Дикий принц (ЛП). Страница 11

— Что ты можешь ещё сделать?

— Я не знаю, — признаюсь я. — Но я собираюсь попробовать что-нибудь придумать. — Я ковыряю в куске торта, снимаю с него глазурь из сливочного сыра и слизываю её с кончика пальца. — Я не могу позволить им победить. Я не собираюсь быть их тупой грёбаной жертвой.

— Может, тебе стоит просто уехать, — нерешительно предлагает Мия. — Позови свою маму, убеди её как-нибудь, если не хочешь рассказывать ей о том, что произошло, и вы обе просто уедете из города. Конечно, они не будут преследовать вас вечно. Просто бегите. — Она печально смотрит на меня. — Я буду скучать по тебе. Но это было бы лучше, чем если бы эти придурки постоянно издевались над тобой. Даже если тебе, эм... вроде как это нравится.

Мия – единственный человек, которому, как мне кажется, я могла бы рассказать о своих запутанных чувствах и не быть осужденной за это. Вместо этого, она, похоже, считает, что это довольно интересно, что я получаю удовольствие от того, как обращаются со мной мои мучители. Как будто я – особенно интересный вид насекомых, который нужно препарировать, или отрывок из книги, который она не может до конца понять.

Другими словами, она – лучшая подруга, о которой я только могла мечтать. Но я не могу последовать её совету. Не сейчас. Не тогда, когда я уже привела всё в движение.

Я качаю головой, с аппетитом откусывая кусочек торта. Я и так потратила слишком много энергии этим утром для человека, который даже не позавтракал.

— Я не собираюсь отступать, — твёрдо говорю я. — Эти ублюдки слишком долго всем заправляли. Моя мать была храброй после того, как мой отец был убит после того, как наш дом сгорел дотла. Она нашла способ продолжать жить, не дать им победить себя, и я собираюсь сделать то же самое. Я тоже собираюсь быть жёсткой, такой, какой она меня вырастила, — я отодвигаю тарелку в сторону, твёрдо глядя на Мию. — Я заставлю этих людей пожалеть о том, что они вообще связались со мной.

***

Поскольку мой план в значительной степени основан на том, чтобы заставить Кейда нарушить правила и продолжить играть за меня, следующий шаг – сделать что-то, что привлечёт его внимание, чего я обычно не делаю, что-то, что застанет его врасплох, что, честно говоря, возможность увидеть Кейда Сент-Винсента застигнутым врасплох, стоит того, чтобы видеть его раздражённым из-за того, что я собираюсь сделать.

Я собираюсь пойти на его тренировку по регби.

Большая часть практики на самом деле ничего для меня не значит. Я не знаю, как играют в эту игру, и у меня нет особого интереса к обучению. Но даже я могу сказать, что Кейд сегодня полностью отдаётся тренировкам, мчится как грузовой поезд, играет так, словно это настоящая игра. Это заставляет меня слегка усмехнуться про себя, потому что я знаю, почему он так взвинчен. Это из-за меня, из-за того, что я сделала сегодня утром, из-за того, что произошло в душе, из-за того, что произошло потом в кабинете.

Я свожу его с ума, и теперь, когда я знаю, что поставлено на карту, это даже забавно. Пока он не бросает взгляд в сторону и не видит меня.

На полсекунды выражение крайнего удивления на его лице вызывает во мне прилив удовлетворения. И тут я чувствую себя худшим человеком в мире, потому что в этот момент он отвлекается, и другой игрок врезается в него, его локоть поднимается и попадает Кейду в лицо.

Когда Кейд опускается на колени, наклоняясь вперёд на поле, я понимаю, что это, должно быть, плохо.

Моя реакция удивляет меня саму. Не задумываясь, я перепрыгиваю через канат, отделяющий боковую линию от поля, и на полном ходу устремляюсь к Кейду. Я не знаю почему, в этом нет ничего просчитанного или запланированного. Я просто рванулась вперёд и, не успев опомниться, уже присела на корточки рядом с ним, протягивая руку, чтобы коснуться его плеча.

— Эй! — Один из игроков хватает меня за локоть и поднимает на ноги. — Зрителям вход на поле запрещён.

Я бросаю на него свой самый холодный, самый пронзительный взгляд и выдёргиваю руку.

— Я его соседка по комнате, — огрызаюсь я. — И мне не насрать ранен он или нет. Так что отвали.

Кейд поднимает на меня взгляд, и я вижу ухмылку на его лице несмотря на то, что кровь сочится у него между пальцами, там, где он зажимает нос.

— Я могу вернуться в раздевалку, — говорит он, поднимаясь на ноги. — Я попрошу врача приехать к нам домой и посмотреть на это.

Тренер спешит через поле к кучке игроков, но Кейд направляется обратно к раздевалкам, игнорируя их всех и меня тоже, а я бегу трусцой, чтобы не отстать, пытаясь помочь ему.

— Притормози, — шиплю я на него. — Ты ранен.

— Отвали, — рычит Кейд, когда я хватаю его за локоть и тормошу, отталкивая назад. — Я бы даже не пострадал, если бы ты не болталась поблизости и не отвлекала меня.

— Я просто пришла посмотреть, как ты тренируешься. — Чёрт, я не в форме. Я уже несколько недель не была в спортзале, не занималась, как обычно, силовыми упражнениями или боксом, и я чувствую это, когда, пыхтя, иду рядом с ним, следуя за ним в раздевалку, прежде чем он успевает захлопнуть дверь у меня перед носом.

— Какого хрена ты делаешь? — Огрызается Кейд. — Это мужская раздевалка.

— Ну, ты здесь единственный мужчина, и я уже видела всё, что можно было увидеть, — говорю я ему, закатывая глаза. — Сядь и дай мне взглянуть на твой нос.

Кейд кипит от злости, я привыкла не замечать, когда его ярость достигает точки кипения, но сегодня я не собираюсь играть в его глупые игры. Ему действительно больно, и где-то в глубине души я понимаю, что мне на самом деле не всё равно. Почему, я не уверена. Может быть, это Стокгольмский синдром. Может быть, я просто тоже не в себе, и та безумная страсть, которую я вижу в его глазах, когда он рядом со мной, взывает к чему-то глубокому и тёмному внутри меня. Может быть, мне нравятся наши ссоры, наши разногласия, каким бы вредным он ни был.

Всегда есть вероятность, что я не такая уж хорошая девочка, запертая в поместье со своими похитителями. Может быть, я такая же плохая, как и они. Может быть, мне просто нужно было, чтобы они вытащили это из меня.

— Позволь мне помочь тебе, — настаиваю я, беря его за руку и отводя её от лица, чтобы увидеть рану.

Прежде чем я успеваю что-либо понять, Кейд бросается ко мне с рычанием на лице, хватает меня за плечи и, развернув, с силой прижимает спиной к шкафчикам. Я чувствую, как тёплая, липкая кровь с его пальцев размазывается по моей коже. Что-то в этом возбуждает меня, тёплое волнение, смешанное с адреналином и страхом, захлёстывает меня, когда Кейд прижимает меня к шкафчику, нависая надо мной со знакомым мрачным взглядом своих глаз цвета морской волны.

— Ты ещё пожалеешь, что играла со мной, малышка Сейнт.

9

КЕЙД

Я так чертовски зол, что едва могу нормально видеть. Я злюсь на себя за то, что получил травму, за то, что позволил себе отвлечься достаточно надолго, чтобы получить локтем по ебучему носу, как какой-нибудь глупый мальчишка, только что вышедший на поле. Я зол на Афину за то, что она вообще была там, за то, что вела себя так, будто ей не наплевать на любого из нас и на то, что мы делаем, за то, что она видит меня раненым и уязвимым.

Каждая деталь всей этой гребаной затеи выводит меня из себя. Всё сходит с ума, начиная с моих планов насчёт Афины и «победы» Дина в игре и заканчивая тем, что я сегодня утром проявил твёрдость, хотя собирался поступить с точностью до наоборот. Все это дерьмо должно было происходить совсем не так. Предполагалось, что у нас будет милая, податливая девушка, которую мы будем мучить и дразнить, пока кто-нибудь из нас, наконец, не сломает её настолько, чтобы трахнуть. А потом все остальные ушли бы и наслаждались бы перепихоном до конца нашего пребывания здесь, до окончания школы.

Но нет, мой отец должен был понять, что я зациклился на Афине, и принести её в жертву, чтобы подтолкнуть меня к тому, чтобы я старался изо всех сил, чтобы победить. И теперь Афина и моя грёбаная одержимость ею проникают во все сферы моей жизни.