Мой взгляд следует за его. Хотя там собралась большая толпа ждущих заказа, они стоят к нему спиной, словно решили, что в толпе безопаснее. Он наполовину погружен в тень, его едва видно, и от его неподвижности исходит вибрация, словно от толчков медленного землетрясения.

Мэтт, должно быть, тоже это чувствует, потому что его пробирает дрожь.

– Он правда в твоем вкусе? Это объяснило бы, почему ты никогда ни с кем не встречалась.

Я бы рассмеялась, если бы у меня не перехватывало горло. Мысль о том, что Габриэль Висконти в моем вкусе, абсурдна, и это еще до того, как я обнаружила его развалившимся в моем любимом кресле посреди ночи. Уж точно он чей–то типаж, но не мой. Я ищу улыбки и смех, а не угрюмость и шрамы. Всем известно, что «долго и счастливо» с плохим парнем не получится. Кроме того, я уверена, что любой, кто достаточно храбр, чтобы пойти на свидание с человеком, известным как Бугимен, скорее всего, окажется на упаковке молочного пакета в рубрике «Пропали без вести».

– Конечно нет.

Мэтт проводит рукой по волосам и выпускает морозный вздох.

– И хорошо, потому что слухи правдивы, ты же знаешь.

Тревога тяжелым грузом ложится на мои плечи. Я не должна спрашивать. Я должна набить рот тортом или, стиснув зубы, снова пойти танцевать. Что угодно, только не портить маникюр, обдирая слои с вопроса, на который я не хочу знать ответ.

Но, как всегда, мое любопытство поднимает свою уродливую голову.

– Какие слухи?

– Что он дикарь. Ну, типа, живет–в–пещере–под–Национальным–Заповедником дикарь.

Я слабо цокаю языком.

– Не будь смешным.

– Это правда. Я сам его видел.

Он пересаживается ближе.

– Ну, как бы. Я однажды ночью возвращался домой с очередного неудачного свидания, было уже за полночь. Я делал этот крутой поворот на Дорогу Жнеца, и фары осветили лес. И там был он, между деревьями, смотрел на меня.

Эта история слишком похожа на мою собственную, и что–то внутри меня хочет отмахнуться от нее, сделать так, чтобы она не была правдой.

– Разве мужчина не может пойти на вечернюю прогулку, чтобы его не обвинили в жизни в пещере?

Он бросает на меня взгляд, полный неверия.

– Но это еще не все. Он был без рубашки.

– Может, ему жарко.

– И он был весь в крови.

У меня плывет в глазах, и пульс стучит в горле. Паника, которую я чувствовала во время церемонии, снова подбирается ко мне. Теперь вырисовывается закономерность. Лес, кровь.

И где заканчиваются сходства? Сколько еще людей он терроризировал в их же собственном доме?

Мэтт разрывает тишину сухим смешком. Он поднимает стопку и снова ставит ее, разочарованный тем, что она пуста.

– Не зря его зовут Бугименом.

Бугимен. Пещерный житель. Дьявол работает не покладая рук, но слухи на Дьявольском Побережье работают еще усерднее, и теперь границы между фактом и вымыслом размываются.

Волна тошноты накатывает на меня, переворачивая остатки восьмиблюдового ужина. Тьма впивается когтями в мою грудь.

Впервые в жизни я проявила доброту – и к самому неподходящему человеку. Хотя его кровь была на моих руках, на моей совести ее не было. Слава богу, ведь и без того она достаточно тяжела. Да, это была эгоистичная идея – попытаться переложить тяжесть своей тайны с души на его, но он же должен был умереть.

Он должен был унести это с собой в могилу, а я – почувствовать облегчение.

Но он жив. Здесь. На Побережье, на свадьбе Рори, вечно на периферии моего зрения. Так что вместо того, чтобы признаться мертвецу, я дала ниточку живому. У него было три года, чтобы тянуть за нее, чтобы распороть швы моей идеально выстроенной жизни и обнажить тьму.

Могу лишь надеяться, что он хочет избегать меня так же сильно, как я – его.

– В общем. Держись подальше от Висконти, Рен. На Побережье полно парней, которые по тебе тащатся, почему бы не обратить внимание на кого–то из них?

Его слова действуют как быстродействующее противоядие от моей паники. Мои уши навостряются, и я выпрямляюсь.

– Правда?

– Конечно.

Он ловит проходящего официанта и заказывает выпивку. Лимонад для меня и еще три текилы для себя.

– Например, кто?

– Что?

– Кому я нравлюсь?

– О, – он машет рукой, отмахиваясь, – всем.

– Мэтт, твоя расплывчатость просто неприемлема.

Я хватаю салфетку, достаю из клатча подводку для глаз и кладу обе вещи перед ним, постукивая по столу.

– Мне нужны имена, дорогой.

Со стоном он нехотя берется за работу, сжимая мою подводку в кулаке, как капризный малыш – карандаш. Спустя несколько мгновений он швыряет салфетку мне на колени.

Тая от возбуждения, я подношу ее ближе к свету свечи и начинаю просматривать имена. Там есть Рико, тихий парень, чья семья владеет местной мясной лавкой, и Эллиот, тот идиот–таксист, который смотрит на меня так, будто я повесила луну, каждый раз, когда я усаживаю пассажира на заднее сиденье его машины. Том – он милый, хотя я уверена, что он подрабатывает мелким торговцем наркотиками. Каждое имя впрыскивает в мое сердце укол разочарования, пока оно наконец не лопается под давлением.