Там, где обитает чудовище… (СИ). Страница 19

— Мне так жаль, Расель. Мне очень жаль.

Она быстро-быстро закивала и зябко прижалась плотнее, купаясь в тепле его тела. Они долго молчали, смотря на игру необычайно спокойного ветерка со свечой. Безмолвие нарушила горькая усмешка Генеса:

— Не случилось у нас с тобой долго и счастливо, как я тебя обещал, моя родная.

Женская ладонь легла на мужскую щеку:

— Все хорошо, мой славный лорд, все хорошо…

— Если бы так, родная, — тяжкий вздох. — Ты должна понимать: мы обязаны закончить это, освободить город и невинных людей от страданий. Я бы хотел для нас отсрочки, с тобою пожить, но…

Принцесса покосилась на острый клинок с бурыми пятнышками крови.

— А разве мы живы, Аид? Нет. Это не жизнь. Я всё понимаю, — отозвалась она почти свободно. — Тебя понимаю… и принимаю твое обязательство. Только могу я просить тебя, мой не состоявшийся жених, о последнем желании?

Мрачный, внутренне напрочь разбитый Аид удивленно кивает, разве он мог отказать? Только если…

— Если ты не станешь просить невозможного.

— Подари мне эту ночь, Аид-Генес. Всего одну ночь. Ночь, какую у нас отобрали вместе с будущим.

Пораженный до глубины души маг ошеломленно молчал, на его лице мелькали сомнения, но вот челюсти плотно сомкнулись, выдавая решимость, и он потянулся к невесте, жаркие пальцы скользнули по обнаженной коже икр, забрались под ночную рубашку, коснувшись трепещущего живота. Поцелуй из мягкого перерос в страстный. Аид медленно опустился на шкуру, увлекая с собой и постанывающую Расель.

То была прекрасная ночь, самая лучшая для Аида и единственная для принцессы, а ранним утром, когда две луны начали исчезать, уступая туману и голубой дымке сумрака, Аид осторожно взял заговоренный клинок, повернулся к спящей Расель, впитывая спокойный нежный образ. Дрогнула занесенная с клинком рука и резко вонзилась по самую рукоять ровно в девичье и без того слабо бьющееся, опутанное чернокнижной паутиной сердце.

Широко распахнулись фиалковые глаза, находя помертвевшего Аида, и облегченно закатились, тело обмякло под тихий мужской стон. Отбросив клинок, он прижал мертвую любимую к груди, скупые слезы капали по трескающейся на глазах коже, баюкал, что-то бессвязно шепча до тех пор, пока в его руках не остался застарелый пепел праха, и мироздание сотряс животный мужской крик ярости и сокрушимой боли.

Вздрогнул патрулирующий неподалеку Алво-Керр, вскинул голову к башне замка, почуяв дурное, он зычно крикнул стражам, махнул рукой, первым ринувшись в сторону парадного входа; откуда-то ему пришло четкое осознание — не успеет, это конец.

…Стоя на коленях, Аид твердо обхватил двумя руками рукоять клинка, уверенно шепнули его губы, что слышалось последней волей приговоренного:

— Я иду к тебе, моя Расель…

Без всякой жалости вошел клинок в пылающее огнем любви и боли сильное сердце, управляемый твердой рукой. С глухим стуком рухнуло мужское тело, зрачки в глазах расширились и резко сузились, застывая стылым серебренным стеклом навсегда.

Затрясло и затрещало пространство вынуждая стражей и простой люд с воплями спасаться, хватаясь за все до чего тянулись скрюченные в ужасе руки. Взбугрилась земля, разверзаясь, выпуская из своего чрева серую смертоносную воронку, жадно поглощая потусторонний туман и забирая в недра проклятие. С оглушающем треском просели в землю нижние этажи замка, с душераздирающим грохотом падали наземь барельефы и камни…

Все закончилось резко. Столь внезапно, негаданно, чем крепко испугало и без того напуганный до трясущихся жил выживший народ Туманного Грота.

К утру люди не без опаски покидали убежища, осторожно выходя на рассветный солнечный свет, и не было предала их изумлению, недоверию и всепоглощающей радости, и только Алво-Керр сурово стоял над телом бездыханного не просто хозяина, а друга, и мысленно выл от ноющей в груди боли потери.

Эпилог

ПЕРСОНАЛЬНО ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ СЧАСТЛИВЫХ КОНЦОВ

Сознание к Аиду возвращалось медленно, сквозь смеженные веки пробивался солнечный яркий свет, какой совершенно не мог быть в их городке, где солнце царствовало всего один день в году, в день равноденствия, и до этого прекрасного момента еще как минимум несколько месяцев. Сухие губы шептали имя невесты.

Мысли в голове мужчины текли вяло, медлительно, пальцы зарывались в густую, мягкую, приятную на ощупь траву, а он сам лежал пусть и на чем-то твердом, но не причиняющем никакого дискомфорта. Тепло. Хорошо. И вдруг резкое осознание: в Заводи как таковой травы нет, а если и есть, она жесткая и ломкая от наледи. Земля промозглая, каменистая, колкая. Генес напрягся. Где он? Что происходит? Неожиданно пред очами с трепещущими ресницами короткими вспышками промелькнули последние события его жизни и последние минуты стука неспокойного тяжелого сердца.

Он уничтожил проклятие . Он убил ее… Убил их двоих… Сделал то, что был должен и за что возненавидел себя. Но тогда почему он все еще жив и дышит? Неужели некто посмел вмешаться в его волю и изменить ход ритуала, тем самым навлекая на Туманную и него самого кару пострашнее смерти? Генеса бросило в хладный пот. Нет! С губ сорвалось отчаянное:

— Расель!

Маг резко сел, с перекошенным от ужаса и ярости лицом распахивая глаза, пальцы впились в податливую землю, спина оперлась на гладкий ствол дерева, под которым он до этого и лежал; зрачки ошеломленно расширились.

— Что это?.. — изумленное бормотание и нескрываемое восхищение.

Его глазам открылась чудная картина: сочная зеленая трава, яркое чистое небо, мягкое ласковое солнышко и яблоневый цветущий сад. Обоняние Аида враз активировалось, наполняя легкие одуряющим ароматом, так пахла сказка, так пахла свобода… Ветерок трепал прекрасные цветы и его растрепанные волосы.

Оттолкнувшись ладонями от земли, он поднялся, оглядываясь и потирая ноющую от душераздирающей тоски грудь. Наткнувшись на шероховатость, опустил голову, отрешенно взглянул на розовый рубец от раны, нанесенной заговоренным клинком. Зарывшись пятерней в распущенные пряди, мужчина обернулся, обошел молодую березу, изумленно замирая. Буквально в трехстах метрах развернулся прекрасный небольшой город. Никаких крепостных стен, только аккуратные небольшие домики с яркими разноцветными крышами. Чуть дальше виднелась площадь с лавками, до слуха донесся счастливый детский смех, вынуждая Аида бледно улыбнуться.

О, о детях маг не мог и мечтать и, кроме как от горячо любимой Расель, их не хотел ни от кого. Но где же люди? Откуда слышится веселье и голоса? Отчего их не видно? И что это за такое прекрасное место? Нахмурившись, Аид сделал первый неуверенный шаг к чудесному, мистичному городу, второй, замер. Кара его не настигла, напротив, в душе поселился маленький лучик надежды на чудо, оно ведет его и ненавязчиво обещает: впереди его ждет великое благо.

Шаг Генеса уже уверенный, но неторопливый, он приближается к городку, и звуки становятся еще более слышимыми, вот маг моргает и потрясенно застывает. Там, где еще секунду назад не было никого, вдруг непонятно откуда появились… люди. Много необычных людей. Довольные радостные лица, счастливые улыбки, корзинки со снедью в руках или шкуры. Люди здороваются, улыбаются, ведут неспешные разговоры. Аид и забыл, когда в последний раз видел столько улыбок, настоящих, искренних; молодые, здоровые, сильные, в удобных, добротных, несколько чуждых глазу одеждах. На белоснежную рубашку Генеса капнула слеза, но маг то и не заметил. Еще один осторожный шаг, его пока не видят, но вот оборачивается одна девушка, мужчина, из-за юбок выглядывают любопытные мордашки детей, ему радостно улыбаются и машут. И вдруг, чрез расступающийся необыкновенный народ проскальзывает… она.

Нежные губы складываются в радостную улыбку. Махнув рукой, девушка придерживает легкую, будто само солнышко, юбку, ладонь в защитном жесте ложится на объемный, аккуратный животик, и красавица бежит к опешившему магу. Тяжело сглотнув тугой комок в горле, Аид ступает вперед, распахивает руки, крепко сжимая влетевшую в его объятия девушку.