Искупленные грешники (ЛП). Страница 20

Раф подносит ему виски, насвистывая.

– Братец, выглядишь шикарно. Волнуешься?

– Нет. Параною, – сквозь зубы бросает тот, разглаживая полы смокинга.

– Что Рори не придёт?

Он фыркает с сухим смешком, его взгляд скользит к фотографии, где она улыбается рядом с его ноутбуком.

– Я бы притащил её к алтарю за её же локоны, если бы пришлось.

– Как романтично.

– М–м. – Анджело осушает свой бокал в два глотка, с силой ставит его и указывает подбородком на меня. – Мы готовы?

Я киваю.

– Хорошо. А теперь скажи мне, какого хуя ты перекапываешь мой передний двор в день моей свадьбы.

– Это, видимо, секрет, – с усмешкой говорит Раф, усаживаясь на край стола.

Мой взгляд опускается на Эмиля, который разравнивает бетон обратной стороной лопаты.

Секреты. Самое мощное оружие Злодея.

Нашему отцу не нужно было тратить дыхание, чтобы озвучить восьмое правило. Он подавал пример.

Когда он и его два брата прибыли на побережье из Сицилии, они решили разделять и властвовать. Дядя Альберто возвёл Дьявольскую Бухту до небес, дядя Альфредо закопал свои богатства под булыжными мостовыми Дьявольской Лощины, а наш отец, увидев состояние Дьявольской Ямы, решил, что лучше строить вширь, в Тихий океан.

Он возвёл порт в его бушующих водах. Купил церковь, нависающую на скалах над ним, и утвердился в роли богобоязненного Дьякона.

Худшее, что сделали местные, – это доверили ему передавать свои исповеди наверх, Большому Боссу.

Ещё один смех доносится от ворот и обжигает мою кожу.

А худшее, что сделала Она, – это чуть не рассказала мне свой.

Позади меня Раф сквозь зубы бормочет итальянское ругательство.

– У меня нет моих чёртовых часов. Который час? Нам скоро выезжать, да?

Он вертит свою покерную фишку с бешеной скоростью, истирая ковёр, мечась от книжного шкафа к двери и обратно.

Я подозреваю, что внезапная перемена в его поведении связана с рыжими волосами и острым язычком.

Засунув руку в карман, я вытаскиваю пригоршню холодного металла и покачиваю ею между нами.

Он замирает и уставился на них.

– Это мои Omega Seamaster (прим. пер.: фирма часов)?

В ответ я бросаю их ему.

– Где, чёрт возьми, ты их нашёл? – бормочет он, с недоверием поворачивая их в руках.

– Как думаешь?

Проходит мгновение, прежде чем осознание проступает на его лице.

– Ты знаешь код от моего сейфа?

Анджело усмехается в кулак, заслужив и от меня убийственный взгляд.

– Не понимаю, чему ты радуешься. Ибо, если ты убьёшь ещё одного копа, мне придётся перекопать и задний двор.

Игнорируя бормотание за спиной, я с сжатыми челюстями поворачиваюсь обратно к окну.

Секреты – мое самое мощное оружие, но также и моя самая тёмная одержимость.

Я их закапываю. Откапываю. Слушаю. Лакомлюсь ими.

Я поставил себе задачу знать каждый секрет на всём этом побережье и за его пределами.

Моё внимание возвращается к девушке в розовом.

Я знаю каждый секрет.

Каждый секрет, кроме Её.

Глава 7

Рен

Я всегда находила ироничным, что то, что заставляет мир вращаться, причиняет самую сильную боль.

Больно, когда она у тебя есть, но также больно и когда её нет. Неважно, ищешь ты её или бежишь от неё.

Когда она заканчивается, это опустошает.

Но когда она безответна, это смертельно опасно.

Грудь ноет, словно сердце испарилось. Плотный ком эмоций застревает в горле, разбухший от радости и отягощённый худшей частью меня – горячей, горькой ревностью.

Однажды это сломает меня.

– Детка. – Локоть впивается мне в ребро. – Хватит реветь.

Я смотрю на Тейси и похлопываю себя по щекам.

– Всё в порядке, у меня новая тушь, – шепчу я. – Полностью водостойкая.

Она закатывает глаза.

– Нет, просто ты слишком громкая.

А.

Шмыгая, я сглатываю и приглушаю следующий вздох салфеткой. Как я могу не плакать в такой день? Вся обстановка создана для слёз. От солнечного света, пробивающегося сквозь облака и играющего на озере, до цветов и гирлянд, обвивающих арку. Под ней разворачивается момент такой чистоты и истины, что даже время остановилось, чтобы засвидетельствовать его.

На одном ледяном выдохе моя лучшая подруга произносит два слова, которые навсегда свяжут её с Тем Самым.

Любовь причиняет боль. И в этот момент я знаю каждой клеткой своего тела – она стоит этой боли.

Ресницы Рори трепещут, когда Анджело скрепляет свою судьбу. Когда он проводит нежным большим пальцем по её скуле, из меня вырывается новый вздох, вдвое громче предыдущего.

– Прости, – бормочу я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Салфетка в моей ладони промокла насквозь. Пока я роюсь в сумочке в поисках другой, моё сердце решает напомнить о себе. Оно бьётся, словно набат, посылая по венам пульсирующую волну тревоги и поднимая волосы на коже дыбом.

Должно быть, я мазохистка, раз снова готова пережить эту травму, потому что я поднимаю подбородок и смотрю через проход, чтобы встретиться взглядом с угрозой.

Дыхание застревает у меня в легких.

В темноте все кажется страшнее. Все, кроме Габриэля Висконти. Под бледным зимним солнцем никакая игра света не искажает его выражение лица, и нет теней, чтобы скрыть истинную мощь его фигуры.

Сегодня было невозможно не смотреть на него, и дело вовсе не в том, что я не старалась. И не в том, что я подружка невесты, а он – шафер, и мы стоим друг напротив друга. И даже не в том, что после вчерашней ночи я болезненно осознаю каждое его движение.

Его просто невозможно не заметить.

Он из тех мужчин, кого ты замечаешь первым в переполненной комнате и тут же решаешь развернуться и уйти. Он огромный – метр девяносто пять, и это еще скромная оценка – тот самый тип могучего телосложения, что проводит весь день, поднимая тяжести, и вынужден заказывать одежду у портного.

Если бы у кого–то хватило смелости разглядеть его повнимательнее, только тогда этот человек понял бы, что он родственник Анджело и Рафа. У него такие же зеленые глаза, те же острые скулы и темные черты. Он красив, в самом объективном смысле этого слова. Присмотрись чуть дольше, и ты увидишь то, что я должна была разглядеть три года назад.

Зло.

Внутри него столько тьмы, что она просачивается сквозь поры и оседает на коже. Она – в выцветших инициалах на его разбитых костяшках, в кресте, вытравленном сбоку на шее. Я вижу ее в очертаниях черепа под короткой стрижкой и в густоте его бороды. Она и в резких линиях его лица – от постоянной суровой гримасы до свирепого шрама, рассекающего щеку.

Я обычно не сужу о книге по обложке, но раз уж эта книга вломилась в мою гостиную и угрожала мне, что ж, думаю, у меня есть полное право предположить, о чем эта книга.

Габриэль Висконти настолько же ужасающ, насколько выглядит.

И еще ужасающе сейчас то, как он смотрит прямо на меня.

Его взгляд полон холодного презрения. Будто это я вломилась в его дом, а он злится от того, что мне это сошло с рук. Ирония выворачивает меня наизнанку, как горячая тряпка, но свой язык я все–таки люблю, так что я отвожу взгляд.

Я смотрю на свои каблуки и проклинаю себя на всех буквах алфавита. Мое тело звенит от недосыпа и неослабевающего чувства страха. Я за свою жизнь наделала глупостей, но то, что я не развернулась и не сбежала, когда той ночью он пересек мой путь, – это одна из худших. А то, что я показала ему язык и не заперла чертову входную дверь, борется за второе место.

Пока мои новые розовые лодочки с открытым носком медленно погружаются в грязную траву, по моей спине проходит вспышка несправедливости.

Он не уйдет безнаказанным за то, что сделал прошлой ночью. Такой человек, как он, принадлежит тюремной камере – вероятно, мягкой – а не улицам Побережья. Я не хочу торопить большой день Рори, но как только все закончится, я маршем отправлюсь прямиком в полицейский участок Дьявольской Ямы и расскажу им все.

Справа доносится сдавленный звук.