Искупленные грешники (ЛП). Страница 18

И остаюсь там до самого рассвета.

Глава 6

Габ

Единственный раз, когда я стою спиной к комнате, – это когда меня больше волнует то, что происходит за её пределами.

На лужайке перед домом царит хаос. У ворот выстроилась вереница машин у импровизированного пропускного пункта. Алек проверяет номера, а Максим прочёсывает салоны.

Какой–то дальний дядя стоит, упёршись ладонями в капот своей машины, пока Йеми обыскивает его в поисках оружия. А на подъездной аллее организатор свадьбы ковыляет по гравийной дорожке со стопкой коробок, опечатанных красной лентой – знаком, что их уже проверили. Она поскальзывается на траву, и цементовоз, сдающий задом к котловану, чуть не задевает её.

– Бенни трахнул нашу троюродную сестру на свадьбе Миралес на прошлых выходных.

– Вот же блять. Откуда мне было знать? У тётки была другая фамилия.

– Узнаешь через девять месяцев, когда она объявится на твоём пороге с трёхглазым ребёнком на руках.

Комната наполняется хриплым смехом. В отражении окна я вижу, как мой кузен Бенни бьёт своего брата Нико в живот исподтишка.

Проведя рукой по своим коротко стриженым волосам, я с силой выдыхаю сквозь стиснутые зубы.

Если снаружи – хаос, то внутри – заблуждение в своей самой безумной форме. Раф открывает третью бутылку виски, а Кас, склонившись над хьюмидором, треплется о сигарной коллекции. И почему–то какой–то мудак с сантиметром на шее щиплет подол моих брюк.

Мне постоянно приходится сдерживать позыв дать ему резкий пинок в челюсть.

Раф появляется рядом со мной, наклоняя бутылку к моему бокалу.

– Подлить? – Он хмурится, заметив, что мой виски нетронут. – Что, с похмелья что ли?

Конечно, нет. Алкоголь – не мой выбор, когда нужно притупить мысли.

Кроме того, как я могу пить в такое время?

Но отсутствие часов на его запястье и небрежные подписи на документах, которые я утром взял из его стола и сжёг, говорят об обратном.

В ухе раздаётся грубый арабский: «Эмиль – Командиру. Приём».

Окинув взглядом территорию, я нахожу Эмиля у грузовика. Он смотрит на меня в ожидании. Я киваю. Он в ответ кивает мне, дважды хлопает по дверце кабины, и барабан сзади с скрипом оживает.

Раф с отвращением смотрит, как цемент выплёвывается из жёлоба.

– Именно сегодня нужно работать на лужайке.

– Именно сегодня нужно было устраивать гребаную свадьбу, – хрипло отвечаю я.

Он усмехается и в третий раз с утра поправляет мой галстук–бабочку.

– Возьми день отгула, брат. Ты же знаешь Данте. Он не смог бы организовать оргию даже в борделе.

В глубине моего языка зарождается горький привкус.

Мои братья… они мои братья, но, чёрт возьми, иногда они такие невежды.

Рафаэль Висконти сделал именно то, для чего, по словам нашего отца, он родился: взял серебряную ложку в рот и превратил её в золотую. Теперь он проводит дни в бриллиантовом пузыре, где всегда светит солнце, его казино всегда прибыльны, а его самая большая забота – царапина длиной в дюйм на машине, которую он поцарапал, потому что ездит как мудак.

Он слишком занят залами заседаний и женщинами, чтобы понять: если бы я взял выходной, его бы убили раз десять. Из всех возможных дней взять выходной сегодня – точно не вариант. Не тогда, когда Анджело решил надрать задницу дяде Альберто и через несколько недель жениться на его невесте.

Моё раздражение смещается с Рафа на Анджело, нашего старшего брата и Главу группировки в Дьявольской Яме. Он был рождён, чтобы вести за собой, и, как выяснилось, рождён, чтобы быть занозой в моей заднице.

Он мог бы отложить свадьбу. Мог бы провести её за закрытыми дверями или по зуму, мне всё равно. Но нет, он захотел грандиозное мероприятие с шампанским, сигарами и виски. Посреди чёртова Национального заповедника, где больше сорока мёртвых зон и шестнадцать входов, которые нужно охранять, и со списком гостей, включающим всех дальних родственников, с которыми мы вообще поддерживаем связь. Он захотел приглашения с партнёрами, оркестр и ужин из восьми блюд от шефа, прилетевшего из Италии, – и всех их нужно было проверить, обыскать и прослушать.

Это логистический кошмар.

Но ни Анджело, ни Раф об этом не подумали.

Не для этого они были рождены.

– Кстати, что ты делаешь там внизу?

Раздражение вспыхивает у меня за рёбрами. Раф обожает дурацкие шутки. Они составляют каждую вторую строчку его свадебной речи, но по его пустому взгляду я понимаю, что на этот раз он не шутит.

Я смотрю на портного, тот отвечает мне нервной улыбкой, затем я перевожу взгляд на Рафа. Вот почему его чистильщик бассейна в итоге оказался связанным в багажнике моей машины. У него нет проблем болтать лишнее при персонале, а потом он удивляется, куда они постоянно пропадают.

– Совершенно секретно.

– Ага, – бормочет он о край своего бокала. – Габ Висконти и его тайная комната.

Я бы рассмеялся от того, как его комментарий бьёт в цель, но этот ген прошёл мимо меня. Даже если бы нет, война на пороге. И в этом нет ничего смешного.

Раф хлопает меня по спине, бормочет что–то саркастичное насчёт отличной беседы и направляется к Касу, который теперь развалился в кресле, проводя носом вдоль кубинской сигары.

Я похрустываю шеей, но это почти не снимает сковавшее её напряжение. Я заведён до предела и горю изнутри, и не потому, что жду выстрелов в любую секунду – для меня это уже фоновый шум.

Это Она.

– Знаешь, что мне нужно? План рассадки. – Бенни дёргает за пробку графина с виски. – С большими зелёными галочками напротив имён всех тёлок, с которыми у нас нет родства.

Нет, Бенни нужно допить курс антибиотиков. У него снова гонорея, уже второй раз за год, и с восемнадцатью его бывшими пассиями в списке гостей на свадьбе, скоро будет и третий.

– Ага, и большие красные кресты напротив всех тёлок, на которых заведены запретительные приказы, – протяжно говорит Раф.

Кас разражается громовым хохотом, хотя утром в понедельник он его проглотит, когда его русская невеста вручит ему его собственный запретительный приказ. Её братья не настолько глупы, чтобы вмешиваться в брак по расчёту с Висконти, и её четырёхдневная голодовка не сработала, так что теперь она пробует удачу в американской правовой системе.

Я смотрю вниз.

– Вы закончили?

Портной зажимает иглу в уголке рта и перебирается к моей другой ноге.

– Э–э, почти, сэр. Мне нужно всего лишь немного ослабить ткань, и я не буду вам мешать. – Я задираю брючину на дюйм. Его взгляд падает на клинок у меня на лодыжке, и кровь отливает от его лица. – Неважно. Всё готово, – говорит он и пускается бегом в более безопасное место.

Умный мужик.

Пока Раф компостирует мне мозги, а этот придурок жужжит у моих ног, я отстаю от проверок. Сканирую периметр, убеждаясь, что никто из моих людей не нарушил строй. На пункте пропуска теперь четыре машины, все я узнаю, как мало рисковые. Все коробки, которые проносят в дом и из дома, опечатаны красной лентой, что означает допуск, а быстрый взгляд на часы подсказывает мне, что Фез следит за Анджело и Рори в заднем саду.

Хорошо.

Я сжимаю затылок и выпускаю напряжённый выдох. Раф прав, Данте и правда не отличит левую руку от правой. Теперь, когда дядя Альберто мёртв, его заставили занять его место во главе группировки в Дьявольской Бухте на два десятилетия раньше срока. Он неподготовлен и перегружен, и даже если бы это было не так, у него просто нет яиц, чтобы быть Капо. Парень не может и спусковой крючок нажать, не спросив разрешения, не то что приказать это сделать другому. У него и так едва хватает людей, чтобы охранять периметр Дьявольской Бухты. Было бы идиотизмом скормить их моим волкам так рано.

Кроме того, мстить сегодня, из всех дней, было бы предсказуемо.

А я давно усвоил, что Данте Висконти может быть кем угодно, только не предсказуемым.

Моя грудь начинает гореть, а зрение мерцает. Прошло три года, но воспоминание о той ночи до сих пор ослепляет меня яростью. Я сглатываю, заталкиваю его в самую глубь и продолжаю осмотр.