Искупленные грешники (ЛП). Страница 21

– Ладно, – Тейси шмыгает носом, выдергивая свежий платок из моей сжатой руки. – Какую тушь ты используешь?

Я смотрю на нее. Она стала пятнисто–розового цвета, и мокрая черная полоса течет от ее глаза до подбородка.

– Ты что, плачешь? – шепчу я. – Боже, я и не знала, что у тебя есть слезные протоки.

– Я не плачу, – шипит она, промокая щеки дрожащей рукой. – Это аллергия. От всех этих деревьев и прочего дерьма.

Обычно я бы с наслаждением ухватилась за шанс указать, что сейчас декабрь, и за все годы нашего знакомства она ни разу не жаловалась на аллергию, но сейчас я просто снова смотрю на Габриэля.

На этот раз я более сдержанна. Я смотрю на свадебную арку и лишь двигаю глазами, чтобы найти его. Я смотрю так далеко вправо, что у меня болят сетчатки глаз, но даже под этим углом видно, что он не слушает ни слова воодушевленной речи священника.

Безумно думать, что той ночью он улыбался. Хотя теперь я уверена, что это темнота играла со мной злую шутку. Я бы поклялась, что он еще и смеялся, но, должно быть, это был стон, искаженный ветром и течением времени. Потому что, пока он медленно оглядывает горизонт, его выражение лица каменное, и я не могу представить, чтобы он был способен на что–то иное.

Раф стоит рядом с ним, промокая уголок глаза, его губы растянуты в легкую улыбку, пока он наблюдает за церемонией. Габриэль же выглядит так, будто его притащили сюда пинающимся и вопящим на похороны какого–то дальнего родственника по приказу матери. Как он может выглядеть настолько скучающим в самый счастливый день жизни своего брата?

Меня озаряет, словно восходом нового дня: он не жуткая местная легенда, этот мужчина – психопат.

Должен же он им быть.

Мой ум лихорадочно проносится назад, к последнему сеансу психотерапии перед тем, как мы с дядей Финном переехали из Сиэтла.

Камилла была шикарной женщиной с всегда идеальной укладкой и тихим голосом. Она больше слушала, чем говорила. Полчаса кивая на каждое мое слово, она затем подвинула через стол заламинированную памятку и постучала длинным ногтем с французским маникюром по заголовку: «Признаки психопатии».

Каждая характеристика была в виде пункта списка, с выделенными ключевыми словами и схематичными картинками. Я сжимаю веки и пытаюсь вспомнить, что же там было.

Асоциальное поведение. Ну, это очевидно. Галочка.

Импульсивность. Я не эксперт, но ворваться в мой дом с кучей ножей меньше, чем через три часа после того, как я его разозлила, – звучит довольно импульсивно. Галочка.

Отсутствие эмпатии. Психопаты не испытывают страха или вины, и, учитывая, что он не пустился в бега и не упал к моим ногам с униженными извинениями – которые я бы абсолютно не приняла, – это определенно двойная галочка.

Обаяние.

Ладно, этот пункт не сходится. Я мыла губкой пациентов в коме, у которых было больше харизмы, чем у Габриэля Висконти.

Хм.

Он делает небольшой шаг влево, и мои глаза следуют за ним. Мышца на его скуле вздрагивает, пока он вглядывается в полосу деревьев на другом берегу озера, а затем подносит свой мускулистый кулак ко рту. Он бормочет что–то так тихо, что даже Раф ничего не замечает.

Что еще?

Ну, еще в Сиэтле, когда ночи были долгими и шумными, я никогда не спала. Я зарывалась с головой под одеяло и смотрела бесконечные видео на iPad на полной громкости. Обычно это были уроки макияжа и распаковки покупок из Sephora, но поскольку моя мать была не из тех, кого волнуют такие глупости, как родительский контроль, я как–то раз наткнулась на документальный фильм о реальных преступлениях. Он был об одном серийном убийце: толстом, вонючем дальнобойщике, который получал кайф, подбирая проституток и душа их в кабине своего грузовика. Ведущий брал интервью у одной секс–работницы, которой чудом удалось избежать его гнева, и все потому, что она научилась вычислять психопата одним простым способом.

Она зевала.

Он в ответ не зевал.

Оказывается, нормальные люди зевают в ответ, потому что у них есть эмпатия, а настоящий, хладнокровный психопат – нет.

Габриэль переводит внимание с деревьев на открытое пространство между Тейси и мной. Его плечи напрягаются, и взгляд медленно опускается, встречаясь с моим.

Паника сминает мои легкие и желудок. Инстинкт самосохранения велит мне снова отвести взгляд, но клокочущее раздражение в его глазах парализует.

Может, мне стоит улыбнуться.

Нет, точно нет. Он, наверное, отрежет мне губы.

Не успев себя остановить, я широко открываю рот, и долгий, беззвучный зевок растягивает мою глотку. Получается легче, чем я ожидала, потому что я чертовски устала.

– Боже, Рен, это чертовски грубо, – шипит рядом Тейси, но ее голос доносится будто из другой вселенной, а Габриэль просто хмуро смотрит на меня. Он не зевает в ответ.

Он. Не. Зевает. В. Ответ.

О боже, он и вправду психопат.

Мир вращается по часовой стрелке, а мой мозг – против. Ветер становится горячим, обжигая мое лицо, словно дыхание смерти. Я смотрела ей в лицо на темной дороге, показывала ей язык в клубе и умоляла ее в отражении оконного стекла входной двери. А теперь она стоит напротив меня в проходе, и я не могу дышать.

– Тейси, – с усилием выговариваю я, слепо протягивая руку, чтобы схватить ее за руку. – Тейси, я должна тебе кое–что сказать…

– Тш–ш–ш, они обмениваются кольцами!

– Но это не может ждать, мы должны предупредить Рори…

– Рен. – Резкость в тоне Тейси прорезает мою панику, и я поворачиваю голову, глядя на Анджело и Рори. Мое зрение затуманивается, и бриллианты на кольцах сверкают. Я вкладываю свою руку в руку Тейси и сжимаю ее, как спасительную соломинку.

Это будет долгий день.

Глава 8

Рен

День растаял в звездной ночи, а воздух согрет любовью. Она витает повсюду: шипит в бокалах с шампанским, звенит в смехе, отстукивает ритм под каблуками дизайнерских туфель и начищенными лоферами. Моя кожа горит от ее магии, а сердцебиение подчиняется звукам духового оркестра, доносящимся с освещенной свечами плавучей сцены на озере.

Вздох.

Я обожаю любовь. Особенно когда она выглядит, как одна из моих досок в Pinterest. Я опьянена ею, пьяна от нее, и, несмотря на мою истерику чуть ранее, даже черная дыра, маячащая у бара, не может меня протрезвить.

Оркестр заиграл песню Уитни Хьюстон, и, хотя я всегда хочу потанцевать с кем–нибудь, мне нужна передышка. Не разносить эти туфли до свадьбы было детской ошибкой.

Я замечаю Мэтта за пустым столиком, ковыляю к нему и плюхаюсь на стул напротив.

– Ты все еще дуешься?

Он опрокидывает шот и с такой силой бьет им по столу, что остальные пустые стопки подпрыгивают.

Все семь.

– Я не дуюсь. Я размышляю.

– О чем?

– О том, чтобы выйти на скоростное шоссе в час пик и прилечь поспать. – Его взгляд скользит у меня за спиной и застывает в угрюмой гримасе. Я оглядываюсь и вижу за другим столиком Анну, его увлечение этой недели, которая смеется с подругами.

– Не говори таких вещей. – я протягиваю руку между недоеденными десертами, чтобы похлопать его по руке. – Она тебе в любом случае пара.

Я знаю, что это то, что положено говорить другу, когда его отвергли, но я действительно так считаю. Мэтт – само очарование. Беспечный парень, работающий тренером по фигурному катанию в школе–интернате в Дьявольской Лощине, что помогает ему поддерживать неплохую форму. Конечно, под его мешковатой скейтерской одеждой этого не разглядеть, и ему не помешала бы хорошая стрижка, но у него золотое сердце и отличное чувство юмора.

Я добавляю еще одну банальность для верности:

– Любая девушка была бы счастлива быть с тобой.

О фыркает, наливая очередной шот.

– Я серьезно, – говорю я, поднимая со стола фотоаппарат и проводя большим пальцем по головке перемотки. – Ты когда–нибудь сделаешь правильную девушку очень счастливой.

Он что–то бормочет про то, чтобы заново скачать Tinder, пока мой взгляд скользит по танцплощадке. Он цепляется за Рори и Анджело, которые движутся в собственном ритме. Медленном, полном вожделения, который слышен лишь им двоим, и знакомая ревность грозит снова подкатить к горлу. Когда свет от ближайшей тики–факела выхватывает улыбку Рори, я подношу фотоаппарат к глазу и нажимаю на кнопку.