Несравненный. Том 1. Страница 4

Дворик Осенних Гор располагался в юго-восточной части города Люгун, меж водоемом и возвышенностью, другими словами, в исключительно благоприятном месте. То был настоящий островок спокойствия среди городской суеты. Супруга главы уезда Чжао происходила из местного богатого семейства, а дворик достался ей в качестве приданого. Ежегодно сразу после Праздника весны глава вместе со всеми домочадцами приезжал сюда пожить на первые дни нового года, сейчас же он велел слугам привести местечко в подобающий вид перед приездом гостя из столицы, дабы по прибытии тот смог сразу там разместиться. Кто знает, быть может, если обстановка придется столичному господину по душе, то он смягчится хотя бы к хозяину дворика Осенних Гор и не станет судить того чересчур строго?

Пэй Цзинчжэ здесь и впрямь очень нравилось, особенно сейчас, когда еще не до конца стаял снег, но на деревьях уже набухали почки. Дворик отличался необыкновенным изяществом, какого не встретишь даже в столице, а потому молодой человек приходил в превосходное расположение духа каждый раз, стоило ему переступить порог. Второй господин Фэн же, напротив, пребывал не в лучшем настроении, и Пэй Цзинчжэ знал это наверняка.

Под крышей на углу дома, тихо позвякивая, покачивался бронзовый колокольчик, а чуть дальше, прислонившись к колонне, сидел тот самый господин, что первым вскочил в седло и покинул место гибели посла. Вид у него был рассеянный, даже ленивый, однако пальцы тем временем будто сами по себе ловко скручивали листок почтовой бумаги и заталкивали его в бамбуковую трубку.

Увидев, что второй господин Фэн занят, Пэй Цзинчжэ невольно замедлил шаг, стараясь ступать бесшумно, однако незаметно проскользнуть не вышло – ресницы второго господина чуть дрогнули.

– Отправь кого-нибудь в Черчен навести справки – пусть выяснят, что за люди были с этим хотанским послом, – распорядился Фэн Сяо (именно так его звали), отдавая бамбуковую трубку Пэй Цзинчжэ.

Черчен располагался между Хотаном и Люгуном. Считалось, что этот город принадлежит Великой Суй, однако до сих пор столице не было до него никакого дела, ведь императора куда больше занимало противостояние с тюрками и борьба с Южной Чэнь. Все, кто направлялся с Центральной равнины в земли Западного края, неминуемо проходили через Черчен, и со временем он стал чем-то вроде ничейной земли, где останавливались путники и купцы со всего света. Чертог Явленных Мечей давно уже учредил там местное отделение, дабы собирать и передавать сведения.

Приняв бамбуковую трубку, Пэй Цзинчжэ не удержался от вопроса:

– Господин, у вас уже есть какие-то соображения касаемо дела?

Вместо ответа Фэн Сяо небрежно поднял какую-то казенную бумагу и бросил ее в сторону подчиненного.

Пэй Цзинчжэ поспешил поймать свиток, развернул его и обнаружил, что держит в руках изложенное на золотой фольге послание с подписью хотанского князя – то самое, которое посол должен был передать суйскому императору Ян Цзяню.

В послании недвусмысленно указывалось, кем был погибший посол: звали его Юйчи Цзиньу, князю он приходился племянником, а далее Хотан выражал Небесной династии свое глубочайшее уважение и восхищение и выказывал надежду на союз между двумя государствами, дабы совместно дать отпор Тюркскому каганату. Другими словами, хотанский князь желал помощи Великой Суй и стремился снискать ее расположения, но вместе с тем опасался, как бы та не поглотила Хотан, и потому держался настороже.

Изначально сие золотое послание предназначалось лишь для глаз суйского императора, но с гибелью хотанского посла сделалось одной из улик в расследовании и очутилось в руках второго господина Фэна и его подчиненного. Что странно, убили и самого Юйчи Цзиньу, и всю его свиту, но при этом как будто совсем ничего не похитили, и даже княжеское послание осталось внутри кибитки в целости и сохранности.

Дочитав, Пэй Цзинчжэ аккуратно свернул улику обратно:

– Господин, хотанский подданный погиб на землях императора. Во-первых, сие очерняет доброе имя Великой Суй и подрывает ее величие, а во-вторых, может рассорить два государства, что, кажется, весьма выгодно тюркам.

Приподняв брови, Фэн Сяо ответил:

– Предположим, они действительно тайно вторглись на земли Великой Суй, чтобы убить посла, но зачем тогда пользоваться тюркскими дао? Не лучше ли взять мечи, распространенные на Центральной равнине? Так они бы не оставили ни малейшей зацепки, а мертвые, как известно, не болтают.

Пэй Цзинчжэ задумчиво почесал подбородок:

– Тюрки всегда отличались грубостью и заносчивостью, подобная наглость с их стороны не удивительна. К тому же сейчас Тюркский каганат точит зуб на Центральную равнину, вот-вот разгорится война. Быть может, они просто уверены в своей безнаказанности? Считают, что даже если мы и поймем, кто виноват, то все равно ничего им не сделаем?

– Ты не заметил, не пропало ли что-нибудь ценное из обоза? – поинтересовался вдруг Фэн Сяо.

Юноша задумался: самым ценным было княжеское послание, но оно никуда не делось. Что же еще могло пропасть? Хотанский посол ехал ко двору иноземного государя, вез с собой дары, но и те все как будто на месте…

Пэй Цзинчжэ осенило.

– Опись даров! – выпалил он. – В княжеском послании нет описи даров!

Фэн Сяо одобрительно хмыкнул, как будто убедившись, что подчиненный не совсем безнадежен. Юноша давно уже привык к тяжелому нраву второго господина, потому неожиданная похвала ему весьма польстила. Приободрившись, он с еще большим пылом поспешил продолжить:

– Уж не потому ли убийца забрал опись даров? Наверняка украл что-то и не желал, чтобы мы о том прознали! Тогда нам остается только направить запрос хотанскому князю, и все тут же станет ясно, не правда ли?

– Противник многое может предпринять за то время, пока гонец путешествует туда и обратно, – произнес Фэн Сяо. – Принеси-ка сюда ларец восьми драгоценностей.

Пэй Цзинчжэ повиновался. Вскоре он вернулся и один за другим вытащил все три ящичка.

– Кое-чего не хватает, – сказал Фэн Сяо.

Пэй Цзинчжэ растерялся и снова посмотрел на содержимое ларца. На первый взгляд, все было на месте. Тем не менее юноша понимал: если скажет, что думает, его наверняка побранят, а потому заранее покаялся:

– Сей ничтожный глуп и непонятлив, прошу, господин, просветите меня.

Фэн Сяо не стал дразнить его любопытство и просто ответил:

– Нет ни румян, ни белил.

Пэй Цзинчжэ служил самому второму господину чертога Явленных Мечей, а потому дураком не был. Поразмыслив, он тут же сообразил, что к чему:

– В ларце остались украшения из фольги, – начал он, – а значит, и прочие принадлежности должны быть, румяна с белилами в том числе. Однако запахи внутри кибитки и на телах служанок не совпадают, а значит, в обозе ехала еще одна женщина, скорее всего, любимая наложница Юйчи Цзиньу. Неужели убийца ее похитил? Тоже вряд ли – в ларце полный порядок, никто не ворошил его содержимое, а значит, румяна с белилами забрали спокойно, никуда не торопясь…

Он вздрогнул, пораженный внезапной догадкой:

– Неужто убийца и есть пропавшая женщина?!

Фэн Сяо одернул рукав:

– Вряд ли убийца она сама, но наверняка как-то с ним связана. Несмотря на то, что злоумышленник воспользовался тюркским дао, сам он едва ли тюрок. Ступай и займись расследованием. Отчитаешься не позднее третьего дня.

– Слушаюсь, – склонил голову Пэй Цзинчжэ.

Три дня – совсем не много, но и не мало. Если с утра до вечера только и делать, что спать да маяться от безделья, то они покажутся вечностью, но, если есть чем заняться, – пролетят в мгновение ока.

Пэй Цзинчжэ хорошо знал нрав Фэн Сяо: если тот дал срок в три дня, значит, это ровно три дня и ни одним большим часом дольше, а потому, получив приказ, сразу же взялся за дело. Дабы как можно скорее разузнать обстановку, он отправил почтового голубя в отделение в Черчене, но вместе с тем послал туда и гонца, велев тому поспешить. Птица по дороге пропала без вести, вероятно, угодив в песчаную бурю, так что предусмотрительность Пэй Цзинчжэ оказалась не напрасной. К вечеру третьего дня с ответом вернулся гонец.