Перекресток воронов. Страница 19
– Есть только один способ.
– Я знала, – кивнула она. – Я знала, что только моя смерть… Но не хотела попасть им в лапы, дать себя замучить и повесить… Хотела сама покончить с собой. Яд купила, вот посмотри. Но боялась им воспользоваться… Может, сейчас, при тебе, буду смелее…
– Это так не работает.
– Ах. Значит, меч. Тот, что у тебя за спиной.
Он молчал, подтверждать не было смысла. Она тоже молчала.
– Зарубишь, – сказала она наконец, – быстро, одним ударом? Чтобы я не почувствовала…
– Это так не работает.
– Ах, – она нервно сглотнула. – Что ж… Если так надо… Если это спасет детей…
– Спасет двоих. Старших. Для младшего ребенка уже поздно.
Она громко вздохнула. Он увидел слезу на ее щеке.
Достал меч. Она вздрогнула.
– Разденься. Достаточно будет спустить рубашку с плеч.
– Встать?
– Нет.
Он упер ногу в полозья кресла, остановил раскачивание. Крепко схватил женщину за руку, сжал пальцы. Приставил острие меча к середине груди. На высоте пятого ребра.
– Я бы хотела…
Он не дал ей закончить.
Сильно толкнул меч вперед, почувствовал, как острие чисто пробивает кость грудины. Красильщица крикнула, дернулась, но было уже поздно. Сжимая пальцы на ее руке, он наклонился и с силой нажал; лезвие с хрустом прошло навылет, ажурная плетеная спинка кресла тоже не оказала сопротивления. Он надавил на меч еще сильнее, изо всех сил, пока весь клинок не вышел из спины, до самой своей пятки. Женщина уже не кричала, лишь открывала и закрывала рот. В котором уже появилась кровь.
Но это был еще не конец ритуала.
Геральт сгорбился, сильно дернул клинок вверх, разрывая грудину и хрящи верхних ребер. Из уст женщины брызнула кровь, он знал, что клинок рассек предсердие и аорту.
Он нажал на рукоять и сильно дернул лезвие вниз, разрезая последние, нижние хрящи ребер. Артерии. Вены. И желудочки сердца.
Красильщица вздохнула. Ее глаза все еще были открыты.
Но и это был еще не конец ритуала.
Он развернул клинок. Рванул горизонтально, круша ребра. Сперва вправо, потом влево. От камер сердца и артерий сейчас уже оставалось лишь крошево.
И на сей раз это был конец.
Понемногу и осторожно он вытянул клинок, тот вышел легко. Женщина осталась в кресле. Неподвижно.
Если бы не кровь, казалась бы спящей.
На рынке, запыхавшись, к нему подбежал тот же юноша в берете с фазаньим пером.
– Порча, – сказал Геральт, пока тот переводил дух, – должна уже перестать действовать. Радикально. Это наверняка уже заметно…
– Все хорошо! – прервал его юноша. – Оно уходит, отступает! У господина бургомистра и его жены уже лишь ступни черные, а с детишек эта смола слезла совсем…
– Рад слышать. Видимо, пришло время выполнить условия договора, верно? Что с моим гонораром?
Юноша смолк, закашлялся и покраснел. Все было абсолютно ясно. Геральт вздохнул.
– Вы понимаете, господин ведьмак, – дрожащим голосом подтвердил его догадку юноша. – Вы вроде как куда-то ушли, исчезли, а жрец все время на месте был, экзорцизмы и молитвы отправлял… Ну и советники постановили, что договор недействителен. Что это заслуга не ваша, а жреца, что проклятье ушло… Одним словом…
– Одним словом вы не заплатите мне ничего.
– Ну… – замялся юноша. – Как-то так, понимаете, постановили… Решение принято. Но чтобы совсем ничего, так нет, никак нет. Постановили господа советники, что можем вам заплатить… пять марок. Ну вроде как за сам вызов…
Геральт уже хотел было сказать, что эти пять марок господа советники могут себе в жопу засунуть. Но раздумал. Пяти марок хватило бы на обед в корчме на перекрестке. А он был голоден.
Он припомнил глаза женщины в тот момент, когда его клинок рассекал ей аорту. Внезапно есть ему расхотелось.
Но есть надо, подумал он, вскакивая на седло Плотвы и направляясь к выездному шлагбауму.
Глава десятая
Еще и то о ведьмаках sciendum, что мерзавцы эти имели чертом данную способность разбираться прекрасно в зельях и иных субстанциях. И вот, выкрав у мудрецов знания о неких декоктах, сами на той основе смешивая яды и эссенции смертельные, создали они алкагесты и зелья страшной силы, способные не только помутить рассудок, но и полностью человеческую природу изменить. Имея же таковые алкагесты под рукой готовые, стали ведьмаки детей похищать, а особливо ж таких малышей, которых сразу после рождения глупые да легкомысленные родители в храм не носили, через что злые чары доступ к оным имели. Установлено же, что сим украденным детям насильно ведьмаки вливали свой мерзкий декокт, отчего в детишках тех, немногих, что ужасы такого обращения пережили, все человеческое гинуло, а преступное и дурное беленой расцветало. Таким вот способом, сами in naturalibus размножаться неспособные, стали ведьмаки плодиться способом диавольским.
О произошедшем в городке Стеклянная Гора, некогда и впрямь месте выплавки стекла из добываемых там кварцевых песков, Геральт хотел бы забыть как можно быстрее. Не удалось. Весть разнеслась широко, неожиданно быстро и неожиданно далеко. Правда, за снятие порчи в основном славили местного жреца, однако же, о чудо, кто-то распустил и слух, в котором героем представал некий молодой ведьмак. Придорожные дубы и столбы внезапно украсили доски с надписями. Весьма разнообразные с точки зрения орфографии надписи на досках отчаянно взывали о помощи. Помощь ведьмака, гласили надписи, требуется срочно – нужно снять проклятие, сглаз или порчу.
Все еще полный юношеского задора, Геральт сперва не пренебрег ни одним из призывов, с энтузиазмом спешил на каждый из них. Однако энтузиазм его понемногу иссякал, когда пришлось, к примеру, объяснять семье, что дедуля, которому стукнуло – всем пасть на колени! – девяносто, страдает старческим увяданием и связанной с ним деменцией, и что это вовсе не сглаз, который, по мнению семьи, навела злокозненная соседка. В следующем поселении ему пришлось осмотреть гениталии старосты и разъяснить, что это не проклятие, а запущенный триппер, и что здесь нужен не ведьмак, а медик. В трех следующих поселениях объяснял мужчинам, пораженным временной или постоянной половой слабостью, что он, ведьмак, такое исправить не сумеет. Обычно, когда он отказывал в помощи, его упрекали в желании выманить побольше денег и ругали последними словами. Несколько раз его пытались подловить на банальное жульничество – люди разного пола и возраста симулировали одержимость, а в наведении порчи обвиняли кого-то из соседей, родственника или супруга, в надежде, что ведьмак обвиненного немедленно убьет. Когда же ведьмак отказывал, его обвиняли в мошенничестве или сговоре, ругали и прогоняли.
Ближе к концу сентября, проехав тридцать с чем-то миль, Геральт начал достаточно избирательно относиться к размещаемым на столбах вызовам. Реагировал лишь на те, в орфографии которых не было ошибок, а таких было очень, очень мало. С настоящим же – и поддающимся снятию – сглазом он, однако, так ни разу и не повстречался.
Не взялся также убить медведя, для чего хотели его нанять встреченные лесные бортники. Медведь разбивал им борти и выжирал мед. Геральт заслонился наспех выдуманным ведьмачьим кодексом, но на самом деле вовсе не горел желанием связываться с мишкой, ибо тот был здоровый что гора и, как оказалось, уже имел на счету несколько охотников.
Где-то через неделю после равноденствия его взгляд привлекла дощечка из светлой березовой древесины, прибитая к кривому столбу на перекрестке. Надпись на доске была выжжена, а такое встречалось редко, обычно буквы наносились углем. И была эта надпись поразительно загадочной.
ТРЕБУЕТСЯ ВЕДЬМАК ПРОКЛЯТИЕ
Выжженная стрелка указывала направление. В бор, в лесную просеку. Приблизительно на юг.