Несравненный. Том 1. Страница 8
Настоятель тяжело вздохнул и заговорил:
– По правде говоря, мне и впрямь доводилось слышать о чертоге Явленных Мечей, но я простолюдин и с представителями власти дел никогда не имел, а, как известно, ежели прикидываешься дурачком и делаешь вид, будто ничего не знаешь и не понимаешь, то избежишь лишних хлопот. К тому же вы ошибаетесь: я вовсе не адепт Стеклянного Дворца. Там лишь живет мой наставник, исполняя роль советника. Он посвятил себя ораторскому искусству, изучал летописи и оказал мне милость тем, что соизволил на протяжении нескольких лет делиться накопленными знаниями. Он же и подарил мне сию бирку, дабы мне было сподручнее его навещать.
Выслушав рассказ Цуй Буцюя, Фэн Сяо приподнял брови:
– Получается, вы ученик оратора? Неужели, будучи даосом, вы не считаете, что, изучая искусство красноречия и спора, вы оскорбляете тем самым основоположника вашего учения?
– А что делать? – невозмутимо ответил Цуй Буцюй. – И даосам нужно пропитание. Что сталось бы с обителью Пурпурной Зари, если бы не мое красноречие? Разве достигла бы она такого процветания?
– Кем вам приходится Цинь Мяоюй? – ни с того ни с сего сменил тему беседы Фэн Сяо.
– Кто это? – удивился настоятель.
– Хотанского посла убили, караван ограбили, а его любимая наложница Цинь Мяоюй бесследно пропала, – начал издалека Фэн Сяо. – До замужества Цинь-ши жила в Люгуне и чаще всего возжигала благовония в храме Нефритового Будды и обители Пурпурной Зари. Вы же внезапно явились в последнюю два месяца тому назад и за столь короткое время возродили ее. С такими умениями вы безо всяких затруднений нашли бы себе приют в любом другом даосском храме, так отчего же вы избрали именно эту обитель?
Фэн Сяо говорил с напором, все сильнее наклоняясь вперед, и вдруг одним движением припал прямо к допрашиваемому, шумно втягивая ноздрями воздух. Цуй Буцюй чуть нахмурился и хотел было отпрянуть, но второй господин удержал его на месте, крепко ухватив за плечо.
– Прохладный аромат цветков сливы, – прошептал Фэн Сяо. Кончик его носа вплотную приблизился к шее собеседника. – Тот же запах, что и в кибитке Юйчи Цзиньу. Что связывает вас с его наложницей? Или, быть может, это вы убили посла, переодевшись женщиной?
Цуй Буцюй аж расхохотался от гнева:
– Взгляните на меня: даже переоденься я женщиной, никто же не поверит! Вот если вас, ваше превосходительство, нарядить в женское платье, вы, пожалуй, и впрямь красотой сразите всех наповал! А что до сливовых нот – так сегодня в обители были толпы прихожан, я и не вспомню, со сколькими из них побеседовал. Ничего удивительного, если чей-то запах и впрямь пристал ко мне.
Фэн Сяо не сводил с собеседника глаз, но тот всячески опровергал любые подозрения и прикидывался ни в чем не повинным даосом. Покамест не удавалось отыскать ни одной весомой улики против него. Однако держался этот Цуй Буцюй слишком уж спокойно, что само по себе чрезвычайно настораживало. Чем он занимался до появления в обители Пурпурной Зари, откуда вообще взялся, что связывает его со Стеклянным Дворцом горы Фанчжан? Картина в голове у второго господина никак не складывалась: прошлое загадочного даоса по-прежнему окутывал туман.
– Вижу, настоятель Цуй, начистоту вы говорить не желаете? – протянул Фэн Сяо и резко оттолкнул Цуй Буцюя. Застигнутый врасплох, тот повалился на спину. Второй господин поднялся на ноги и презрительно отряхнул платье, словно опасаясь, что одно лишь прикосновение к даосу испачкало его одеяния.
– Догадываетесь, для чего я привел вас сюда? – спросил он.
005
На первый взгляд, в комнате не было ничего подозрительного. Разве что оконная бумага казалась слегка толще обычного да поперечные балки кровли располагались чуть ниже. Внутри царил полумрак, средь бела дня горели свечи, отчего делалось как-то не по себе. Странным казалось и то, что все убранство было как новое – даже под шкафами ни пылинки.
Наскоро оглядевшись, Цуй Буцюй предположил:
– Здесь никто не жил?
Фэн Сяо едва заметно улыбнулся.
– Жили. Это была боковая комнатка для прислуги, но я велел сделать небольшую перестановку и устроить здесь временную пыточную чертога Явленных Мечей.
Услышав неприкрытую угрозу, Цуй Буцюй возмутился:
– Ваше превосходительство, неужели вы хотите сказать, что намерены меня пытать?
Фэн Сяо слегка наклонил голову и посмотрел Цуй Буцюю в глаза:
– Как ни посмотри, а не очень-то вы похожи на невинного простолюдина. И как же мне вас не подозревать?
– А что прикажете делать? Кричать и молить о пощаде? Бесполезно. – в голосе Цуй Буцюя слышались нотки безысходности. – Даже если Цинь-ши и связывало что-то с обителью Пурпурной Зари, откуда мне знать? То было в прошлом, я же в глаза не видел эту женщину! Ваше превосходительство, вы ведь наверняка обыскали в обители каждый уголок – неужели вас что-то насторожило?
– В городе есть куда более известная и многолюдная обитель Белых Облаков, – вместо ответа произнес Фэн Сяо. – Почему вы не пошли туда?
– Как известно, лучше быть головой петуха, чем хвостом феникса, – возразил Цуй Буцюй. – Обитель Пурпурной Зари пребывала в плачевном состоянии, и я знал, что если смогу ее возродить, то впредь монахи будут во всем мне подчиняться. А ведь куда приятнее ни от кого не зависеть, чем ютиться под чужой крышей. Разве сия истина не очевидна?
Фэн Сяо покачал головой.
– Неубедительно. Два месяца тому назад палаты Драгоценного Перезвона объявили, что в этом году торги состоятся в Люгуне. И как раз в это самое время, ни раньше, ни позже, вы появляетесь здесь. Удивительное совпадение! Как тут не закрасться подозрениям? Потом убивают хотанского посла, а Цинь-ши вместе с ценной вещицей бесследно исчезает. Кто знает, быть может, пропажа, постранствовав немного по свету, вновь всплывет в Люгуне? Ради чего же вы здесь объявились? Ради Цинь-ши? Или ради похищенного сокровища? Если так, то где оно спрятано? В обители Пурпурной Зари? Или, может, стоит поискать на торгах палат Драгоценного Перезвона?
– Ваше превосходительство, чем больше вы говорите, тем меньше у меня в голове укладывается, – посетовал настоятель.
– Ничего страшного, – тут же откликнулся Фэн Сяо. – Поразмыслите покамест здесь, а как все поймете, поведаете мне.
– Я всегда был слаб здоровьем. Боюсь, пыток мне не вынести, – сообщил Цуй Буцюй.
– Полагаете, на свете нет ничего страшнее телесной боли? – многозначительно заметил Фэн Сяо и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.
Пэй Цзинчжэ, стоявший все это время в дверях, посмотрел на Цуй Буцюя и последовал за начальником.
В скором времени вышли и все остальные. Свечи потушили, двери заперли, снаружи опустили ставни, вдобавок, не иначе как по приказу второго господина, завесили окна несколькими слоями черной ткани, чтобы уж точно ни один лучик света не просочился внутрь.
Как только дверь за последним слугой закрылась, лицо настоятеля стало холодным и безучастным: в нем не осталось и следа показной безысходности и нарочитого гнева, а когда на окна опустилась ткань, он и вовсе едва слышно усмехнулся. Цуй Буцюй понимал, чего добивается Фэн Сяо. В чертоге Явленных Мечей знали много способов сломать волю человека, не пролив и капли крови. И сейчас один из них настоятелю предстояло испытать на себе.
Комнату поглотила кромешная тьма – хоть глаз выколи, снаружи не доносилось ни шума шагов, ни жужжания насекомых, ни птичьего щебета.
Чем не покой да благодать? Поэты то и дело воспевают нежную грусть, навеянную тихим сумраком ночи. Вот только по ночам меж соснами шелестит ветер, а в небе светит яркая луна. Полное же отсутствие света и звука для человека невыносимо.
Если органы чувств вынужденно бездействуют, а в непроглядной тьме и оглушающей тишине ничто не привлекает к себе внимания, разум начинают одолевать бессвязные мысли и видения, а затем и вовсе мутится рассудок. Сколько ни кричи – в ответ не дождешься ни словечка, не услышишь ничего, кроме собственного голоса. Не различая день и ночь, еще можно продержаться пару суток; через неделю, самое большее – спустя полмесяца, человек совсем утрачивает чувство времени и под конец уже и сам не знает: жив он или мертв, находится еще на земле или уже блуждает в преисподней.