Дом с водяными колесами. Страница 5

Она была заботливой и дружелюбной женщиной. В прошлом ей не повезло с браком, но она даже на миг не показывала боль от переживаний. В ней не было и грамма неловкости. Начиная с помощи в купании и уходе за волосами и заканчивая заботой о здоровье – все дела по хозяйству в особняке, которые касались ее, она выполняла надлежащим образом, однако…

Ее нельзя было назвать бесстрастным «роботом», который мог на постоянной основе держать дистанцию с хозяином особняка, как это делал Курамото. Заветным желанием Киити было, чтобы она поменьше говорила и вела себя спокойнее.

– Пойдемте на завтрак? Ой, только никаких трубок. Оставьте ее здесь. Ну, теперь выдвигаемся.

Она покатила коляску, и они вышли из комнаты.

– Госпожа и Масаки-сама тоже уже встали и будут на завтраке.

– А Юриэ?

– Да, даже она. В последнее время она выглядит намного лучше. Это хорошо. И все же, господин, я думаю, что госпоже следует чаще бывать снаружи.

– Что? – Его лицо затвердело под маской, и он неосознанно обернулся к Фумиэ.

Вздрогнув, она открыла рот.

– П-простите…

– Неважно, – сказал он угрюмо и повернулся обратно.

Башенная комната (9:40)

После завтрака Юриэ Фудзинума вернулась в свою комнату в одинокой башне.

Она была непохожей на других красавицей, словно сошедшей с холста. Она обладала ясными черными глазами и нежными губами бледно-розового цвета, гладкой белой кожей и очаровательными черными волосами… В целом она была маленького роста, но в ней все чудесно сочеталось.

Юриэ было девятнадцать лет и должно было исполниться двадцать следующей весной. Возраст, когда в обществе уже перестают называть девочкой. Однако ее изящной фигуре по-прежнему было далеко до женственной зрелости, а выражение ее лица, будто стремящееся к чему-то далекому, было наполнено миловидностью, перед которой никто не мог устоять.

Красавица.

Это слово подходило как никому другому.

Одетая в лимонного цвета блузку Юриэ прислонилась к белой оконной раме и задумчиво бегала глазами по пейзажу за окном.

И вблизи, и вдали, куда ни посмотри, везде тянулись горы. Утопающая в зелени река текла и виляла среди них. По небу начали медленно расстилаться темно-серые тучи, поглотившие ряды вершин.

Скоро осень полностью вступит в свои владения и зелень на деревьях начнет потихоньку менять свой цвет. А затем придет зима. Зима, которая перекрасит все в долине, все, что видно с вершины этой башни, в ослепительно-белый цвет. Сколько раз ей довелось стать свидетелем подобной смены сезонов? Видеть ее из этого самого окна этой самой комнаты.

Этой комнаты… Комнаты на вершине башни, что на северо-западном углу особняка.

Комната была широкой круглой формы. Столовая внизу включала в себя два этажа, так что, по сути, эта комната находилась на высоте третьего этажа.

Стены были приглушенного жемчужно-серого цвета. На полу лежал светлый ковер с длинным ворсом. Потолок был сделан из досок глубокого коричневого цвета, а в центре висела большая люстра… Хоть за окном и был день, в комнате царил полумрак. Для такой просторной комнаты окна были слишком узкими.

Юриэ сидела на застеленной кровати, которая стояла в центре комнаты поодаль от окна. Южная часть комнаты была разделена стеной, в которой находилось две двери: к лестнице и в туалет с ванной. Слева от них находились коричневые железные двери лифта для хозяина этого дома, проводившего всю жизнь в инвалидной коляске.

Роскошная мебель была расставлена свободно. Шкаф для одежды и туалетный столик, полочка с безделушками, комплект мягкой мебели, пианино. На оставшейся поверхности стен было повешено несколько картин. Все они были фантастической живописью за авторством Иссэя Фудзинумы.

Десять лет она жила здесь. Все эти десять лет она проживала в этой башенной комнате, в этом особняке, в этой долине.

Десять лет назад… Юриэ было девять лет, и она училась в третьем классе. За два года до этого, в октябре 1973 года, ее отец Коитиро Сибагаки скончался на больничной койке. Он рано умер, когда ему был всего 31 год. Мама ушла на тот свет вскоре после рождения своего первого ребенка – Юриэ, так что, не имея близких родственников, она осталась одна-одинешенька.

У нее сохранились весьма смутные воспоминания о времени, когда умер отец.

Больничная палата с холодными белыми стенами. Пропитанная запахом лекарств кровать. Ужасно кашляющий отец. Окрасившая простыни кровь. Взрослые в белых одеждах взволнованно вывели ее из комнаты. А затем…

Следующим, что она помнила, были ее собственные всхлипы в теплые и сладко пахнущие руки. Она знала лицо человека, которому они принадлежали. Часто навещавший их дом до того, как папа попал в больницу, «дядя Фудзинума».

Вскоре после этого Юриэ переехала к забравшему ее Киити Фудзинуме. Ей сказали, что он попросил об этом, осознав приближение собственной смерти.

Киити Фудзинума… Единственный сын художника Иссэя Фудзинумы, у которого когда-то учился Коитиро Сибагаки.

Практически сразу после того как он забрал ее, Киити по своей вине попал в автомобильную аварию, которая оставила шрамы на его лице, руках и ногах. Киити покинул Кобэ, где он родился, и построил этот своеобразный особняк в ущелье. А Юриэ он вновь взял с собой и привез сюда.

С тех пор Юриэ десять лет росла практически запертая здесь.

Пейзаж, видимый из этого особняка, из этой комнаты, из этого окна… Без преувеличения можно сказать, что он стал почти всем известным ей миром. Она не ходила в школу, и у нее не было друзей, она даже не видела телевизора и журналов, а только жила эти десять лет, не зная, как дети того же возраста проводят свои дни под тем же самым небом.

В какой-то момент губы девушки начали исполнять прекрасную мелодию едва слышным голосом. Встав с кровати, она резво пошла к пианино.

Опустила маленькие пальчики на клавиши. И, как бы дурачась, начала подбирать ноты под напеваемую мелодию.

«Девушка с волосами цвета льна» Клода Дебюсси. Этой композиции ее обучил друг Киити, живущий в особняке уже полгода, – Синго Масаки.

Короткая композиция. Закончив играть слабо помнящими произведение пальцами, Юриэ пошла к балкону, оборудованному в западной части комнаты.

Воздух снаружи был неприятно сырым. Тепловатый южный ветер будто фонтаном ударил вверх и разметал длинные волосы. Звук воды, текущей по каналу ниже, и звук водяных колес, которые этот поток вращал, прозвучал отчего-то резче обычного.

Губы Юриэ задрожали. И совершенно отличным от того, которым она напевала Дебюсси, голосом она сказала:

– Страшно.

Быть может, ее скованное десятью годами невинности сердце впервые живо ощутило страх.

Сад перед домом (10:10)

Три огромных водяных колеса диаметром по пять метров продолжали вращаться.

Тудум-тудум-тудум…

Низкий тяжелый звук. Черные лопасти, взрезающие поток воды.

Три превосходных водяных колеса, построенные вплотную к западной части здания.

Их сила заставляла вспомнить о напряжении паровоза.

Скрывающий истинное лицо под белой резиновой маской Киити Фудзинума выехал в вымощенный камнем сад перед особняком и смотрел прямо на лицо этого своеобразного здания. Рядом с ним стоял мужчина в коричневых брюках и темно-серой рубашке, чинно скрестив руки на груди.

– Я вот о чем постоянно думаю, Фудзинума-сан, – сказал он, медленно опуская руки. – Эти водяные колеса словно… – Мужчина сделал паузу и посмотрел на реакцию уже какое-то время безмолвно сидевшего Киити.

– Словно что, а? – просочился через маску хриплый голос.

– Словно движутся наперекор течению времени, чтобы оставить твой особняк в этой долине.

– Хм. – Господин в коляске поднял лицо на собеседника. – Ты, как всегда, поэтичен.

Он издал горький вздох от невольно сорвавшихся с губ слов.

(Кто же превратил жизнь поэта в то, чем она стала?)

Его звали Синго Масаки, он был старым другом Киити. Масаки тоже родился в Кобэ и был младше Киити на три года; ему было 37 лет. Они познакомились в студенческие годы, когда были членами одного кружка, посвященного искусству.