Дом с водяными колесами. Страница 4
Например, что же она думала о живущей в этом странном особняке «супружеской паре» с такой разницей в возрасте?
– Извините, господин? – Она обратилась ко мне, что было крайне несвойственно для нее.
– М?
– Прошу прощения, это по поводу подвала.
– И что там?
– Я уже давно хотела вам сказать, но никак не решалась. Меня там что-то тревожит.
Вполне резонно. Естественно, ей было бы тревожно, если бы она узнала подробности инцидента, случившегося год назад в этом особняке.
Я поднял руку и оборвал Томоко на полуслове.
– Та печь была заменена на новую. Все остальное тоже прибрали.
– А, да, я понимаю, но… Иногда оттуда доносится странный запах.
– Запах?
– Да. Какой-то мерзкий запах.
– Тебе просто кажется.
– Хорошо… Но все-таки…
– Достаточно, – сказал я слегка суровым голосом. Все потому, что я заметил сорвавшийся с губ Юриэ, стоявшей позади меня, наполненный страхом вздох.
– Посоветуйся с Курамото.
– Слушаюсь. Прошу прощения.
Проводив взглядом чуть ли не убегающую Томоко, я обернулся к Юриэ и сказал:
– Не обращай внимания.
– Хорошо, – ответила она слабым голосом и снова начала толкать коляску.
Коридор заворачивал направо и тянулся вдоль наружной стены до угла северо-восточной оконечности здания. Мы называли эту часть северным коридором.
Стоило пройти кухню и комнаты для прислуги, как северный коридор расширялся в два раза направо в сторону внутреннего двора. По прямой до двери пол был покрыт серым ковром. Пол в расширенной части был выложен деревянным мозаичным паркетом, а на стенах с равными интервалами находились окна во внутренний двор.
Напротив на левой стене висели рамы различного размера. В них находилось множество картин маслом. Это были фантастические пейзажи, запечатленные на холсте «чувственным глазом» гениального художника Иссэя Фудзинумы.
Опять сегодня должны были прийти эти трое. С явным намерением посмотреть на эти картины и, если повезет, приобрести их.
В этом особняке гостей принимали только раз в году. 28 сентября. В день годовщины смерти Иссэя Фудзинумы, и только в этот день.
Кстати, о годовщинах смерти. Сегодня также день, когда последние минуты встретила та домработница, Фумиэ Нэгиси. Ну а завтра, 29-го, будет день, когда этот свет покинул бывший когда-то учеником Иссэя Фудзинумы Синго Масаки…
– Стоит ли мне попросить Курамото поставить цветы в столовой? – немного внезапно заговорил я.
– Цветы? – Юриэ слегка удивилась и задумчиво наклонила голову. – Зачем?
– Чтобы почтить мертвых, – ответил я тихим голосом. – Особенно его смерть, Синго Масаки. Что думаешь?
– Прошу, не говори об этом. – Юриэ впилась чистыми, как стекло, и наполненными налетом печали глазами в мою белую маску. – О таких печальных вещах…
– Печальных?..
Искривив губы в самоуничижительной усмешке, я неизбежно вернулся мыслями к событиям годичной давности.
Спальня Киити Фудзинумы
(8:30)
Он проснулся как обычно.
Из окна, выходящего на восток, во внутренний двор, через янтарные шторы в комнату проникали яркие лучи утреннего солнца. Если хорошенько прислушаться, то в тишине можно было услышать слабое щебетание диких птиц, живущих в горах. К слабо уловимому звуку журчания воды примешивался…
Тудум-тудум…
…Грохот водяных колес, вращающихся в западной части здания. Мирное утро.
Прошлым вечером в новостях сообщили о приближении тайфуна под каким-то там номером. Из-за его влияния сегодня во второй половине дня в регионе Тюгоку должны были начаться дожди…
Он медленно приподнялся на широкой кровати.
Половина девятого.
Часы на стене показывали то же время, в которое он обычно просыпался.
Он облокотился на изголовье кровати и потянул правую руку к прикроватному столику. Он взял свою старую трубку из шиповника и набил ее листьями. Вскоре вместе с дымом кремового цвета комнату заполнил мягкий аромат.
Три дня назад он простудился и у него поднялась температура, однако сейчас, похоже, все наладилось. К нему вновь вернулся вкус табака.
Продолжая выпускать дым, он медленно закрыл глаза.
28 сентября. Вот этот день снова настал и в этом году. Как обычно, в этот особняк после полудня пожалуют четверо мужчин. Эти четверо – Гэндзо не переносим, Сигэхико Мори, Нориюки Митамура и Цунэхито Фурукава.
Само собой, их ежегодный визит не мог быть приятным событием для него, живущего в особняке посреди гор и сторонящегося чужих глаз. Можно было и вовсе сказать, что их визит был ему в тягость. Отчасти он и впрямь испытывал такие эмоции, однако…
С другой стороны, фактом было и то, что он отрицательно относился и к этим своим чувствам тоже. Если бы он захотел, он мог бы без лишних споров отменить их приезд. Он думал, что отсутствие такого решения за эти годы свидетельствовало о чем-то похожем на своеобразные угрызения совести.
«Во всяком случае…»
Закрыв глаза, он сделал короткий вздох.
«Эта шайка сегодня снова придет. А раз это уже решено, то ничего и не поделаешь».
Он не собирался подробно анализировать свое извращенное душевное состояние.
Он находил их визит обременительным, но все же хотел его. Вот и все.
Без пятнадцати девять.
Телефон на прикроватном столике зазвонил. О начале сегодняшнего дня объявил очень слабый, звучащий словно из-под одеяла, тусклый голос.
– Доброе утро, господин. – Голос принадлежал как обычно невозмутимому дворецкому Сёдзи Курамото. – Как ваше самочувствие?
– Кажется, лучше.
– Вскоре завтрак будет готов. Где бы вы хотели отведать его?
– В столовой.
Он положил трубку на подставку и принялся самостоятельно одеваться. Снял пижаму, надел рубашку и штаны, а сверху накинул халат. Закончив с основным, на обе руки надел перчатки из белой ткани. Последним же шло лицо.
Маска.
Вероятно, всю его, Киити Фудзинумы, жизнь, все его существование последние двенадцать лет символизирует именно она.
Маска.
У него, как бы сказать, нет лица. Для того чтобы скрыть ему самому ненавистное его настоящее лицо, он носит эту маску постоянно. Белая маска, изображающая лицо, которое должно быть у хозяина этого особняка. Ощущение резины, словно приклеенной к коже. Холодная посмертная маска, нацепленная на живое лицо…
Без пяти девять.
В дверь между спальней и гостиной постучали.
Когда он ответил «входи», дверь открыли дубликатом ключа и в нее вошла невысокая приземистая женщина. На ней был чистый белый фартук.
– Доброе утро. – Это была живущая в особняке домработница Фумиэ Нэгиси. – Я принесла лекарство. Как ваше самочувствие? А, вы уже переоделись? Вам завязать галстук? Ой, вы опять курили. Это вредно для здоровья. Хотелось бы, чтобы вы хоть раз прислушались к моему совету.
Фумиэ было 45 лет. Она была старше его на 4 года, но в ней совершенно не ощущалось той же усталости. На ее весьма круглом лице были широко распахнуты большие глаза, а ее пронзительный голос звучал необычайно резво.
Он ушел от ответа безэмоциональным выражением на белой маске и начал вставать с кровати.
– Я сам справлюсь, – буркнул он хриплым голосом и своими силами перенес исхудавшее слабое тело на инвалидную коляску.
– Вот лекарство.
– Уже не надо.
– Нет, нет. Так нельзя. Для верности пропейте еще один день. К тому же сегодня придут гости. Поэтому надо быть осторожнее обычного.
Делать было нечего, так что он взял протянутую таблетку и запил водой из тут же предложенного стакана.
Фумиэ удовлетворенно кивнула и начала толкать коляску, держа за ручки сзади.
– Ванну пока принимать нельзя. Сегодня еще понаблюдаем за вашим состоянием, а потом пожалуйста.
На этих словах он приуныл. Хотелось бы, чтобы она могла немного спокойнее к этому относиться, но опыт бывшей медсестры способствовал тому, что она становилась очень придирчивой, когда дело доходило до проблем со здоровьем.