Фортуна Флетчера (ЛП). Страница 14

После этого он показал мне, куда сложить мои вещи (для этого был еще один ряд колышков, с которых свисали парусиновые мешки, по одному на каждого). Затем он замолчал, и все уставились на меня.

Я понятия не имел, как найти с ними общий язык. Голова у меня была тяжелой, и я очень устал. Не помню, что я сказал, но приняли меня неважно, и я был на верном пути к тому, чтобы отношения с новыми товарищами не сложились.

Большинство из них встали и разошлись, оставив меня и Сэмми за столом. Мне больше некуда было идти, а он сидел и наблюдал за мной. Наконец я подумал, что мог бы и надеть одежду, которую мне выдали. После «Булфрога» и «приемного судна» моя собственная одежда была окончательно испорчена. Я неловко стащил с себя остатки рубашки и принялся возиться с новой.

— Это что такое? — спросил Сэмми Боун. Он смотрел на меня по какой-то причине, которую я не мог понять. Мой разум был настолько затуманен, что я совершенно забыл о боцмане Диксоне и его стартере. Поэтому, когда Сэмми подошел, чтобы взглянуть на мою спину и плечи, я не мог понять, что он делает.

Он много ругался и ворчал, и вдруг стал гораздо дружелюбнее. Он даже одолжил мне парусиновый мешок для моих вещей.

— Вот тебе мешок, приятель, — сказал он. — Как сможешь, вернешь. И не волнуйся, на этом корабле почти не бьют, а порют только тех, кто этого заслуживает.

Полагаю, он говорил это из добрых побуждений, но упоминание о порке ничуть меня не успокоило. Я больше не хотел иметь ничего общего с пристрастием флота к телесным наказаниям. К несчастью, избежать этого мне не удалось.

8

Это гнусное деяние воспламенило патриотизм нашего народа!

(Из экстренного выпуска «Полмутского вестника», среда, 13 февраля 1793 года.)

Боцман от всей души проклинал все на свете, пока повозка тряслась по булыжной мостовой. Каждая кочка отзывалась мучительной болью в гноящихся ранах на его ягодицах. Он служил в Индиях и видел, что бывает с людьми, укушенными змеями, но даже они так не страдали. Клянусь Богом, не страдали!

Повозка, качнувшись, свернула за угол Мельничного переулка на площадь Святого Луки. Они прогрохотали мимо ратуши и церкви и направились к зданию городского управления. На ступенях перед ним стояла огромная толпа. Внезапно острый укол страха прогнал боль. Боцман прекрасно знал, что толпа может сделать с вербовщиком, пойманным в одиночку.

— Стой! — крикнул он и, выхватив вожжи у возницы, остановил лошадь.

У здания городского управления головы повернулись, и в их сторону указали пальцы. Поднялся гул голосов.

— Отдай вожжи! — сказал возница. — У меня приказ от мистера Пенденниса.

— К черту ваши приказы, — сказал боцман. — Эти мерзавцы пустят мои кишки на подвязки!

— Нет, не пустят, — ответил возница, — сегодня не пустят. Они вас и пальцем не тронут… Посмотрите на них.

Боцман посмотрел и отпустил вожжи.

— Видите? — сказал возница и щелкнул кнутом. Повозка снова тронулась, и боцман застонал от боли.

И в самом деле, толпа расступилась, чтобы пропустить их, и никто не поднял на боцмана руки. Не было ни насмешек, ни угроз кулаками, никто ничего не бросал. Если бы он не знал, что это невозможно, боцман поклялся бы, что они настроены дружелюбно.

— Боже, храни короля! — выкрикнул кто-то.

— Так точно! — взревели в ответ.

— Боже, храни наш флот! — крикнул другой, и раздался яростный одобрительный гул.

У боцмана голова пошла кругом от изумления. Ему помогли спуститься и хлопали по спине, пока он пробирался сквозь толпу!

Внутри здания городского управления чиновники стояли в ожидании. Они перешептывались и смотрели на него со странным выражением на лицах. Затем наступила тишина, когда к нему с важным и напыщенным видом приблизился мистер Натан Пенденнис.

— Сэр, — сказал Пенденнис, — сколь бы неблагоприятной ни была наша первая встреча, я выражаю вам дружбу и сочувствие города Полмута в этот роковой час, — и он протянул руку.

Боцман нервно ее пожал.

— Есть, сэр, — сказал он. Он понятия не имел, что, черт возьми, происходит, но с таким ответом далеко не ошибешься.

Пенденнис увидел недоуменное лицо боцмана и нахмурился.

— Неужели, сэр, вы не знаете?.. — спросил он и впился взглядом в возницу, стоявшего за спиной боцмана. — Ему не сказали? — спросил он, и возница дернулся, внезапно устыдившись.

— Нет, сэр, ваша честь, сэр. Я думал, он знает.

— Хм-м… — протянул Пенденнис. Он взял боцмана под руку и повел его в боковую комнату. У двери стояли трое: двое гражданских и армейский офицер. Он представил их боцману. — Полковник Моррис из гарнизона, мистер Ричардс, хирург, и мистер Грэнби из «Монитора». Мы, разумеется, уже послали известие военно-морскому начальству в Портсмут.

— Есть, сэр, — сказал боцман, смутившись в столь высоком обществе.

— Сэр, вы должны собраться с духом, — сказал Пенденнис. — За все годы моей службы мировым судьей я не видел ничего подобного. О таком слышишь в Лондоне, но не здесь, в Полмуте.

Открыв дверь, он прошел вперед, и боцман сглотнул, увидев, что там было. На столе, вытянувшись во весь рост, с руками по швам, лежал лейтенант Джон Спенсер. Одежда его была мокрой, один ботинок отсутствовал. Он выглядел умиротворенным, если не считать того, что его горло было перерезано от уха до уха одним длинным ударом острого лезвия, рассекшим плоть до кости и почти отделившим голову от тела. Боцман пошатнулся, и ему подали стул.

— Сэр, я должен попросить вас произвести официальное опознание, — сказал Пенденнис.

— Есть, сэр, — ответил боцман. — Это он: лейтенант Спенсер.

— Проклятые французы! — сказал полковник Моррис, шагнув вперед, и боцман моргнул, глядя на него.

— Полковник придерживается мнения, — объяснил Пенденнис, — что это дело рук французских агентов, тайно высаженных на берег для совершения диверсий.

— Есть, сэр, — повторил боцман.

— А что же еще это может быть? — сказал Моррис. Он принадлежал к школе «легкой пехоты», находился под глубоким впечатлением от американских войн и того, чего можно достичь благодаря инициативе. Он и хирург тщательно осмотрели жертву. — Смотрите сами! — сказал он, указывая на труп. — Это не раны, полученные в честном бою! Ему нанесли трусливый удар сзади, чтобы оглушить, а затем перерезали горло, когда он лежал беспомощный на спине. Кто, кроме проклятых французов, мог так поступить?

— Тело нашли сегодня утром, в гавани, — сказал Пенденнис. — Надо полагать, они надеялись его скрыть.

— Им не уйти! — воскликнул Грэнби из «Монитора». — Это гнусное деяние воспламенило патриотизм нашего народа!

— Есть, сэр, — сказал боцман. Он посмотрел на своего мертвого офицера и вздохнул, мысленно прощаясь с обещанной ему гинеей.

9

Я попал на «Фиандру» 17 февраля, когда она готовилась к походу. Большая часть команды уже была на борту, но корабль все еще ждал своего капитана, и лишь 27-го числа он наконец покинул Портсмут, так что у меня было десять дней, чтобы привыкнуть к кораблю и своим товарищам по артели в спокойных условиях стоянки на якоре в гавани.

На время я смирился со своей участью, и лейтенант Уильямс так гонял нас всех, готовя корабль к выходу в море, что у меня почти не оставалось времени на размышления о недавних приключениях. Так я освоил некоторые из своих обязанностей в составе расчета орудия номер восемь и узнал поближе своих товарищей. Нас было шестеро: Сэмми Боун, Томас Слейд, Джем Тёрнер, Норрис Полперро, я и Джонни Бэсфорд, который прибыл на борт на следующий день после меня. Из шестерых Норрис и я были завербованы силой, а остальные — добровольцы. Все, кроме меня и Джонни, были опытными моряками.

Он был странным созданием, с круглыми, глуповатыми глазами и лицом, похожим на резиновую маску. Раньше он был батраком, пока не сбежал в море от своего хозяина, некоего фермера Бэсфорда, которого он до смерти боялся. Как говорят в деревне, «у него в крыше дыр хватало». На мой взгляд, немало. Он не знал ни своего возраста, ни где родился, ни своего настоящего имени.




Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: